Николай Губернаторов - Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники
Ставка Верховного Главнокомандования основные резервы отряжала прежде всего 1-му Украинскому и 1-му Белорусскому фронтам, ведущим бои в Польше и готовящимся к ударам на краковском, катовицком, лодзинском и познанском направлениях — направлениях, угрожающих собственно Германии. Согласование замысла командующего фронтом со Ставкой ВК post factum ни к чему не привело: в дополнительных резервах было отказано, а своих не хватало. Так что после форсирования нами Тисы операция наша перешла в фазу авантюрную: «авось и выйдет», «смелость города берет» и т. п. На завершающем этапе — в период боев в окружении, обратного прорыва — наша группа, оказывается, вообще была уже «списана со счетов»…
Знать бы мне это тогда, в 44-м, порешил бы я того эсэсовского генерала, положил бы своих братьев-славян в братскую могилу и стал бы Героем…
Г. Т. Лобас
Солдатский дневник
Литературная запись Валерия Мясникова
Григорий Тимофеевич Лобас (1921–1997) — кубанский казак, фронтовой разведчик, воевал с первого дня до конца Великой Отечественной войны. На фронте вел дневник, хотя это было категорически запрещено. Часть дневников сохранилась и с комментариями автора публикуется в этой книге благодаря журналисту В. Ф. Мясникову.
После войны Г. Т. Лобас работал шофером в местном рыболовецком колхозе, имел большую дружную семью (две дочери, два зятя, трое внуков), умер в 1997 году.
Воскрешение правды
Две толстые тетради с остатками черного дерматинового переплета и пожелтевшими, рассыпающимися по углам листами… когда они впервые попали в мои руки, я долго привыкал к мысли, что на этих полуистлевших страницах химическим карандашом писал солдат в 1943–1945 годах.
Аккуратно переворачиваю листы, а с их краев, словно мишура, сыплются кусочки бумаги с фиолетовыми буквами и даже целыми словами, из которых сложились два труднопостижимых года между жизнью и смертью. Да, это — дневник рядового той войны. Казалось бы, какие причины для особых волнений? Солдатские письма военного времени можно увидеть под витринным стеклом многих краеведческих и школьных музеев. А уж боевых эпизодов, подробностей фронтового быта достает и в художественной, и в мемуарной литературе. Сейчас мы, люди послевоенных поколений, считаем, что о той войне знаем почти все…
И тем не менее и сегодня ни в каком музее не увидишь столь обнажающего фронтовую действительность документа. Потому что и сегодня еще никто из авторов мемуаров (а среди них, как правило, нет рядовых) не решился сказать то, что записано рукой разведчика Григория Лобаса шестьдесят лет назад. Уж слишком в необычном, точнее сказать, непривычном для нас свете предстает Великая Отечественная война с его слов. Принять такую войну сразу трудно. Трудно не только тем, кто, пройдя через нее, зная ее и такой, тем не менее в печати и на трибуне никогда не выходил за рамки «массового героизма», «беззаветной преданности» и «стойкости».
Трудно принять войну Григория Лобаса и нам, родившимся после нее и знавшим о ней только то, что освящало ее, только то, что порождало трепетное отношение к отцам-командирам всех рангов, к преимуществам и достоинствам Страны Советов.
Солдатский дневник разрушает многие святые для нас понятия. Воспроизведенная в нем война поражает цинизмом, обнаженностью страстей и нескрываемой болью. Я думаю, что солдатская правда поможет нашему современнику в трех значительных обретениях.
Первое. Нельзя идти к правде через фарисейство. Оно не может быть оправдано никакими высокими целями. Наш современник знает об одном из самых трагических периодов истории своей страны во многом из учебников и воспоминаний маршалов, генералов, командиров различных степеней, если не всегда конъюнктурно написанных, то практически всегда конъюнктурно отредактированных. И сегодня уже нельзя лишать права знать о войне из уст простого солдата. Правда, не приспособленная к официальным установкам и оценкам авторитетов, возвращает современнику утерянное доверие.
Второе. Мне кажется совершенно несостоятельным распространенное мнение, будто невозможно прийти к пониманию высоких целей и моральных ценностей через материал, воспроизведенный на уровне обыденного сознания. Вспомним об исторической онтологии — учении об основах бытия. Убежден, что страшные и безобразные натуралистические картины в восприятии рядового солдата, не имевшего понятия об онтологии, тем не менее стоящего к истине зачастую ближе, чем иные всеобъясняющие философы, помогут современнику сделать свой непредвзятый нравственный выбор. И выбор этот будет не в пользу войны, не в пользу насилия, не в пользу бездушия и бездуховности.
И, наконец, третье. В дневнике немало таких мест, которые истинному патриоту и просто совестливому человеку невозможно прочесть вслух. Но сколь бы однозначными ни показались суждения и поступки автора дневника, проницательный читатель увидит главное: нравственная позиция простого русского солдата, его отношение к Отечеству являют собой тот глубинный, неодолимый патриотизм, о котором русский писатель и мыслитель Василий Розанов сказал так: «До какого предела мы должны любить Россию?.. До истязания самой души своей. Мы должны любить ее до «наоборот нашему мнению», «убеждению», голове. Сердце, сердце — вот она любовь к родине — чревная».
Как же воскрес солдатский дневник из полувекового забвения?
Однажды, в 80-х годах, на пороге дома моих родителей в Севастополе появился пожилой человек. Он сказал, что знает их сына по двум книгам очерков и поэтому решил передать для него записки своего брата. Это был Павел Тимофеевич Лобас, который с 1945 года хранил тетради брата Григория у себя. Когда один раз в год — 9 мая — у него за столом собирались однополчане-фронтовики, они всегда просили Павла Тимофеевича почитать эти записки. Слушали, смеялись, горевали и вспоминали тот, другой лик войны, о котором сами они тоже никому и никогда не рассказывали. «Вот если бы все это опубликовать…» — неизменно говорили фронтовики, но никто из них даже мысли не допускал, что такое возможно.
Так дневники Григория Лобаса оказались у меня, корреспондента газеты Черноморского флота «Флаг Родины», где я проработал до 1985 года.
Ознакомившись с дневником, я поехал к его автору — Григорию Тимофеевичу Лобасу в приазовскую станицу Гривенскую. Честно говоря, очень опасался, что старый солдат испугается своих фронтовых откровений и не решится вместе со мной еще раз прочесть свои записи, но теперь уже — и между строк. К счастью, мои опасения оказались излишними. У бывшего разведчика сохранилась цепкая память, открытый взгляд, военная прямота. Очень часто, не стесняя себя в выражениях и сравнениях, он говорил так решительно и твердо, словно казацкой шашкой отсекал ложь от правды. Жизнь он прожил такую, в которой ему, кроме доброго имени, нечего терять. До войны рыбачил с отцом на Азове, после войны и до 19 апреля 1981 года, когда исполнилось шестьдесят, шоферил в местном рыбколхозе. В 1947 году у Григория Тимофеевича и Марии Ивановны здесь же, в Гривенской, родилась дочь Нина. Спустя шестнадцать лет в их семье появилась двухмесячная Наташа, которую они подобрали ночью на одной из станичных улиц и назвали своей дочерью. Потом дочки выросли, вышли замуж, родили внуков.
