Константин Лагунов - Так было
— Все вместе?
— У меня есть где переспать, — сказал Коненко. — Я сам устроюсь.
— У меня тоже есть ночлег. — Богдан Данилович погладил лысину. — Вы уж позаботьтесь о гостях, а мы — дома.
Счетовод увел гостей на квартиру. В кабинете остались Шамов и Коненко. Сазонов жадно курил, скреб белый затылок, сосредоточенно смотрел куда-то вверх. Коненко зажег лампу, молча прошелся по комнате, сел на прежнее место. Потрескивал табак в председательской самокрутке, скреблись мыши под полом.
Подсев поближе к Трофиму Максимовичу, Коненко спросил:
— Как же вы так?
— Хотел как лучше.
— Неужели вы думали, что это останется неизвестным.
— Пошто? Я не воровал. Чего нам хорониться?
— Вы же понимали, на что идете? В такое время — и самостоятельно решиться! Хоть бы посоветовались с кем, — вполголоса сказал Шамов.
— Я советовался, — доверительно заговорил Трофим Максимович. — Приехал к нам Василий Иванович, с севом полный провал. Лучший колхоз района — и вдруг такая напасть. Люди за зиму до того отощали — ветром качает. На мякине да на жмыхе зимовали. Даже опухли некоторые. А тут сев. Я и говорю Василию Ивановичу: так, мол, и так, разреши забракованные семена людям скормить. От голоду их спасем и землю засеем. Он и разрешил.
Как только Богдан Данилович услышал о Рыбакове, он вытянулся, жадно глотая каждое слово председателя. И не успел Сазонов договорить, как Шамов почти запел вкрадчиво:
— Стало быть, вам это дело санкционировал первый секретарь райкома? Невероятно. Похоже, что вы привираете.
— С чего мне привирать? Как было, так и говорю, а на чужую голову грех валить не собираюсь.
— Тогда вам придется изложить все это в письменном виде.
— Что изложить?
— Я официально, как член комиссии, предлагаю вам написать объяснительную, в которой указать, что вы раздали зерно по согласованию с первым секретарем райкома партии товарищем Рыбаковым.
— Ишь чего захотел! — Сазонов негодующе засопел. Смерил Шамова пренебрежительным взглядом. — На чужом хребту в рай попасть…
— Да поймите вы, — переменил тон Шамов. — Я же за вас беспокоюсь. Рыбакову за это ничего не будет. Пожурят, и все. А вас исключат из партии, посадят. И всему конец.
— А это не хошь? — Трофим Максимович протянул Шамову огромную фигу. — Ни при чем тут Рыбаков. Я его не видел и с ним не советовался. И вам о нем ничего не говорил.
— Врешь!! — Шамов стукнул кулаком по столу. — Я заставлю тебя. Я тебя… Я…
Сазонов грузно поднялся, медленно вышел из-за стола. Невысокий, коренастый, с колючими, глубоко посаженными глазами, он походил на рассерженного медведя. Глядя Шамову прямо в глаза, сказал дрожащим от гнева голосом:
— Тише, ваше благородие. Ты думаешь, я от кулачного стука под стол полезу? Ошибаешься. Меня колчаковцы двое суток пытали. Иглы под ногти вбивали. Сдюжил! Расстреляли меня — выжил. Так что на испуг не возьмешь. Подлеца из меня не сделаешь.
— А-а! Так? Значит, так? — Шамов вскочил. Повел по сторонам налитыми кровью глазами. Увидел Коненко. Злорадно улыбнулся. — Но ты просчитался на сей раз. Нас двое. Два ответственных работника. Да еще один из них райпрокурор. Мы заставим тебя подтвердить сказанное! Хотя это и ни к чему. Мы сами напишем, что слышали от тебя заявление о Рыбакове, который…
— Я ничего не слышал, — медленно, отделяя слово от, слова, выговорил Коненко.
— Что?!. — Рот Шамова полез набок.
— Я ничего не слышал, потому что товарищ Сазонов ничего о Рыбакове не говорил, — так же медленно повторил прокурор. — Просто вам не терпится свести с Рыбаковым какие-то личные счеты.
— Вы… блюститель закона… вы…
— Вот именно, — спокойно проговорил Коненко.
— А-а! — не выдержав, сорвался в крик Шамов. — Это!.. Это… Ну, хорошо! — И выбежал, стукнувшись о дверной косяк.
На улице Богдан Данилович остановился. Отдышался. Ощупал шишку на голове. Натянул кепку, торопливо зашагал вдоль дороги. Сначала он хотел сейчас же направиться к облпрокурору и передать ему разговор с Сазоновым. Но вдруг передумал. «Глупость это, — упрекнул он себя. — Выпустить из своих рук такой козырь. Прокурор ведь никому не скажет, что получил этот факт от меня. Нет! Я сам должен воспользоваться им. Сам. На бюро. Когда станут голосовать за наказание Сазонова, я встану и скажу: «Товарищи, как это ни прискорбно, по мне приходится говорить о недостойном поведении не рядового коммуниста Сазонова, а партийного руководителя. Дело в том, что вся эта грязная афера с зерном была совершена с благословения первого секретаря райкома партии товарища Рыбакова… Вот тут я его и разоблачу».
Богдан Данилович так размечтался, что опомнился только за околицей. Присел на бревно, покурил, потер ладони. Где-то на другом конце деревни заиграла гармоника, запели девчата. Шамов прислушался. Он не любил ни гармошки, ни припевок. А девчата будто нарочно шли в его сторону. И скоро стали отчетливо слышны слова частушки:
Скоро, скоро ль, милый мой,
Возвратишься ты домой?
Изболелось мое сердце
По тебе, желанный мой!
«Серость», — неприязненно подумал Богдан Данилович, брезгливо передернув плечами…
На следующий день комиссия выехала в колхоз «Новая жизнь». Шамов и Коненко снова ехали вместе. За долгий путь они обменялись немногими словами.
— Я думал, вы настоящий коммунист и блюститель закона, а вы оказались обыкновенным обывателем и рыбаковским подхалимом.
Коненко дернулся, словно от пощечины. Повернул залитое краской лицо и презрительно проговорил:
— Зато мне не пришлось разочароваться. Я думал о вас не лучше, чем вы оказались на самом деле.
В других колхозах комиссия ничего существенного не обнаружила. Где-то незаконно израсходовали мясо на общественное питание, где-то плохо налажен учет молока.
4.На расширенном заседании бюро райкома партии присутствовало много активистов и все районные руководители. Шамов ликовал: «Сразу все увидят голого короля».
Об итогах работы бригады докладывал облпрокурор. Он говорил гладко, мягко и плавно жестикулируя:
— И вот в тот период, когда страна без хлеба, когда товарищ Сталин возлагает на тружеников полей огромную ответственность, находятся люди, которые наносят Красной Армии удар в спину. И кто нанес этот удар? Коммунист, руководитель колхоза!
Прокурор рассказал, как и кому выдал хлеб Сазонов, и определил действия председателя как вредительство.
— Вместо того чтобы мобилизовать колхозников, поднять их боевой дух, гражданин Сазонов подкупил их украденным у государства хлебом. И за это преступление он должен быть наказан по законам военного времени. Товарищ Сталин учит нас быть беспощадными к врагам! Мы предлагаем исключить Сазонова из партии и предать суду военного трибунала. — Прокурор налил стакан воды, мелкими глоточками выпил, обтер платком пухлые красные губы. — Хочется обратить внимание бюро на то, что все эти антигосударственные действия совершались под боком у райкома партии. А ведь в этом колхозе есть и партийная и комсомольская организации…
