Альфред Тирпиц - Воспоминания
Не буду касаться вопроса о том, не было ли у нас возможности оказывать воздействие на систему обороны врага или даже выводить ее из строя (на время или частично) посредством неожиданных изменений в ходе подводной войны и посылки в море крейсеров.
Когда же мы принесли в жертву Вильсону наше единственное оружие – подводную войну, которое еще в октябре 1918 года сильно теснило англичан, и когда вследствие этого каждый судивший хоть сколько-нибудь правильно о наших врагах и о смысле всей войны ожидал самых безжалостных и позорных условий перемирия, адмирал Шеер решился использовать единственный остававшийся у нас шанс, применив подлодки во взаимодействии с флотом. Незадолго перед тем благодаря давлению обстоятельств и при помощи фельдмаршала Гинденбурга ему удалось, наконец, добиться от кайзера и начальника кабинета сосредоточения всего руководства флотом в его руках. Значительное количество подлодок, направленное впереди флота в определенный район моря, могло до известной степени компенсировать численное превосходство врага, а в случае поражения нашего флота они смогли бы прикрывать его отступление, что было особенно важно. Чтобы задержать общий отход наших армий во Фландрии посредством наступательной операции, наши быстроходные военные корабли должны были предпринять рейд в восточную часть Ламанша; линейный же флот в соединении с подлодками должен был прикрывать эту операцию, заняв позицию у голландского побережья. При этом следовало, конечно, предвидеть возможность сражения. Если бы дело действительно дошло до сражения, то при таком расположении сил мы могли принять его с надеждой на успех, а если к тому же нам улыбнулось бы военное счастье, то это особенно тщательно подготовленное предприятие могло бы еще раз произвести переворот в судьбе нашего народа. Но так как революционный яд, если не распространяемый, то во всяком случае и не уничтоженный слабыми руководителями старого государства, за четыре года войны постепенно проник через этапы на фронт, то естественно, что он нашел дорогу и во флот, хотя внешне он сначала ничем не проявлял себя. Затем на флот обрушилась революция, демократия выбила из рук Германии последнее средство защиты и стала хвалиться своим подвигом.
Как ложен был путь, по которому вели храбрый народ, если его можно было до такой степени сбить с толку! Верные той дисциплине, которую старое государство воспитывало в своих подданных ради общего блага, немцы повиновались ей и на пагубу себе, выдав врагу свои великолепные корабли. Пусть же мир рассудит по справедливости и подумает о том, что те самые люди, которые подчинились приказу революционного правительства выдать корабли, в прежнее время совершали геройские подвиги всюду, где им представлялась для этого возможность.
Исчезновение германского флота лишило жизненной силы также и остальные малые флоты всего мира. Его значение и самостоятельность заключались в том, что союз с ним представлял ценность для всех, желавших бороться против английской монополии, но мы никогда не усвоили вполне этот закон мировой политики. Сохранение равновесия на море теперь всецело зависит от американского флота. Однако я не верю в серьезность противоречий между двумя англо-саксонскими державами. Их капитализм совместно порабощает все прочие народы. После крушения германского флота эти народы не имеют более никакой опоры и не могут сохранить свою свободу.
Глава девятнадцатая
Подводная война
1
Чем более Англия после событий первых недель войны старалась держать подальше от нас свои морские силы, чтобы не дать нам случая добиться быстрого решения с помощью оружия и ухудшить всеми средствами нашу хозяйственную жизнь, тем сильнее становилась для нашего флота необходимость бить врага тем же оружием. Самым действенным средством, которое мы могли пустить в ход против английской торговли, были подводные лодки.
При применении их против неприятельского судоходства с самого начала было ясно, что существовавшие дотоле постановления морского права, унаследованные в основном от парусной эпохи, не вполне соответствовали современным условиям. Всего более применимы оказались прежние правила блокады. В американской гражданской войне суда, прорывавшие блокаду, попросту пускались северянами ко дну, правда, с помощью пушек, ибо торпед тогда еще не существовало. Подобно тому, как англичане говорили о своем провозглашении военной зоны, что оно являлось in effect a blockade adapted to the condition of modern warfare and commerce{216}, мы также могли, без сомнения, присвоить себе формальное право на подводную блокаду. Однако следовало ожидать, что нейтралы отнесутся к действиям Англии и Германии по-разному. Благодаря морскому могуществу Англии, традициям и дипломатической ловкости ее правителей, нейтралы почти безоговорочно соглашались со всем, что она делала на море; если же Германия отвечала соответствующими контрмерами, то со стороны не участвовавших в войне государств следовало ожидать совсем иного сопротивления. В войне с Англией перед нами с самого начала стояло гораздо больше препятствий, чем представляло себе большинство немцев.
Главных трудностей следовало ожидать со стороны Америки, в особенности после того, как эта страна, вопреки сущности нейтралитета, превратилась уже в начале войны в арсенал наших врагов. Поскольку в Северной Атлантике товары перевозятся преимущественно под английским флагом, всякая борьба с английским судоходством должна была причинять убытки американским поставщикам. Уже на примере наших находившихся за границей крейсеров, которые самым добросовестным образом выполняли все требования старого морского права, мы могли видеть, как пристрастно относились к нам Соединенные Штаты.
Исходя из этих соображений и желая позондировать почву и подготовить общественное мнение США, я принял в ноябре 1914 года американского журналиста фон Виганда и спросил его, что скажет Америка, которая терпимо отнеслась к полнейшему попранию Англией действующего морского права, если мы ответим подводной блокадой, на провозглашение которой без сомнения имеем право. Беседа была опубликована с разрешения министерства иностранных дел. Позднее было высказано мнение, что она выдала мысль об объявлении подводной войны и зря обозлила англичан. Между тем вопрос о применении подлодок против английского судоходства обсуждался в прессе еще в первой стадии войны и даже до войны, и если вообще существовала надежда заставить британское правительство как-то ограничить нарушение морского права, то этого можно было достигнуть, лишь приставив дуло револьвера к его виску. Политические последствия могли возникнуть лишь в том случае, если бы револьвер выстрелил.
