Катрин Панколь - За глянцевым фасадом
Джеки сияет от счастья. Она победила! Получила первую премию! Она, в глубине души всегда считавшая себя недостаточно одаренной, недостаточно умной, недостаточно образованной. Теперь ей принадлежит весь мир. Она станет писательницей. Или журналисткой. Будет много путешествовать, познакомится с выдающимися людьми, узнает от них все то, что ей хотелось бы знать. Она напишет много книг и статей, у нее появятся читатели, ее голос будет услышан, к ней придет признание. А главное, она станет свободной. Сможет сама зарабатывать на жизнь, не зависеть ни от отца, ни от матери, ни от отчима. Полугодовая стажировка в Париже: новая встреча со страной, где ей так понравилось жить, где она обрела семью, друзей. Ее вызывают в редакцию «Вог» в Нью-Йорке, представляют сотрудникам, фотографируют, поздравляют.
Но она откажется от премии. В ту самую минуту, когда ее мечта сбылась, притом ценой огромных усилий, она пойдет на попятную.
Дженет хоть и обрадовалась успеху дочери, однако сразу же учуяла опасность. Под нажимом дядюшки Хьюги, которому представляется «неприличным», что его падчерица будет жить самостоятельно, она незамедлительно принимает меры. Совершенно очевидно, что она окончательно утратит контроль над Джеки, если та опять уедет во Францию. У нее отнимут ее ненаглядную малышку. А точнее, ее ненаглядная малышка может преуспеть в самостоятельной жизни, и тогда она, Дженет Очинклос, лишится всех рычагов влияния на дочь. Если Жаклин Бувье примет предложение «Вог», то пойдет своим путем, который, возможно, не будет усыпан розами, но навсегда уведет ее из мира матери. Такой путь вполне мог бы выбрать кто-нибудь из семейства Бувье… Недаром Блэк-Джек в восторге от планов дочери. Ему это на руку: перебравшись в Париж, а затем в Нью-Йорк, Джеки отдалится от супругов Очинклос, но станет ближе в нему.
Но Дженет делает все, чтобы Джеки отказалась от своей мечты. Сначала она заявляет, что девушке из хорошей семьи неудобно получать стипендию, предназначенную для бедных студенток, справедливее было бы уступить ее одной из тех, кто в ней действительно нуждается. И потом, что за идея — работать журналисткой в «Вот»! Неужели бывшая студентка Вассарского колледжа может заниматься таким несолидным делом? Жить одной в Париже — в ее-то возрасте! Ладно, пока она училась в Сорбонне, на это еще можно было закрыть глаза, но сейчас-то ситуация совсем другая. И Джеки подчиняется. Она не уважает мать, считает ее жизнь пустой и бессмысленной, и все же выполняет ее приказ. Воля матери и страх перед мнением окружающих оказались сильнее ее собственной воли.
Ей страшно. Не потому, что ей предлагают уехать в чужую страну и заниматься новым для нее делом. Напротив, она радуется, когда ей бросают вызов, дают возможность показать, на что она способна. Ей так хотелось бы поразить весь мир, принять боевое крещение и по-настоящему гордиться собой. Нет, это другой страх, глубоко скрытый, почти неосознанный: она боится повторить судьбу Джека Бувье, живя в противоречии с общепринятыми нормами, и прийти к трагическому итогу. Она оказалась перед тяжелым выбором: пойти по отцовскому пути — Франция, не обеспечивающая стабильности работа, свобода, разрыв с семьей, пренебрежение условностями, — или по пути матери — уверенность в завтрашнем дне, конформизм, строгое соблюдение социальных норм. Она колеблется, мучается и в конце концов, не желая стать такой, как отец, повинуется матери. Отвергает предложение «Вот».
Ей двадцать два года, она совершеннолетняя. Имеет полное право поступать как ей вздумается, — но подчиняется воле матери. Это поворотный момент в жизни Джеки. Отказавшись от предложения «Вот», она упустит свой шанс. Шанс прожить жизнь как самодостаточная личность, а не просто чья-то дочь или жена.
Джеки страшится быть не такой, как все. И в решающую минуту не выдерживает душевной борьбы — она, всегда стремившаяся не походить на других. Но на этот раз за непохожесть пришлось бы расплачиваться. Ведь сейчас речь идет не о том, чтобы привлекать к себе внимание эффектным бальным платьем, искусством держаться на расстоянии или остроумными, колкими замечаниями. Речь идет не о том, какой казаться, а о том, кем быть. Разница между «быть» и «казаться» станет проблемой всей ее жизни. Не надо забывать, какой была Америка в пятидесятые годы: там безраздельно правили конформизм и пуританизм. Девушке не полагалось работать, полагалось выйти замуж за достойного молодого человека и родить ему детей, а если нападет хандра, можно было проводить время за чаем у подруг, играть в теннис или посещать приемы. Чтобы жизнь состоялась, надо было выйти замуж. Джеки с полным основанием предполагала, что в высшем обществе Вашингтона на нее станут показывать пальцем. Дамы, собравшись за чаепитием, будут без конца перемывать ей косточки. «Слышали новость о дочери Джейн Очинклос? — начнут перешептываться вашингтонские сплетницы. — Представьте, она уезжает, решила работать! Жур-на-лист-кой! В Европе! Подумать только: такая милая, воспитанная девочка! Кто бы мог ожидать этого от дочери Дженет!»
Ее имя будут склонять с утра до вечера, она станет ходячей сенсацией. Этого Джеки не вынесет. Не потому, что слишком тщеславна, и не потому, что боится потерпеть крах в своей будущей карьере. Просто она вдруг снова стала маленькой девочкой, на которую в школе показывали пальцем, когда ее родители разводились, и об этом писали все газеты… Она не чувствует в себе достаточно сил, чтобы еще раз столкнуться со всеобщим осуждением. Давний детский страх ожил и вновь парализует ее. И она отрекается. Отрекается от того, что ей было всего дороже в самой себе, чтобы соблюсти правила, по которым живет ее мать, живут те, кто в этом мире всегда одерживает победу.
Джеки будет жалеть об этом всю жизнь. Она знает, что в тот роковой день, не проявив должного мужества, навсегда потеряла себя. И будет горько раскаиваться, вспоминая об упущенной возможности, презирать себя за малодушие. Впоследствии этот гнев на самое себя будет проявляться в приступах беспричинной ярости, в депрессиях, в минутах апатии, когда собственная жизнь станет ей безразлична — потому что эту жизнь ей навязали. Появится ощущение, что она обманута, одурачена чуждой ей реальностью, которой она вынуждена была покориться, которая грубо попирает ее желания, насущные потребности, надежды. Невосполнимая пустота в душе породит обиду — на себя и на других.
В последующие годы будет казаться, что Джеки живет словно по инерции. Можно подумать, всё, что с ней происходит, на самом деле ее не касается. Она была словно во сне. Те, кто видел ее тогда, вспоминали, что порой она вела себя как автомат, взгляд ее казался пустым и остановившимся. Они удивлялись. Но ведь это была искусственная жизнь, созданная не для нее, а для какой-то другой Джеки. Временами она оживает, вновь становится остроумной, полной энергии и обаяния. По привычке. И еще потому, что это позволяет хоть ненадолго отвлечься. Кто-то ищет забвения на дне стакана, а ей помогают вспышки веселости. Но вот она остается одна — и тоска накатывает вновь. Ей так скверно, что она становится агрессивной, злой, мелочной, привередливой. Эти перепады настроения будут преследовать Джеки всю жизнь. И доставят немало неприятностей ее окружению.
Однажды Джона Кеннеди попросили сравнить его характер с характером его жены. В ответ он прочертил две линии: прямую, которая символизировала его характер, и синусоиду, символизирующую характер Джеки.
Джеки так до конца и не оправится от этого поражения. Случая, который позволил бы ей снова стать хозяйкой своей судьбы, придется ждать долго. Но этого второго шанса она не упустит.
IV
В благодарность за жертву, которую принесла Жаклин, Дженет с великодушием победителя, разгромившего противника в пух и прах, делает ей два подарка. Сначала — путешествие в Европу вместе с младшей сестрой Ли летом 1951 года, а по возвращении — место репортера в консервативной, замшелой газете «Таймс Геральд». Джеки должна ежедневно брать по одному интервью и снабжать его фотографией. Эту работу устроил ей дядя Хьюги. Один его приятель знаком с главным редактором газеты Фрэнком Уолдропом. Говорят, он позвонил Уолдропу и спросил: «Вы по-прежнему берете на работу девушек? У меня есть для вас замечательная кандидатура. Девушка с огромными глазами, умница, мечтает стать журналисткой».
Джеки соглашается.
А еще она соглашается на помолвку. С первым встречным. Его зовут Джон Хастед, он высокий, красивый, с безупречными манерами, он очень любезен с дамами, и он банкир. Вдобавок он живет в Нью-Йорке, что радует ее отца. Это странная помолвка: атмосфера унылая, жених и невеста стоят словно по стойке смирно. Во время приема Джеки будет лишь кивать и улыбаться, держась на расстоянии от будущего супруга. Она сделала то, чего от нее ждали, — нашла себе удачную партию. Так пусть теперь ее оставят в покое!
