Сергей Филатов - Совершенно несекретно
Начну с того, что почти ни у одной из крупных общероссийских политических сил не вызвали принципиальных возражений два фрагмента проекта — права человека и федеративное устройство. Разумеется, коммунист Зюганов сокрушается по поюду замены «права на труд» правом «на защиту от безработицы». Но уже все понимают, что невыполнимым декларациям, которые были в предыдущих шести Конституциях, не место в Основном Законе. Зато в новой Конституции есть право на забастовки и право на частную собственность, в том числе и на землю, чем реально пользуются люди. Но против частной собственности встали насмерть лидеры Аграрной партии Лапшин, Чернышев, Кулик, поддержанные лидерами компартии. Может быть, одна из причин неудач экономической реформы и состоит в том, что до сих пор у нас нет закона о частной собственности на землю, и аграрники с коммунистами-депутатами постоянно тянут госбюджетные средства «на себя», вместо того чтобы развязать руки крестьянам и отдать им землю.
Главные упреки направлены в адрес устройства федеративной власти. Здесь и по сей день идут споры. В целом конструкция этого раздела очень близка к нынешней французской модели. Но можно ли сказать, что во Франции сейчас диктатура? По Конституции Франции президент может распустить парламент (обе его палаты), причем условия роспуска особо не оговариваются, По нашей же Конституции президент может распустить лишь нижнюю палату, и только в двух строго определенных случаях — при выражении дважды подряд недоверия правительству и при неутверждении трижды представленных кандидатур на пост премьер-министра правительства. Последний случай будет еще долго предметом споров. Хотя я все больше и больше прихожу к печальному выводу, что ни власти, ни общество не умеют пользоваться ни Конституцией, ни законами. Подчас многое зависит у нас от нравов политиков, а не от текста закона. Россия, в этом смысле, особенно не отличается от Франции или США.
Работа над проектом Конституции продолжалась до 7 ноября с участием ведущих филологов и юристов-редакторов. Вместе с редакционными, языковыми правками внесены уточнения в ряд статей, дополняющих и усиливающих их содержание. Особо хочу подчеркнуть, что в Конституции нет ни одного нерусского слова. Это было бы хорошо усвоить и понять нашим депутатам и журналистам, которые до сих пор употребляют неконституционные выражения типа «импичмент», «парламент», «спикер», «сенаторы» и другие, думая, что это придает им большей значимости и важности. На самом деле мы должны сохранять свой язык, оберегать его и совершенствовать, потому что это дает возможность обществу лучше понимать своих политиков.
Во второй половине дня 8 ноября я представил готовый проект Конституции президенту. Войдя в кабинет, с некоторым удивлением увидел там за большим столом Виктора Илюшина и Юрия Батурина. Положил перед Борисом Николаевичем проект, а сам присел рядом:
— Борис Николаевич, проект готов, и его можно отдавать в печать.
Президент молча вытащил из кармана авторучку, откуда-то достал листочек и стал, заглядывая в этот листочек, вносить свои правки в проект Конституции. Тишину нарушал только фотограф. Президент внес 15 различных поправок, и было понятно, что их подготовил Юрий Батурин, а Илюшин, видимо, присутствовал как его непосредственный начальник. Процедура проходила молча, пока Борис Николаевич не дошел до статьи 100, в конце которой почему-то поставил цифру 3 и начал писать: «Совместное заседание…»
Я вмешался:
— Борис Николаевич, мы же договорились, что Дума и Совет Федерации не проводят совместные заседания, иначе мы получим тот же съезд народных депутатов.
Борис Николаевич задержал ручку, затем зачеркнул написанное. Второй раз мне пришлось вмешаться, когда в статье 125 он изменил численность Конституционного суда с 21 до 18.
— Борис Николаевич, этого нельзя делать!
— Почему?
— Потому что, если численность Конституционного суда будет меньше 19, он начнет работать сразу, не дожидаясь выборов. А это значит, что может повториться конфронтация. Численность 21 определяется тем, что в суде будет три палаты, и в каждой — нечетное число судей.
Подумав немного, Борис Николаевич исправил написанную им цифру на 19. Мне вспомнился исторический парадокс с царем Николаем I: прокладывая на карте по линейке безукоризненно прямую линию железной дороги «Москва — Санкт-Петербург», он случайно обвел пером кончик пальца, — в этом месте, как известно, построенная дорога обрела непонятный изгиб. Чем-то напоминала наша сценка ту, из давней истории.
Закончив, президент в конце текста расписался и поставил дату и время: «8 ноября, 15 ч. 15 мин. 1993 г.», а в начале, под словом «Проект», написал: «На референдум 12 декабря 1993 г.», подчеркнул и ниже добавил: «Всенародное голосование».
Проект Конституции был опубликован 10 ноября. Оставался месяц до голосования.
В ночь с 12 на 13 декабря, с подачи М.Полторанина, в Кремлевском дворце журналисты и политики решили торжественно встретить новый политический год. Я был против этой затеи, но препятствовать не стал. Было почему-то тревожное ожидание итогов голосования. Хотя за Конституцию я почему-то был спокоен. По последним ощущениям и информации, ее должны были принять. Так и оказалось. Где-то после полуночи мне пришло сообщение, что за Конституцию проголосовало 53 с небольшим процента. И я направился во Дворец, чтобы порадовать присутствующих первой победой. Там царило на первый взгляд какое-то необъяснимое уныние и смятение. Я глянул на большой экран и все понял: с Дальнего Востока шла победа Жириновского и — поражение Гайдара. Жириновский прохаживался с важным видом и большой свитой между столами, пытаясь любым способом привлечь к себе внимание. Подошел и ко мне:
— Мы приветствуем начальника канцелярии президента.
Я его поправил:
— Плохо, что вы даже не знаете, как устроена Администрация Президента.
— Это не важно. Главное, что мы победили и скоро придем вам на смену. Вы там готовьтесь. Мы всех вас выкинем.
Я отвернулся и пошел к телекамере. Там встретил Владимира Шумейко и сообщил ему первый результат. Он стал меня просить, чтобы я разрешил ему первому в телекамеру огласить его.
— Конечно, Филиппович, объяви! Это большая для всех радость.
И Владимир Шумейко первым огласил радость принятия новой Конституции.
Утром, когда пришли уточненные данные и Николай Рябов доложил их президенту, Борис Николаевич пригласил меня к себе. Я вошел в кабинет. Он вышел из-за стола, тепло обнял меня, сказал: «Спасибо» — и повел к себе в дальнюю комнату. Там был накрыт стол на двоих.
