Конец российской монархии - Бубнов Александр Дмитриевич

Главнейшими пунктами этого демагогического приказа предписывалось:

1) Во всех частях выбрать представителей от солдат; таковых же представителей избрать в Совет рабочих депутатов;

2) Во всех своих политических выступлениях воинским частям подчиняться только Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам;

3) Принимать к исполнению только такие приказы существовавшей одновременно военной комиссии Государственной думы, которые не находились бы в противоречии с приказами и постановлениями Совета рабочих и солдатских депутатов;

4) Передать оружие в воинских частях в распоряжение и под контроль комитетов и ни в коем случае не выдавать таковое офицерам даже по их требованию;

5) О всех недоразумениях между офицерами и солдатами сим последним доводить до сведения ротных комитетов.

Приведенным приказом воинские части вводились в круги политических страстей, и в них окончательно расшатывался авторитет начальников.

Размноженный в огромном количестве, приказ этот быстро распространился не только во всем тылу, но и на фронте и получил повсюду в солдатских массах значение сакраментального для всех документа. Между тем изданный в столице, не входившей в театр военных действий, и обращенный лишь к солдатам Петроградского округа, приказ этот даже с формальной стороны не должен был иметь никакого касательства к войскам остальных внутренних военных округов, а тем более к действующим армиям.

Таким образом, стремление солдат к «приятию» его, не справляясь с отношением к данному документу Временного правительства и главнокомандования действующей армии, — лучшая иллюстрация того, где была уже в то время реальная сила над этой распропагандированной массой.

УТРО 2 МАРТА В ШТАБЕ СЕВЕРНОГО ФРОНТА

По окончании описанной выше беседы с Родзянко генерал Рузский ушел к себе отдыхать, я же всю ночь оставался без сна, подавленный быстрым течением развертывавшихся событий.

Я очень опасался, что при хорошо мне известном нерешительном и колеблющемся характере императора Николая все решения его могут оказаться запоздалыми и потому не разрешающими надвигавшегося кризиса.

Около 9 часов утра я был вызван генерал-квартирмейстером Ставки к телеграфному аппарату. Генерал Лукомский передал мне просьбу генерала Алексеева немедленно довести до сведения государя содержание разговора Рузского с Родзянко.

«А теперь, — добавил он, — прошу тебя доложить от меня генералу Рузскому, что, по моему глубокому убеждению, выбора нет и отречение государя должно состояться. Это требуют интересы России и династии…»

Опыт войны научил меня в серьезной обстановке избегать больше всего суеты и дорожить отдыхом окружающих, так как неизвестно, насколько придется форсировать их силы в будущем. Зная, что генерал Рузский только недавно прилег и что он вскоре должен будет подняться, чтобы ехать на вокзал к государю, который, вероятно, также еще отдыхает, я ответил, что разговор генерала Рузского с председателем Государственной думы будет доложен своевременно.

Что касается последних слов генерала Лукомского, то из них я не мог не вынести того заключения, что в Ставке наиболее ответственные лица присоединялись к мысли Родзянко о неизбежности отречения императора Николая II от престола. Я счел, однако, необходимым предупредить Ставку о трудности немедленного получения от государя определенного решения по сему поводу.

И действительно, как я предвидел, не обошлось без колебаний. Приехав к 10 часам утра на вокзал и войдя в вагон к государю, рассказывал впоследствии генерал Рузский, главнокомандующий просил императора Николая ознакомиться с содержанием своего ночного разговора с Родзянко путем прочтения соответствующей телеграфной ленты. Государь взял листки с наклеенной на них лентой и внимательно прочел их. Затем он поднялся, подошел к окну вагона, в которое стал пристально всматриваться. Генерал Рузский также привстал со своего кресла. После нескольких очень тягостных секунд молчания государь повернулся к главнокомандующему и стал сравнительно спокойным голосом обсуждать создавшееся положение, указывая на те трудности, кои препятствуют ему пойти навстречу предлагаемому решению.

Но в это время генералу Рузскому подали конверт с дополнительно присланною ему телеграммой от генерала Алексеева на имя главнокомандующих всеми фронтами. Телеграмма эта была отправлена из Ставки в 10 часов 15 минут утра.

В этой телеграмме излагалась общая обстановка, как она была обрисована Родзянко в разговоре с генералом Рузским, и приводи лось мнение председателя Государственной думы о том, что спокойствие в стране, а следовательно, и возможность продолжения войны могут быть достигнуты только при условии отречения императора Николая II от престола в пользу его сына при регентстве великого князя Михаила Александровича.

«Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, — добавил от себя генерал Алексеев. — Необходимо спасти действующую армию от развала, продолжить до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии. Это нужно поставить на первом плане хотя бы ценою дорогих уступок. Если вы разделяете этот взгляд, — обращался далее начальник штаба Верховного главнокомандующего ко всем главнокомандующим фронтами, — то не благоволите ли телеграфировать весьма спешно свою верноподданническую просьбу его величеству, известив меня?»

Данной телеграммой генерал Алексеев привлекал к обсуждению вопроса о необходимости отречения императора Николая II от престола всех главнокомандующих фронтами. Каждому из них предстояло, отбросив все личные ощущения, серьезно взвесить, возможно ли рассчитывать на доведение до благополучного конца внешней войны при условии отрицательного отношения к мысли об отречении и вероятного возникновения в этом случае кровавой междоусобицы внутри государства, а может быть, и на фронте…

Ввиду такого направления вопроса государь по совету Рузского согласился прежде принятия окончательного решения выждать получения соответственных ответов.

В течение утренних часов в штабе Северного фронта разновременно получен был ряд весьма серьезных сообщений. Поступило извещение о том, что собственный его величества конвой, оставшийся в Петрограде, явился, подобно другим частям, в полном составе в Государственную думу и через своих уполномоченных просил разрешить арестовывать тех офицеров, кои отказывались принимать участие в восстании.

Почти всех людей этого конвоя государь и вся царская семья знали поименно, очень баловали их, почему переход этой части на сторону восставших должен был быть особо показательным в смысле оценки настроений; самый же факт перехода являлся, очевидно, весьма тягостным для государя лично.

Также получено было сведение, что оставшийся в Петрограде великий князь Кирилл Владимирович, как значилось в соответствовавшей телеграмме, выразил якобы желание «вступить в переговоры с исполнительным комитетом».

Наконец, получена была на имя государя от генерала Алексеева телеграмма, долженствовавшая иметь решающее значение. В ней текстуально передавалось содержание ответных ходатайств на высочайшее имя главнокомандующих: Кавказским фронтом — великого князя Николая Николаевича, Юго-Западным фронтом — генерала Брусилова и Западным фронтом — генерала Эверта^[168]. В разных выражениях все три упомянутые лица просили императора Николая II принять решение, высказанное председателем Государственной думы, признавая его единственным могущим спасти Россию, династию и армию, необходимую для доведения войны до благополучного конца.

Передавая эти телеграммы, начальник штаба государя и со своей стороны обращался к императору Николаю II с горячей просьбой принять решение об отречении, которое, как выражался генерал Алексеев, «может дать мирный и благополучный исход из создавшегося более чем тяжкого положения».

Несколько позднее получены были телеграммы от главнокомандующего Румынским фронтом генерала Сахарова^[169] и командующего Балтийским флотом вице-адмирала Непенина.