Марсель Мижо - Сент-Экзюпери
– Ничто не совершенно! – вздохнула лиса. Однако она тут же вернулась к своей прежней мысли: – Жизнь моя однообразна. Я охочусь за курами – люди охотятся за мной. Все куры похожи одна на другую, и все люди схожи. Поэтому я малость скучаю. Но если ты приручишь меня, жизнь моя как бы озарится солнцем. Я буду узнавать звук шагов, отличный от всех других. Другие шаги заставляют меня зарыться в землю. Твои – вызовут меня, как музыка, из норы. Взгляни! Видишь там хлеба на полях? Я не ем хлеба. Пшеница мне ни к чему. Поля пшеницы мне ничего не говорят. И это грустно! Но у тебя золотистые волосы. И это будет так пре-, красно, когда ты меня приручишь! Золотистая пшеница будет напоминать мне о тебе. Я полюблю шелест ветра в пшеничных колосьях...
Лиса умолкла и долго смотрела на маленького принца.
– Пожалуйста... приручи меня!-сказала она.
– С удовольствием! – отвечал маленький принц. – Но у меня мало времени. Мне надо найти себе друзей и еще столько познать!
– Познаешь, только когда приручаешь, – молвила лиса. – Людям некогда и нечего больше познавать! Они покупают у торговцев все готовое. Но торговцев друзьями не существует, и у людей нет больше друзей. Если хочешь иметь друга, приручи меня!
– Что нужно для этого делать? – спросил маленький принц.
– Надо быть очень терпеливым, – отвечала лиса. – Сначала ты сядешь поодаль от меня, вот так, на траву. Я буду следить за тобой уголком глаза, а ты будешь молчать. Речь – источник недоразумений. Но с каждым днем ты сможешь подсаживаться все ближе и ближе...
И маленький принц явился на следующий день.
– Было бы лучше приходить всегда в том же часу, – сказала лиса. – Если, например, ты будешь являться в четыре пополудни, с трех я уже начну радоваться. Чем ближе будет час твоего прихода, тем все счастливее я стану. В четыре часа я начну уже сгорать от нетерпения и беспокойства. Я открою цену счастья! Если же ты будешь приходить, когда придется, я никогда не буду знать, на какой час настроить сердце... Нужна обрядность.
– Что такое «обрядность»? – спросил маленький принц.
– Это тоже нечто давно забытое, – отвечала лиса. – Это то, что отличает один день от другого, один час от другого. Обрядность существует, например, у моих охотников. По четвергам они пляшут с деревенскими девушками. Поэтому четверг – прекрасный день! Я совершаю прогулку до виноградника. Если бы охотники плясали каждый день, все дни походили бы один на другой, и у меня не было бы каникул.
Итак, маленький принц приручил лису. И когда стал приближаться час расставания:
– Ах!.. Я заплачу... – вымолвила лиса.
– Ты сама виновата, – сказал маленький принц. – Я желал тебе только добра, но ты захотела, чтобы я тебя приручил...
– Конечно, – сказала лиса.
– Но ведь ты теперь будешь плакать! – воскликнул маленький принц.
– Конечно, – вымолвила лиса.
– Вот ты ничего и не выиграла!
– Выиграла, – отвечала лиса. – А цвет пшеницы? – И она добавила: – ...Я открою тебе один секрет. Он очень прост: хорошо видишь только сердцем. Главное скрыто от глаз».
И в то же время, какая внутренняя трагедия звучит в одиноком крике в человеческой пустыне когда маленький принц появляется на Земле:
«Маленький принц поднялся на высокую гору. Единственные горы, которые он когда-либо видел, были три доходившие ему до колен вулкана. „С такой высокой горы, – подумал он, – я разом увижу всю планету и всех людей...“ Но он не увидел ничего, кроме остро отточенных скалистых игл.
– Здравствуйте! – сказал он на всякий случай.
– Здравствуй... здравствуй... здравствуй... – отвечало. эхо.
– Кто вы? – спросил маленький принц.
– Кто вы... кто вы... кто вы... – отвечало эхо.
– Будьте моими друзьями, Я так одинок! – сказал он.
– Я одинок... я одинок.. я одинок... – отвечало эхо».
Людям, стремящимся непременно раскрыть аллегории и спорящим: «Роза – это Консуэло!» – «Нет, это Франция!» – «Лиса – это дружба!» – «Нет, это подруга». – «Нет, это Леон Верт». – «Баобаб – это зло вообще?» – «Нет, это фашизм» и т. д. и т. д., – можно смело ответить: «Да, вы правы, вы все правы. Эта аллегорическая сказка дает возможность читателю наполнить каждое слово текста наиболее близким ему содержанием, облечь каждый образ в, реальную форму. Ибо внутреннее содержание этих форм – непосредственное отражение жизни».
Однако трудно все же отказаться от мысли, что маленький принц-это сам Сент-Экс, Хотел или не хотел того автор, но лучше всего он как бы воплотил и охарактеризовал самого себя. И разве не основной урок жизни заключается для него в простых словах, вложенных в уста маленького принца:
«– Люди у тебя на Земле, – сказал маленький принц, – выращивают пять тысяч роз в одном саду... и не находят того, чего ищут...
– Да, не находят... – подтвердил я.
– А между тем то, чего они ищут, можно бы найти в одной-единственной розе или в глотке воды...
– Конечно, – ответил я.
И маленький принц добавил:
– НО ГЛАЗА СЛЕПЫ, НАДО ИСКАТЬ СЕРДЦЕМ!»
«Маленький принц» – это своего рода завещание идеалов, кодекс чистой морали.
«Нужно суметь прочесть в простых словах этой сказки много настоящей боли, – говорит Пьер Дэкс, – самую душераздирающую драму, когда-либо выпавшую на долю человека. Требования, предъявляемые Сент-Экзюпери к людям, слишком велики, чересчур возвышенны для общества, в котором он жил...»
«Будь я верующим, я стал бы монахом»
В статье «Сент-Экзюпери в Америке», опубликованной в номере журнала «Конфлюанс», целиком посвященном писателю, журналист Пьер де Ланюкс часто встречавший его в Нью-Йорке, пишет:
«...невыносимая тревога и страдание были его уделом в продолжение всего времени, что он провел в США. Словами не выразить всю глубину я силу его страдания. Он искал человеческой близости, чтобы излить свою душу, и не находил подходящих собеседников. Тогда он выискивал очередную жертву и буквально встряхивал ее и топтал словами по любому поводу... И все же ошибочно было бы думать, что он не искал, что любить, чем восхищаться. Однако в 1941 году в Нью-Йорке все достойное восхищения было глубоко сокрыто от глаз».
С собеседниками своего уровня ему приходилось встречаться весьма редко. И, во всяком случае, к их числу никак не могут относиться люди, чьи слова с примечаниями он заносит в свой блокнот:
«Пусть лучше, – говорит В., – гибель для всех французских детей, чем поражение Англии». «Я была бы весьма горда, – сказала мне одна бездетная сорока, – будь у меня во Франции дети и узнай я, что они умирают от голода». Но когда французские дети умирают, с ними умирает и Франция. Во имя чего? Ради других? Это чисто эмигрантская небрежность пользоваться такими легковесными формулами, как если бы они говорили: «Передайте мне горчицу» или «Сегодня тепло»...
