Максим Капитановский - Во всём виноваты «Битлз»
Вопрос закономерный. Конечно же, она была. Но, как иногда это происходит, как-то с самого начала не пришлась: вела себя развязно, да и морда лица отвратная. Поэт про такую бы сказал, что после неё по красоте идут только предметы. А Сарай про такую бы сказал, что это просто «урна с глазами». Весь вечер она пыталась разевать рот и перебивать всех в самых интересных местах, и только благодаря Сараю, который всё время шипел на нее и страшным шепотом говорил: «Да замолчи ты!» — у всех у нас и создалась возможность выслушать все эти чудесные и удивительные речи о любви. Одним словом, девушка была плохой девушкой.
Правда, не зря говорят, что, мол, не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки. К концу вечера Сарай ослабил внимание, и она, воспользовавшись этим, задвинула все-таки ту бешеную потрясающую историю из собственной жизни, которую порывалась рассказать в течение всех посиделок.
Со своим стулом она выдвинулась вперёд и дала краткие показания, пытаясь вбить пробный гвоздь в гроб нашего хорошего настроения. В общем, выяснилось, что однажды она сняла мужичка в метро и в общаге с ним потрахалась. И девица нерешительно засмеялась. Таким гениальным по замыслу и изящным по форме выступлением она моментально пробудила задремавшее было от водки сараевское чувство прекрасного.
— Чего лыбишься, Джоконда хуева, собирай манатки — нам спать пора, — сказал Сарай с матерным выражением лица, зевнув так, что через его пасть можно было свободно пересчитать камни в печени. — А ты, Светка, постели-ка нам на веранде — там софа раскладывается.
И сам хозяин Стёпа-Артур, и остальные гости почему-то совсем не удивились приказному тону Сарая, безоговорочно признав его авторитет. А Светка, которая под своим сценическим псевдонимом мелькает на телеэкране чуть ли не каждый день и на чей полновесный четвёртый номер втайне от жён облизываются у теликов мужички в синих майках, покорно пошла на веранду стелить простыни для греха. Себе и ещё семь часов назад незнакомому толстяку с сумоистской внешностью. Такова сила любви.
Интеллектуальная помощь по всем вопросам
Небольшие «жировые» накопления, которые оставила последняя работа, растаяли быстро. Вялые поиски источника дохода успехом всё никак не увенчивались, и где-то к концу девяносто восьмого года с деньгами у меня стало совсем плохо. Не было даже на сигареты. Стало очень страшно.
Я, конечно, пытался строить грандиозные планы торговли курицами-гриль или перегона машин из Литвы, но, сколько не твердил: «халва, халва!» — во рту слаще не становилось.
В беседах с людьми умными, успешными, которых па моём пути попадалось всё меньше и меньше (я их понимал: неудача болезнь заразная), мы обсуждали, что я умею делать. Я в своей жизни много кем работал, но работать — одно, а уметь делать — другое.
Новое поколение делало всё быстрее и лучше, и тужиться, пытаться догнать их, переживая бешеный стыд, не было никакого резона. Но ведь должен, должен же быть какой-то выход! Не квартиру же продавать?! Кстати, была у нас с соседом такая посталкогольная идея — продать его квартиру (он, правда, планировал — мою), накупить всё тех же куриц и сделать из них всё тот же «гриль». И пойдут они влёт, а мы с ним на красивых открытых машинах поедем по Рублёво-Успенскому шоссе. Почему мы эту идею не воплотили в жизнь — до сих пор не пойму. А здорово было б по Рублёво-Успенскому-то?! Да на открытых машинах! А жёны наши стали б главными бухгалтерами.
В общем, к Новому году вопрос встал уже таким убедительным ребром, что на шутки порой не хватало слюны.
Мысль мне подал один мой товарищ — Лёша, который занимался входившими тогда в моду корпоративными вечеринками. «Ты же, — говорит, — какие шикарные поздравительные стихи мне на сорокалетие написал! Причём бесплатно! Попробуй, дай объявление вон хоть в газете «Из рук в руки»! — «А там разве есть. — спрашиваю, — рубрика про стихи за деньги?». — «Есть, конечно! Так и напиши, что-нибудь в таком роде: «Стихи на дни рождения, свадьбы, похороны и другие даты жизни». В общем: «куём, убьём, валюту обменяем!»
Объявления были не совсем бесплатными, так как бланк вырезался из последней страницы самой газеты, а она денег стоила. Поэтому приходилось обзванивать знакомых — нет ли старых номеров? Или караулить в офисе, где народ покупал «толстушку», просматривал там же объявления о продаже, в основном, автомобилей. А тут и ты с вопросом: «Извините, вам нужна последняя страница?» Очень похоже на собирание пустых бутылок, только лучше.
После долгих размышлений я придумал себе такую формулировку: «Стихи на праздники, юбилеи, торжества». Потом дописал: «…напишет профессиональный поэт». Потом дописал: «…с десятилетним стажем». Потом переписал: «с двадцатилетним стажем». Потом подумал-подумал, вспомнил стишок, который я навалял во втором классе: «Вовка Лындин дурачок, съел с морковкой пирожок», — и с чистой совестью переделал на «…с тридцатилетним стажем».
А зачем ограничиваться торжествами?! Разве других причин для стихов нет?! В результате лёгкой перекомпоновки и шлифовки вышло следующее: «Профессиональный поэт с тридцатилетним стажем напишет стихи на все случаи жизни». Ёмко и красиво!
Тут же встал вопрос: когда просить деньги? Сразу в объявлении или потом, как при покупке автомобиля: «торг после осмотра»? Сколько просить? По каким критериям? От объёма, от скорости, от качества? Добавил: «…в любом количестве, быстро и недорого».
А недорого — это как? За три копейки горбатиться?! Видите: ещё ни строчки на заказ не написал, а уже сам с собою из-за виртуальных денег перессорился. А как, интересно, у других «продажных поэтов» с этим дело обстоит?
Полез в газету — руки опустились. Во-первых: объявлений моих будущих коллег насчиталось не менее 20 штук. Во-вторых: набранная микроскопическими буквами рубрика «Литературные услуги» была загнана в самый конец газеты и зажата между объявлениями: «Найдена левая детская варежка в хорошем состоянии» и «Продаётся недорого рассада крапивы для летних щей». Я впал в уныние, но жена, которая мечтала купить новую сумку, утешала: «Видишь, «продажа рассады» всё-таки после стихов идёт!» Но я и не собирался продавать рассаду! Пока, по крайней мере.
Редакция разрешала использовать не более 20 слов, и большинство «литературноуслужных» объявлений были короткими и какими-то вроде бы «инверсионными», то есть начинались со слов, которые по делу-то должны были стоять в конце предложения, а не в начале. Получалось коряво, типа: «Для дней рождения и праздников поздравления пишу». Вот уроды-то! Ведь любой уважающий себя заказчик, прочитав такую тухлятину, не станет связываться с жалкими ремесленниками. То ли дело клюнуть на «профессиональный поэт со стажем!..»