Дэвид Вейс - Убийство Моцарта
Он слышал и другие голоса, кричавшие:
«Твои дни сочтены, Антонио, смерть близка, твои дни сочтены, они настигают тебя».
Он повернулся к посетителям и в зеркале на стене увидел свое отражение. Он не узнал себя. Неужели это я, ужаснулся он, безобразный, сломленный жизнью старик?
Гордость и раскаяние боролись в нем, прошлое не давало ему покоя, он не отводил от зеркала напряженного взора; хор голосов снова звучал у него в голове: голос Моцарта, – но он ведь мертв, – голоса да Понте, Иосифа, и снова голос Моцарта. Неужели Моцарт будет вечно преследовать его? Моцарт, подступавший все ближе, восставший из могилы. Но ведь могилы нет. А значит, нет и Моцарта.
Он бросился к зеркалу, пытаясь разбить стекло, заглушить пронзительные голоса, – какое великолепное получится крещендо! И вдруг остановился. Слышат ли они то, что слышит он, эту прекрасную музыку! Отчаяние, зависть, ненависть захлестнули его, никогда не создать ему ничего равного, и этого он никогда не простит Моцарту.
Джэсон и Дебора бросились было удержать Сальери, но тот внезапно замер на месте, прикрыл отражение рукой и повторял:
– Убийца! Убийца!
Отражение молчало, и он, вырываясь из их рук, упал на пол, моля дать покой его душе и измученному телу.
– Что я с ним сделал! Что сделал! – твердил он.
40. Последний путь
– Что сказал Сальери? – спросил Эрнест, с нетерпением ожидавший их у ворот.
– Он говорил о многом. И кое-чему я поверил, – ответил Джэсон.
– К чему же вы склоняетесь после разговора с ним?
– Я считаю его виновным. И расскажу о том, что узнал, всему свету.
– Ему пришлось признаться, ибо если он и не совершал преступления, то виноват уже тем, что замышлял его, – высказала свое предположение Дебора.
– Нет, Сальери не ограничился одним замыслом, – не согласился с ней Джэсон. – То, что мы видели, Эрнест, было ужасно, отвратительно. Нет, Сальери действовал сознательно, он намеренно причинял Моцарту боль и страдания; тогда он был в здравом уме, но, движимый ненавистью, покушался на жизнь Моцарта всеми возможными способами.
Следующие несколько дней прошли спокойно. Дебора уговаривала Джэсона поскорее закончить дела с ораторией и готовиться к отъезду, и он не возражал, как вдруг от Эрнеста пришла записка без подписи:
«Вчера, седьмого мая, Сальери скончался. Газеты поместили краткое сообщение, но о причине смерти молчат. На мой взгляд, вам следует немедленно покинуть Вену, независимо от того, завершена ли оратория. Если обнаружится, что вы виделись с ним за несколько дней до смерти, на вас могут возвести обвинение».
Джэсон тут же отправился к Гробу. Срок их виз кончается, сказал он, они предпочитают уехать, пока не возникли новые затруднения.
Гроб ничуть не удивился их решению, наоборот, даже обрадовался. Май – идеальный месяц для путешествия, сказал банкир, он постарается поскорее приготовить деньги; что же касается оратории, то он пришлет к ним Шиндлера.
– А нельзя ли мне самому повидаться с Бетховеном? – спросил Джэсон.
– Пожалуйста, если у вас есть желание отправиться в Баден. Плохое здоровье заставило его туда уехать, а Шиндлера он оставил в Вене распоряжаться его делами.
– Вы считаете, что оратория не закончена?
– Нет. Надеюсь, вы не слишком огорчены. А деньги, оставленные в залог, вы получите обратно. Я никогда не злоупотреблял вашим доверием. В ближайшие дни все будет улажено. – И Гроб сердечно обнял Джэсона за плечи и проводил до дверей.
Дальнейшая задержка с отъездом сильно тревожила Дебору, но Джэсон уверял, что деньги никак нельзя получить раньше и что для беспокойства нет оснований. Она не верила.
Шиндлер с печальным видом объявил:
– Я вынужден, к сожалению, вам сообщить, что маэстро не сможет завершить ораторию.
– Это окончательный ответ? – спросил Джэсон.
– Да. Я поверенный Бетховена, хотя Гроб и делает вид, что таковым является он.
– Что с господином Бетховеном?
– У него плохо с желудком. Возможно, Шуберт согласится написать для вас ораторию.
– Но Шуберт ведь сочиняет песни.
– В основном, песни. Но он сильно нуждается в деньгах. В последнее время его преследуют неудачи. Он пришел тогда на концерт Анны Готлиб в надежде, что она согласится исполнять его песни, а она отказалась под предлогом, что поет одного Моцарта. Шуберт написал новую оперу, а цензор запретил ее за сюжет. У него подавленное настроение, заказ на ораторию был бы весьма кстати.
– Я могу дать ему некоторую сумму.
– В качестве платы за ораторию?
– Нет, мы не можем задерживаться. В качестве подарка.
– Шуберт ни за что его не примет, – заметил Шиндлер. У дверей он вдруг вспомнил:
– Вы, конечно, слыхали о Сальери?
Джэсон постарался изобразить на лице непонимание.
– Скончался. Внезапно.
– Вот как! Я знал о его болезни. От чего же он умер?
– Как ни странно, газеты об этом молчат. Сообщение было до неприличия коротким. Не упоминается даже, где его похоронят. Вы сумели с ним повидаться?
Джэсон чуть было не открыл Шиндлеру всю правду, но вовремя удержался.
– К сожалению, нет. Прошу прощенья, господин Шиндлер, но нам пора собираться в путь.
Шиндлер поклонился и подал Джэсону письмо.
– От Бетховена. Прощальная записка.
Затворив за Шиндлером дверь, Джэсон принялся за чтение.
«Мои уважаемые и любимые друзья!
Я хочу выразить вам свое сожаление по поводу того, что не могу представить обещанной оратории. Я чувствую себя перед вами глубоко виноватым. Много раз я принимался за работу, но боль не позволяет мне сидеть за столом, и как ни печально, я не могу больше так много сочинять, как в былые времена. Я предпочел бы сказать вам все это лично, но, надеюсь, вы поймете меня. Резкое ухудшение здоровья заставило меня искать исцеления среди девственной природы Бадена. Память о вашем великодушном ко мне отношении я сохраню навсегда. Это время я много раздумывал о Моцарте и Сальери и пришел к выводу, что только благодаря Моцарту Сальери сохранится в памяти людей, а память о Моцарте будет жить вечно.
Желаю вам счастливого и благополучного возвращения на родину и от всей души обнимаю Вас, господин Отис, и Вашу очаровательную жену.
Ваш друг Бетховен».
Гроб отказался вернуть Джэсону четыреста гульденов, присланных Обществом для оплаты оратории, объяснив:
– Я обязан отправить деньги обратно. Кстати, каким путем вы собираетесь возвращаться? В это время года путешествие вверх по Дунаю от Вены до Линца сулит много приятного. Я дам вам чеки на банки в Мюнхене и Мангейме, чтобы вам не держать при себе большие суммы наличными. Я сожалею об оратории, но ведь Вена сама по себе стоит посещения. Вы слыхали новость о Сальери?
