Антон Короленков - Сулла
Сулланцы продолжали наступать. Метелл разгромил неизвестного помощника Карбона, причем пять когорт из побежденного войска перешли на сторону победителя. Помпеи нанес поражение Марцию Цензорину около Сены Галльской и разграбил саму Сену (Аппиан. ТВ. I. 88. 401).[1181]
Сулла же двинулся на Рим, оставшийся без прикрытия. Городской претор Брут Дамасипп, понимая, что удержать его не удастся, решил перед уходом «хлопнуть дверью» — уничтожить коекого из тех сенаторов, кто подозревался в сочувствии Сулле. К тому же, как уверяют многие античные писатели, соответствующий приказ поступил из осажденного Пренесте от Мария, желавшего насладиться местью перед гибелью; впрочем, это может быть позднейшей легендой. Так или иначе, Дамасипп созвал сенат на заседание, в ходе которого расправился с тестем Помпея Публием Антистием и кузеном консула Гнея Карбона Гаем Папирием Карбоном Арвиной. Консул 94 года Луций Домиций Агенобарб бросился бежать из курии, но был убит на выходе, а недалеко от него убили и великого понтифика Муция Сцеволу. Уверяли, что он припал к священному пламени Весты и сгорел в нем. Тела погибших бросили в Тибр. Жена Антистия Кальпурния, дочь консула 111 года Луция Бестии, узнав о гибели мужа, пронзила себя мечом, чем снискала похвалу сограждан и потомков как верная супруга (Аппиан. ТВ. I. 88. 403–404; Беллей Патеркул. П. 26. 2–3; Лукан. Фарсалия. П. 126–128; Флор. III. 21. 21; Орозий. V. 20. 4).
Происшедшее потрясло многих римлян — в особенности, конечно, нобилей. Античные авторы впоследствии писали об избиении почти всей знати (Ливии. Периоха 86). Это, конечно, было преувеличением — кроме названных четырех сенаторов никого не убили.[1182] Но достаточно того, что погиб Сцевола, который поплатился за свою неизменную лояльность марианскому режиму. Великий понтифик говорил, что предвидел то, что произошло, то есть смуту, но готов скорее принять свою судьбу, чем идти с оружием против отечества (Цицерон. К Аттику. VIII. 3. б).[1183]
Случившееся было Сулле на руку — вряд ли он забыл стычку со Сцеволой в сенате в 88 году. Но главное — появлялся лишний пропагандистский козырь в борьбе против марианцев. Представлялся, кстати, удобный случай заклеймить убийц гневной сентенцией, которая затем цитировалась бы историками последующих времен (вроде той, что Сулла бросил Крассу перед его поездкой в земли марсов). Тем не менее источники не сохранили никаких его патетических восклицаний на сей счет. Если Сулла промолчал в 82 году и лишь втихомолку порадовался, то у него была возможность приписать себе какоенибудь изречение в мемуарах. Но нет, словоохотливый Плутарх, обильно цитирующий воспоминания диктатора,[1184] ничего подобного не сообщает. Почему? Ответа на этот вопрос источники не дают, однако мы вправе коечто предположить. Уже говорилось, что к Сулле перебежало немало видных римлян. Однако нобилей высшей пробы среди них были единицы — бесспорно это известно лишь в отношении Марция Филиппа. И заполучить такого уважаемого человека, как Сцевола, к тому же родственника Мария, было бы очень кстати. Но тот упорно хранил лояльность ненавистным марианцам. То же касалось и Луция Домиция Агенобарба. Теперь обоих, равно как и двух их товарищей по несчастью, постигла заслуженная кара богов. И Сулла, видимо, не захотел проливать лицемерные слезы, а поступил по принципу de mortuis aut bene, aut nihil— о мертвых либо хорошо, либо ничего.
Взять Пренесте штурмом было невозможно, и Сулла поручил ведение осады Лукрецию Офелле, а сам двинулся на Рим. Города на пути к нему, понимая бесполезность сопротивления, сдавались без боя. Наконец Сулла подошел к столице. Жители ее страдали от голода — очевидно, изза того, что сулланцы блокировали пути снабжения.[1185] Любопытно, что теперь победитель не стал вводить войска в Рим — в этом не было необходимости, да и зачем повторять 88 год?[1186] Лучше изображать уважение к закону. Легионы расположились на Марсовом поле (Аппиан. ТВ. I. 88–89. 405–408). Сам Сулла, согласно Аппиану, вошел в Вечный город. Однако вряд ли это так — проконсул не имел права пересекать городскую черту. Уж если играть роль блюстителясти, то до конца, посему полководец, вероятно, остался со своей армией.[1187]
Сторонники марианского режима бежали из города. Их имущество попало на торги.[1188] Сулла собрал комиции — вероятно, на Марсовом поле,[1189] ибо это позволяло принять участие в заседании, не пересекая померия. Да и соседство легионов гарантировало от эксцессов. Сулла обратился к собравшимся с речью, в которой сетовал на неизбежность всего происходящего, — не уточняя, разумеется, сколь велика его ответственность за все это. Он призвал сограждан потерпеть еще немного — вскоре в государстве водворится порядок. Повидимому, на том же собрании марианские лидеры были объявлены врагами римского народа.[1190] Не вызывает сомнений, что тогда же комиции отменили все постановления, направленные против Суллы и его сторонников. Любопытно, что перед сенатом он выступать не стал. Назначив ответственных за контроль над городом и оставив гарнизон,[1191] проконсул — теперь уже не самозваный — отбыл на фронт (Аппиан. ТВ. I. 89. 407–408).
Сулла направлялся в Этрурию, где шли жаркие бои. Он разделил армию на две части и взял на себя командование правофланговой колонной, которая наступала по Кассиевой дороге. На реке Кланис[1192] его кавалерия встретились с кельтиберской конницей Карбона, которую прислал из Ближней Испании ее новый наместник — Серторий.[1193] В бою, как утверждает Аппиан, погибло 50 испанских всадников, еще 270 перешли на сторону Суллы, остальных перебили из опасения, как бы не изменили и они.[1194] Другая, левофланговая колонна двигалась по Клодиевой дороге и нанесла поражение марианцам при Сатурнии (Аппиан. ТВ. I. 89. 409–410). Это был важный успех, поскольку Сатурния находилась вблизи Аврелиевой дороги, откуда шли пути к альпийским проходам и в западные провинции.[1195]
Карбон же, покинув ставку в Аримине и избежав столкновения с Метеллом и Помпеем, искусным маневром прорвался в Этрурию.[1196] Близ Клузия он столкнулся с армией Суллы. Казалось, он был обречен на поражение — ведь перед ним не знавший неудач проконсул и его грозные ветераны. Но сражение, длившееся целый день, закончилось вничью.[1197] Как подчеркивает Аппиан, стороны сражались на равных. В стратегическом отношении Карбон победил, поскольку наступление Суллы остановилось.[1198] Это была его первая неудача в гражданской войне.[1199] Но, в общемто, и последняя.
