Владимир Шигин - Адмирал Нельсон
— Слушаю вас! — кивнул ему вместо приветствия принц. Капитан Тесигер откашлялся:
— Единственная причина, заставившая лорда Нельсона поднять флаг перемирия, — это гуманность! Лорд Нельсон готов немедленно прекратить боевые действия и разрешить переправить на берег всех раненых датских моряков. Лорд Нельсон вернет всех пленных с захваченных кораблей, а сами корабли он взорвет или заберет как трофеи!
— Чего же хочет лорд Нельсон от меня? — спросил Фредерик.
Тесигер склонил голову:
— Лорд Нельсон будет считать свою сегодняшнюю победу величайшей из когда-либо им одержанных, если она окончится счастливым примирением.
Фредерик задумался. Капитан вглядывался в лицо принца, стараясь прочесть его мысли. Одна минута сменяла другую, но Фредерик молчал. Тесигер занервничал. Он понимал, что, отправляя его с письмом, Нельсон блефовал. Несколько британских кораблей вследствие неудачного маневрирования сели на мель и теперь могли быть расстреляны датскими береговыми батареями. Успех ночной атаки брандерами тоже был сомнительным.
— Условия, выдвигаемые вашим командующим, весьма нечетки! — наконец сказал принц. — А потому я вынужден послать к вам для согласования конкретных условий своего офицера!
С Тесигером был отправлен хорошо знающий английский язык капитан Линдхольм.
— Какие цели вы преследуете, предлагая перемирие? — спросил Линдхольм Нельсона, прибыв на борт "Элефанта".
— Моя цель — гуманность! — ответил Нельсон.
Вся последующая речь Нельсона была выдержана в том же духе.
Капитан Фримэнтл, бывший во время боя рядом с Нельсоном, отмечал: "В это время (во время переговоров. — В. Ш.) он (Нельсон. — В. Ш.) сознавал, что наши корабли разбиты вдребезги и что будет трудно вызволить их отсюда".
Не скрывал тяжелых повреждений и сам Нельсон. Впоследствии он так и говорил:
— Наши корабли пострадали очень сильно, а некоторые едва держались на плаву!
Позднее английские моряки, прошедшие этот ад, говорили:
— Боев и сражений мы видели за свою службу немало, но бойню лишь одну — при Копенгагене!
Из докладной капитана Линдхольма: "…поэтому он (Нельсон. — В. Ш.) согласен, чтобы военные действия прекратились на то время, пока лорд Нельсон не снимет своих пленных (датских моряков. — В. Ш.) с призов; он согласен высадить на берег всех раненых датчан и сжечь или увести свои призы".
Получив ответ, капитан Линдхольм вернулся на берег и доложил принцу Фредерику:
— Лорд Нельсон надеется, что перемирие станет предвестником счастливого союза между нашими государствами.
Датские корабли и береговые батареи постепенно прекращали огонь. Из вахтенного журнала линейного корабля "Элефантин": "5 часов дня. От капитана Фишера поступил приказ прекратить огонь".
Нельсон начал спешно выводить свои разбитые корабли из пролива. Приказ о немедленном отходе был дан и контр-адмиралу Грейвсу. Якоря не выбирали, а рубили — Нельсон боялся, что датчане могут передумать. Паркер выслал ему на помощь все имевшиеся у него гребные суда.
Позднее Нельсон признавался, что ехал к Паркеру с дрожью в сердце, не зная, что ему ожидать от главнокомандующего. Может, Паркер имел некую секретную инструкцию, в которую Нельсон не был посвящен, и только что заключенное перемирие с датчанами противоречит ей и сводит на нет все усилия флота.
Однако все сомнения Нельсона разрешились, едва он ступил на палубу "Лондона". Забыв былые недоразумения, Паркер сам вышел навстречу Нельсону и крепко его обнял, благодаря за совершенный подвиг. Доложив об обстоятельствах сражения, Нельсон, по его собственным словам, почувствовал чрезвычайную усталость. Сказалось нервное напряжение целого дня тяжелейшего сражения. Характерно, что ни Паркер, ни Нельсон в ходе своей беседы ни единым словом не упомянули о злополучном приказе главнокомандующего покинуть поле боя и о невыполнении Нельсоном этого приказа.
Вернувшись на "Элефант", Нельсон заперся в салоне и написал юношески пылкое стихотворение, посвященное, разумеется, леди Гамильтон. Стихотворение было озаглавлено: "Лорд Нельсон — своему ангелу-хранителю".
Разрублена та якорная цепь,
Что мой корабль держала у причала.
Но якорь в сердце у меня — та крепь.
Что нам позволит все начать сначала.
Взяв другой лист бумаги, Нельсон размашисто начертал на нем: "Ответ ангела-хранителя лорду Нельсону". И уже якобы от имени Эммы продолжил:
Плыви, куда влечет судьба
И славы трубный глас тебя зовет,
Я буду мысленно с тобой всегда,
Я прослежу души твоей полет.
То в Индии, то за полярным кругом,
То в мирной тишине, то в гуще боя
Твой ангел будет рядом, вечным другом,
Твой ангел — он всегда, везде с тобою.
Твой ангел — это я, и наши души
Не разобщат ни океан, ни суша,
А доблесть, постоянство и любовь —
Девиз навеки наш, хоть и не нов.
Утром следующего дня Нельсон сел за стол переговоров с принцем Фредериком. Это право было предоставлено ему Паркером как своеобразная награда за победу. Главнокомандующий, несмотря на всё свое нерасположение к младшему флагману, сумел быть благородным и благодарным.
Переговоры были недолгими и вполне успешными. От имени британского правительства Нельсон объявил, что Англия требует от Дании отказа от союзного договора с Россией и немедленного открытия своих портов для английских торговых судов.
— Но это же война не только с Парижем, но, возможно, и с Петербургом! — ужаснулся принц.
— Это гарантирует дружбу и поддержку Лондона! — веско заявил Нельсон, и договор был подписан.
Вечером, оставшись наедине с портретами своей возлюбленной, Нельсон пишет ей очередное письмо: "Если на нашей земле есть хоть один святой, это ты. В тебе есть то, что делает человека святым, — способность быть намного лучше других. Поэтому я верю в твою святость так же искренне, как в Бога. В наш век, век зла, ты подаешь пример настоящей порядочности и доброты, которые мы подняли бы до давно забытого уровня, если бы не погрязли в роскоши и позоре. Пусть падет проклятие Божие на тех, кто хочет вовлечь тебя, дорогая Эмма, в компанию недостойных мужчин и женщин, увести тебя из тихого дома. А я — один из тех людей, кто считает, что в Англии чем выше класс, тем хуже компания. Я рассуждаю отвлеченно; я не думаю так плохо о каком-то именно классе, да и в плохом бывают хорошие люди… Не хочу покорять ничьих сердец; если то одно, которое я покорил, — счастливо, тогда покоритель тоже согласен быть покоренным. Мне нужно единственное верное сердце, и хотя человек может иметь много доброжелателей, ему нужна одна-единственная любовь. Навсегда, навеки твой любящий друг Нельсон и Бронте". В конце письма он небрежно приписал: "Наилучшие пожелания сэру Уильяму".
