Лидия Чуковская - Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966
Может, по дороге в Италию Ахматова думала иначе, но где-то уже там… она почувствовала истинную меру значения всего происходившего, и я думаю сейчас – не этим ли объяснялась ее отчужденность, некоторая скованность человека, оставляющего для себя, на потом, окончательную оценку происходящего и не желающего слишком щедро духовно заплатить за ту меру внимания к себе, которая, в сущности, не заслуживает слишком щедрой благодарности» (Константин Симонов. Собр. соч.: В 10 т. Т. 12 (дополнительный). М.: Худож лит., 1987, с. 437).
191 Из отчета сицилийской газеты «La Sicilia» от 13 декабря 1964 года явствует, что «Церемонию открыл Президент Общества по развитию туризма города Катаньи, адвокат-нота-риус Гаэтано Музумечи – он же один из организаторов премии. Затем взял слово депутат сицилийского парламента Розарио Николетти – помощник мэра, ответственный за туризм. И наконец, генеральный секретарь Европейского сообщества писателей – Джанкарло Вигорелли».
(Не знаю, как сейчас, а в то время туризмом в Италии ведало то же лицо, что спортом и зрелищами.)
192 Говоря о грубой статье Адельки, А. А. имела в виду статью Адели Камбриа, опубликованную 29 декабря 1964 года в еженедельнике «II Mondo» под названием «Арсенал любви». Статья с бульварной развязностью трактовала Ахматову как женщину, которая «шестьдесят лет писала любовные стихи». Невнятно изложив биографию Ахматовой, Адель Камбриа умудрилась перепутать фамилии Гумилева и кубинского поэта Гильена, объявив, что именно Гильен был первым мужем Ахматовой. – Примеч. ред. 1996.
193 О вечернем визите Твардовского и Суркова в гостинице «Эксельсиор» Александр Трифонович рассказывал так:
«Вечером я решил зайти в номер гостиницы, чтобы лично поздравить Ахматову с премией. Она приняла меня так, словно мы были уже давно знакомы. Но я все же с некоторой опаской – женщина немолодая, может быть, сердечница – спрашиваю ее: а не отметить ли нам некоторым образом ее награждение? «Ну конечно же, конечно! " – обрадовалась она. «Тогда, может быть, я закажу по этому поводу бутылку какого-нибудь итальянского?» И вдруг слышу от нее: «Ах, Александр Трифонович, а может быть, водочки?» И с такой располагающей простотой это было сказано и с таким удовольствием! А у меня как раз оставалась в чемодане бутылка заветной, я тут же ринулся к себе, в свой номер» (см.: А. И. Кондратович. Твардовский и Ахматова //«Воспоминания», с. 678, 680).
194 Со слов Ахматовой, ее рассказ о вручении премии Таормина записал М. В. Латманизов. «В старинном зале Урсино XII века, – говорит ему Ахматова, – …председатель вручил мне конверт. Этот конверт я положила на стол, не посмотрев в него. Но председатель улыбнулся, взял этот конверт со стола, открыл его, показал, что в нем чек на миллион лир – это премия, и положил мне в сумочку. Затем мне вручили вот этого рыцаря-марионетку. Мужчинам, получающим премию, вручают такую же куклу, но даму в костюме тех времен… Мне там было предложено вот это издание «Божественной комедии» Данте – вот оно лежит сзади вас – с замечательными рисунками Ботичелли. Это именной том, на нем вытиснено мое имя» («Разговоры…», с. 86).
17 декабря 1964 года корреспондент «Литературной газеты» Г. Брейтбурд сообщал из Рима в Москву следующее:
«В зале старинного замка Урсино, где в 1402 году создавался первый в истории Сицилии парламент, собрались виднейшие итальянские и иностранные писатели, деятели культуры, официальные лица. Анна Ахматова поблагодарила собравшихся за вручение премии и в своем кратком слове выразила чувства симпатии к Италии и ее народу.
С оценкой поэтического творчества Анны Ахматовой выступил известный итальянский критик профессор Джакомо Дебенедетти. Затем слово было предоставлено Александру Твардовскому, который в частности отметил:
– Первое, что можно сказать о поэзии Ахматовой, – это подлинность лирического изъяснения, невыдуманность чувств и незаимствованность мыслей. Поэзия Ахматовой – образец высокого мастерства. Она – на уровне высших достижений культуры русского стиха и, следуя классической, главным образом пушкинской традиции, обладает чертами несомненной самобытности. Ее поэзия немногословна, экономна в средствах и по видимости как бы только традиционна.
На вечере, который транслировался по итальянскому телевидению, был прочитан перевод известного стихотворения Анны Ахматовой «Мужество», напечатанного в «Правде» в дни Отечественной войны.
Итальянские газеты широко комментируют вручение премии Таормина как одно из наиболее значительных событий этого литературного года в Италии».
О пребывании Ахматовой в Италии см. воспоминания И. Эвентова «От Фонтанки до Сицилии» («Об А. А.», с. 378–379), ее письма к А. Найману («Рассказы…», с. 174–182), «Двенадцать встреч», с. 277–278, а также Приложение 4.
194аИз «Поэмы» – только первую часть. – Ахматова согласилась на требования А. Суркова, который 12 февраля 1965 года направил такое письмо на имя директора издательства: «…я категорически считаю, что «Триптих» из книги надо снять … не на пользу Ахматовой пойдет завершение книги, и так довольно сильно окрашенной закатными тонами, поэмой, отбрасывающей и автора, и с ним вместе читателя в предреволюционный Петербург, в мир мистики и фантасмагорий, являющихся странным декадентским рецидивом на фоне стихов второй части книги» (Анна Ахматова. Сочинения в двух томах. М.: Правда, 1990, т. 2, с. 382) – Примеч. ред. 1966.
195 Состав той неорганизованной организации, которую современники называли «бандой», в разное время менялся. В середине шестидесятых годов «бандой» в литературных кругах именовали обычно такую компанию: А. Софронов, Вс. Кочетов, Н. Грибачев, – позднее М. Алексеев, быть может – Вадим Кожевников. Связывали этих людей тесная дружба, антитсемитизм, бездарность и предоставленная им власть над издательствами и журналами. Все они были – кто многоразовым лауреатом Сталинской премии, кто – Героем Социалистического Труда, кто секретарем СП, кто – кандидатом в члены или даже членом ЦК, и все – редакторами или членами редколлегий крупнейших газет и журналов: «Литературной газеты», «Огонька», «Знамени» или «Октября». Своею огромной властью они пользовались прежде всего для издания и переиздания собственных сочинений. «Октябрь», возглавляемый Кочетовым, вел неустанную войну с «Новым миром» Твардовского; в пору борьбы с космополитизмом все они – с особым злорадством – принимали участие в травле русских литераторов еврейского происхождения; когда требовалось, громили, разумеется, Пастернака и всех, кого свыше велено было громить.
Примкнул ли в конце концов к так называемой «банде» С. Наровчатов, человек более интеллигентный, чем они, и поэт, не лишенный дарования, – мне неизвестно.
