Еремей Парнов - Посевы бури: Повесть о Яне Райнисе
— Ну, не совсем хлам. — Лепис остановился у стеклянного шкафа с изящными бельгийскими ружьецами. — «Фабрик насьональ. Льеж». Хотя и не то, что нам надо. — Он перевел взгляд на горку, в которой сверкали украшенные перламутром, эмалью и чеканкой старинные пистолеты. В раскрытых ящичках красовалось на голубом бархате номерное дуэльное оружие прославленных парижских фирм. — Хороши! — Раскрыв дверцу, погладил вороненый с золотой насечкой ствол. — То, что нас интересует, находится, надо полагать, гораздо глубже, в подвалах.
— А пушка так и не бабахнула.
— Этого следовало ожидать… Однако пойдем дальше, Батрак. Сюда мы еще вернемся. — Он прислушался к неясному шуму, едва просачивающемуся сквозь мощные стены. — Вроде палят еще. Хотел бы я знать, куда делись те два фараона, которых мы упустили?
— Кто-нибудь из ребят их обязательно хлопнет. Учитель же здесь…
Учитель со своей группкой первым проник в дом через один из люков, который случайно оказался незапертым. Матрос и Бобыль растащили камни и спрыгнули в подвал, но скоро запутались в кромешной тьме переходов. Проплутав с полчаса и отчаявшись выбраться, боевики подложили бомбу под первую попавшуюся дверь. Благодаря столь решительному маневру им удалось проникнуть в замковую кухню, где они в дыму и грохоте, как падшие ангелы, предстали перед насмерть перепуганными поварами в белых кокетливых колпаках. Залитая электрическим светом, графская поварня сияла кафелем и надраенной медью бесчисленных тазов и кастрюль. В нише, где стояли ящики с брикетами и в аккуратные поленницы были сложены березовые дрова, замерли оборванные и перепачканные сажей кухонные рабочие. Не разгибая спины, они молча смотрели на застывших у порога боевиков.
— Фу-ты, так-перетак! — затейливо выругался Матрос.
— Оружие! — первым преодолел смущение и досаду Учитель.
От жарко натопленной плиты отделился румяный толстяк с неизвестной медалью на шее — по всей видимости шеф-повар — и с церемонным поклоном протянул серебряную пробную ложку.
— Это все, чем я располагаю, милостивые государи, — заявил он, грассируя на ломаном русском языке. — Vous m`excusez, mais vous voyez.[15] Больше ничего нет.
— Что он там лопочет? — Бобыль поднял браунинг.
— Folle journée![16] — попятился несчастный француз.
— Погоди. — Учитель отвел руку Бобыля. — Убери револьвер… Кто знает, где в замке хранится оружие? — Он обвел взглядом дрожащих белоколпачников, но никто из них не раскрывал рта. Молчал и француз с медалью.
— Ну? — яростно придыхая, спросил Матрос.
— Господа, другого оружия у нас действительно нет! — потрясая деревянной поварешкой, взмолился один из поваров. — Это так же верно, как меня зовут Страздинь.
— Баронская кляча ты, а не Страздинь, — усмехнулся Бобыль.
— Я могу показать, где спрятано оружие, — неожиданно вызвался изможденного вида рабочий. Отшвырнув мешок с древесным углем, он распрямился и шагнул вперед.
— Молодец! — одобрил Матрос.
— Мы пойдем с товарищем, — Учитель кивнул на рабочего, — а ты, Бобыль, подготовь все, что требуется, — он мельком взглянул на березовые поленницы. — Только не торопись, жди сигнала, а то еще взлетим, чего доброго, на небеса. Пошли, Матрос.
— Керосину! — распорядился Бобыль, оставшись в одиночестве.
— Сию минуту, господин, — засуетился Страздинь. — Будет исполнено.
— Не смей обзывать меня господином, старая подкова!
— У кого сила, тот и господин! — отозвался повар, грохоча в закутке бидонами. — Вот, пожалуйста. Просили керосин, ваша воля исполнена. — Он возвратился с полной жестянкой и, отвинтив пробку, стал наполнять медный таз. — Вы очень большой господин. Вот у вас сколько оружия.
— Перестань причитать. — Бобыль подождал, пока таз наполнится на три четверти. — Хватит! — Он нагнулся, резким движением выплеснул керосин на дрова и брикетные ящики.
— Чудовищно! — побледнел француз, но, встретившись глазами с Бобылем, прикусил язык.
— Так ведь и замок можно случайно поджечь, — льстиво улыбнулся Страздинь.
— Случайно? — На черном от грязи и копоти лице Бобыля блеснула сардоническая улыбка. — Спички! — Он требовательно выставил пятерню.
— Но как же?.. — заикнулся Страздинь. — А мы?.. Нам можно отсюда уйти?
— На все четыре стороны, и поживее. — Бобыль посторонился, пропуская заметавшихся в панике поваров. — Только оставьте коробок спичек.
Кухонный рабочий вывел Учителя и Матроса к парадной лестнице, которую охраняли мраморные львы, держащие в мощных лапах щиты с родовым гербом Брюгенов. На верхних этажах изредка постреливали, громыхала опрокинутая мебель и дребезжало стекло.
В вестибюль ввалились оживленно галдящие боевики. Все были с головы до ног увешаны лоснящимся от смазки оружием: винтовками, револьверами и новейшего образца германскими полевыми гранатами.
— Кто разрешил?! — огорошил их сверху зычный бас Леписа.
— А, это ты, рижанин? — Бородатый талсинец задрал голову. — Тукумские ребята маузеровские винторезы нашли. — Он довольно шмыгнул носом и поправил висевшую на плече магазинку.
— Вижу, что нашли, — нахмурился Лепис. — Зачем брали? Что, для вас дисциплины не существует?
Бородач смущенно потупился и неловко переступил на месте.
— Почему не существует?.. Случайно ящик расколотили. С плеча упал.
— Ах, с плеча! Ну, разумеется, с плеча… И в нем, как в коробе, оказались даже гранаты. Лесные братья называется! — Лепис отряхнул запачканный мелом рукав и сбежал вниз. — Вы бы еще пулемет на шею повесили.
— Так ведь разобранные лежат. — Бородач примирительно понизил голос. — Черт знает, как они складываются!
— Пленные есть? — продолжал расспрашивать Лепис.
— Двое жандармов, офицерик из баронов и несколько охранников.
— И еще судейская крыса, — подсказал молодой. — Петер их сторожит. Что будем делать с ними, начальник?
— Жандармов к стенке, — пожал плечами Лепис. — Офицера возьмем с собой. Остальных запереть.
— В подвал их, в клопиную клетку! — выскочил вперед долговязый парень с огромным кадыком на жилистой шее. — Чего цацкаться!
— Не нужно издеваться над людьми, — вмешался Учитель. — Посадите их в арестантскую при суде.
— А ты был там? — Парень постучал постолом по каменному зеркалу пола. — Видел, где Гнида и его сумасшедший папаша наших держали? То-то же! Цепями к кольцу прикованы, спины все черные от шомполов, мясо клочками отходит. — Он все повышал и повышал голос, пока не задохнулся в крике, близком к истерике. — Клопы! По стенам мокрицы! Параши и то нет…
