Генрих Гротов - Герман Геринг — маршал рейха
Прошло некоторое время, прежде чем парламентеры нашли американцев и передали им пакеты, и, ожидая их возвращения, Геринг начал проявлять нетерпение. Роберту Кроппу он сказал:
— Пакуйте багаж, Кропп, и складывайте его на грузовики.
Утомленный Кропп, который все последние дни только и занимался тем, что запаковывал и распаковывал, тяжело вздохнув, раскрыл чемоданы из свиной кожи и принялся вновь заполнять их мундирами, костюмами и разнообразными предметами туалета хозяина. Силли занялась тем же самым в гардеробной Эммы.
Эмме Геринг заметил:
— Если гора не идет к Магомету, значит, Магомет должен идти к горе.
Посмеявшись над шуткой, они отправились к автомобилям и покатили по горным дорогам, по которым отступали «уносимые ветром» солдаты вермахта и толпы беженцев, несчастных жителей разбитой в войне страны. Каждый раз, когда Геринга узнавали, пехотинцы и гренадеры начинали салютовать ему, расстреливая в воздух последние патроны, либо приветствовали его и махали руками, и они с Эммой улыбались им и махали в ответ. Часто их автоколонна попадала в транспортные пробки, и тогда солдаты выпрыгивали из своих грузовиков и бронетранспортеров, чтобы пожать руку рейхсмаршалу и расспросить его о перспективах мира. Он успокаивал их. Разве он не был Железным Человеком? Он обязательно проследит, чтобы с Германией поступили справедливо. Солдаты отвечали одобрительными возгласами.
— Heil der Dicke![25] — кричали они.
В одной из таких пробок Геринга наконец нашел первый лейтенант армии Соединенных Штатов Джером Шапиро. Сначала он приехал в Фишхорн, но обнаружил, что его «добыча» исчезла, и бросился на розыски этого, пожалуй, самого главного «приза» войны. Теперь он поспешил к рейхсмаршалу и отдал ему честь. Тот отсалютовал в ответ, и Шапиро был удивлен, заметив, что и Геринг, и его жена были явно рады его видеть. Разумеется, в тот момент он не мог понять, что эта встреча означала для них счастливое окончание дурного сна — или дурного фильма. Они спаслись от рук гнусного Бормана и теперь оказывались под защитой славных американцев.
За следующие несколько часов не произошло ничего, что бы разубедило Германа Геринга в том, что он, как он сам считал, был не простым военнопленным, но полномочным представителем германского рейха, прибывшего к противнику для обсуждения заключения перемирия. Шапиро и подчиненные ему джи-ай были вежливы и почтительны, так же как и бригадный генерал Роберт Стак, первый американский офицер старшего звания, которого они встретили. Он поднялся им навстречу и тепло пожал Герингу руку — какой жест мог быть более дружелюбным?
Эмма пребывала в мире грез. «Нам очень повезло, — написала она впоследствии, — генерал Стак оказался человеком большого такта. Он имел при себе переводчика, и, хотя мой муж знал английский очень хорошо, он переводил ему каждое слово, так как была важна каждая мелочь. Я слышала все. Стак позвонил генералу Эйзенхауэру, чтобы сообщить ему о письме Германа. Американский главнокомандующий сказал, что он готов увидеться с Германом и будет ожидать его у себя на следующий день в сопровождении генерала Стака. Теперь мы все находились под личной защитой Эйзенхауэра и могли вернуться в замок Фишхорн у Брюка, неподалеку от Целль-ам-Зее, чтобы оставаться там до тех пор, пока не узнаем, что Бург-Фельденштейн, замок Германа, по-прежнему стоит, после чего переехать и жить в нем. Эйзенхауэр дал слово, что муж сможет увидеться с ним и свободно уехать обратно».
Крайне сомнительно, чтобы Геринг, даже как следует заправившись пилюлями и пребывая в состоянии эйфории, мог действительно считать, что все так и обстоит, но он не делал ничего, чтобы разочаровать Эмму, и она продолжала в это верить. Вечером Геринг ужинал вместе с генералом Стаком, и за выпивкой и разговорами они просидели до самого рассвета.
«Муж пришел увидеться со мной, — пишет Эмма. — Он сказал, что должен опять уйти, чтобы позавтракать вместе со Стаком, а потом покинет меня на день или два. Он вернется, ведь они же отпустят его. Муж прочитал сомнение и тревогу в моих глазах. Война для Германии окончилась, но что ожидает нас? Что будет с Германом? Он заверил меня: „Генерал Эйзенхауэр дал свое слово через генерала Стака как своего посредника“». (На самом деле Эйзенхауэр этого не делал. Зато он наложил на генерала Стака дисциплинарное взыскание за то, что тот пожал Герингу руку.)
На следующий день Геринга отвезли в штаб-квартиру Седьмой американской армии в Китцбюхеле, где среди других офицеров его встречал генерал Карл «Туи» Спаатс, командующий американской стратегической авиацией в Европе, а также многочисленные фоторепортеры и военные корреспонденты. В честь Геринга был устроен завтрак. Принесли шампанское, все были настроены дружелюбно и весело. Американцы смеялись, подшучивали над рейхсмаршалом, заставляя смеяться и его. Но вечером, после того как военные цензоры прочитали репортажи корреспондентов о состоявшемся застолье, Эйзенхауэр решил положить этому конец.
От него поступил приказ, и он был строг: отправить Геринга как можно скорее и с этого времени обращаться с ним как с обычным военнопленным.
На следующий день его повезли на самолете в Аугсбург, в центр дознания Седьмой армии. Прибыв туда, он уже не увидел группы встречающих офицеров. Ему сухо велели отдать две награды, которые он носил: «За заслуги» и Большой крест ордена Железного креста, а также его увесистый золотой маршальский жезл, тяжелые золотые погоны и массивный золотой перстень с бриллиантом с безымянного пальца. (Этот жезл теперь находится в Музее армии Соединенных Штатов в Вашингтоне.) Просто в аугсбургском центре дознания работало несколько перемещенных лиц из Венгрии, и американцы сочли разумным лишить Геринга средств для их подкупа.
Впервые, должно быть, Геринг почувствовал себя неуютно и ощутил страх. Квартира, куда его теперь поместили, находилась в доме в рабочем квартале, на окраине города, и состояла только из спальни, гостиной и маленькой кухни. В ней не было ни ванной, ни уборной, последняя находилась на лестничной площадке в конце коридора, а первая — в подвале дома. Полковник Берндт фон Браухич, который все еще находился с ним, начал горячо протестовать и потребовал, чтобы рейхсмаршалу позволили расположиться в его собственном доме, чтобы он содержался в соответствии со своим рангом. Когда в этом требовании было отказано, Геринг заплакал и воскликнул, что германской армии наносится оскорбление. Прибывший позднее Роберт Кропп, доставивший багаж своего хозяина, застал его «в состоянии глубочайшей подавленности».
