Дмитрий Благово - Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово.
Когда она пригляделась к нему и уверилась, что он хороший монах да еще и строгий подвижник, она обратилась к нему за духовными наставлениями. Он и тут ее ошеломил и сказал ей прямо, о чем другие и намекнуть ей боялись: "Ты не очень превозносись своим богатством: оно греховное, преступно нажитое". Графиня отца своего любила, чтила его память и, узнав о нем подробности, которые от нее таили, решилась посвятить всю свою жизнь добрым делам и, расточая на них свои богатства, замаливать грехи отца и спасти его душу. Из благодарности к Фотию, что он открыл ей тайны об ее отце,9 она вполне предалась его руководству, и Фотий стал распорядителем ее имущества и советником всех ее действий. Когда его перевели в Юрьев монастырь под самым Новгородом, рядом с монастырем графиня купила мызу и стала обновлять забытый и обедневший очень древний монастырь. Думаю, что Фотия перевели в Юрьев монастырь в 1822 или в 1823 году, потому что, когда мы ехали в Петербург в 1821 году, его там еще в ту пору не было, и в продолжение тринадцати или четырнадцати лет, что Фотий был юрьевским архимандритом, он сделал беднейший монастырь одним из самых богатых в России. Что рассказывали недоброжелатели и враги Фотия про его будто бы предосудительные отношения к графине, — пустая выдумка и злая клевета. Он был строгой жизни и к женщинам вообще очень суровый, а графиня пребогомольная и преблагочестивая девица. Говорили, что она была в тайном постриге 10 и что она пошла бы и совсем в монастырь, да не было ей позволено, и потому она оставалась в миру, а носила под своими богатыми туалетами власяницу и жила, как монахиня. Фотий считался некоторыми людьми за фанатика оттого, что строго держался православия и не одобрял многих духовных книг, которые в то время, то есть в 1820-х годах, стали печатать при тогдашнем министре духовных дел князе Голицыне Александре Николаевиче. Голицын почуял, что Фотий ему недоброжелатель, и старался было его придавить, но тот забрал уже силу, и Орлова его оберегала от погибели всем своим сильным влиянием. Может статься, Фотий и взаправду преувеличивал вещи и видел бесовщину, где ее и не было, но только это совсем не из притворства, а потому что ему самому чуялось во многом вражеское наваждение. Его упрекали, что он и графиню слишком запугал дьяволом и так прибрал к рукам, что она, бедная, ступить боялась, не посоветовавшись и не спросись, не зная, не будет ли это в угождение врагу.
Сказывали, что когда Фотий читал какую-нибудь духовную книгу и встречал мысль, с которою не был согласен, то отмечал на полях: ложь, ересь бесовская. Катерина Сергеевна Герард иногда посмеивалась над Фотием и говаривала: "II voit le diable ou n'existe pas", [* "Ему мерещится черт там, где его нет" (франц.). — Ред.] но никогда нимало не заподозрила его искренности и не отвергала его подвижнической строгой жизни, а я знаю, что она глядела глазами митрополита Филарета и руководилась его мыслями.
Года за два или за полтора до своей смерти Фотий приезжал в Москву, жил сколько-то времени и посетил многие из московских городских и загородных монастырей и везде сделал пожертвования: где бриллиантовый крест, где панагию, где так дал деньгами, а то и графиню расположил помочь там, где видел нужду. От очень строгого поста и всегдашнего воздержания здоровье отца Фотия стало слабеть, он изнемогал, чувствовал упадок сил и окончил жизнь в 1836 или 1837 году.
VIIВ сентябре месяце 1823 года постригли в монашество и произвели во игуменью мою родственницу и приятельницу, княгиню Авдотью Николаевну Мещерскую, построившую у себя в подмосковной, в Аносине, церковь и при ней сперва богадельню, а потом и общину. Я об этом уже прежде упоминала, теперь доскажу о княгине до конца.
<Митрополит Филарет (В. М. Дроздов). Акварель. Художник А. Н. Шпревич>
После преосвященного Августина года с два был в Москве архиепископом преосвященный Серафим, а после того, как он был переведен в Петербург митрополитом, в Москву назначили преосвященного Филарета из Твери. Про него слышно было, что он человек очень ученый, искусный проповедник, но весьма строгий и столько же требовательный к другим, сколько воздержный в своей жизни, и духовенство с первой поры трепетало пред ним. Он был расположен к монашеству, часто езжал и гащивал по монастырям и был очень взыскателен с монахами, так что все очень его боялись.
Княгиня Авдотья Николаевна Мещерская с ним познакомилась, он очень к ней расположился, и так как она была точно в Боге живущая и усердно хлопотавшая об устройстве своей общины, которую ей желалось сделать монастырем, то она часто у него бывала, находила большое утешение в его. духовных беседах и имела с ним постоянную переписку. Он одобрил ее желание устроить монастырь общежительный по образцу мужских, каковых тогда женских еще не было в московской епархии, и взялся выхлопотать ей высочайшее разрешение. Когда все это дело уладилось и общину разрешено было переименовать в монастырь, княгиня очень обрадовалась и поехала к архиерею Филарету. Он и говорит ей:
— Вот ваше желание, княгиня, исполнилось; теперь только вам следует принять пострижение и вступить в управление новою обителью.
Это ее очень смутило.
— Пострижение я готова принять, владыко, — говорит она ему, — а начальства я не желаю: мне лучше повиноваться, чем повелевать. .
— Вы основательница и учредительница, кому же быть и настоятельницей, как не вам? Готовьтесь к пострижению.
— Да к пострижению-то я рада с великою любовью приготовляться, но от начальства избавьте…
— Если хотите быть монахиней, то прежде всего научитесь послушанию и этим докажите, что умеете повиноваться; а если желаете, чтоб община стала монастырем, то сами сделайтесь игуменьей. Предоставляю вашему решению, иначе монастырь открыт не будет; выбирайте.
Княгиня пришла в великое затруднение: желала монашества, а начальства избегала и хотела, чтоб община была обращена в монастырь, а монастыря не хотели открывать, ежели она не примет начальства.
Как тут быть? Делать было нечего: княгине пришлось сделаться монахиней, а монахине нельзя было ослушаться своего архиерея. Согласилась.
— Да будет, — говорит, — воля Божья и ваша; что благословите, то и сделаю.
Владыка сам пожелал постричь княгиню и совершил этот трогательный обряд под Воздвиженьев день в Вознесенском девичьем монастыре, что в Кремле. Тамошняя игуменья Афанасия была почтенная старица и раба Божья, она была восприемница от Евангелия; 11 княгиню Евдокию назвали Евгенией.
Все родные и близкие съехались на пострижение, и очень было это трогательно и умилительно видеть, как постригаемая плакала и произносила обеты…
