Александр Боханов - Павел I
Осенью последовали административно-финансовые акции, направленные против Англии. Было наложено эмбарго на английские суда и товары. 22 ноября 1800 года появился Указ Коммерц-коллегии, гласивший: «Состоявшие на российских судах долги англичан повелеваем впредь до расчёта платежом остановить; а имеющиеся в лавках и магазинах английские товары в продаже запретить и описать».
Иными словами, между Англией и Россией началась экономическая война, которую уже вела Франция. Однако для нанесения серьезного удара Англии этого было мало. В начале 1801 года Россия предприняла меру, которая вызвала шок в Британии, невиданный приступ истерии, и до сих порождающую разного рода спекуляции и тенденциозные измышления. Речь идёт о так называемом индийском походе русских войск.
Выше упоминалось, что идея франко-русской экспедиции в Индию принадлежала Наполеону, который и предложил детальный план. Цель всей операции состояла в том, чтобы, как писал Первый консул, «изгнать безвозвратно англичан из Индостана, освободить эти прекрасные и богатые страны от британского ига». Осуществление данного грандиозного международного проекта способно было в корне изменить расстановку международных сил, сведя роль Британии на уровень заурядной державы. Замысел был эпохальный, но и риски были весьма высоки.
Неизвестно, насколько серьёзно относился к этой идее сам Наполеон; до самого убийства Императора Павла каких-либо сведений о реальной подготовке французских войск для отправки в Индию не имеется. Все переговоры о подготовке похода в Индию между Парижем и Петербургом обставлены были большой тайной и каких-либо подлинных документов в распоряжении немного.
Самодержец же отнёсся к проекту с подобающей ему основательностью, воспринимая его в контексте качественного изменения характера русско-французских отношений. С этой целью в январе 1801 года в Париж был специально командирован доверенный представитель Императора тайный советник Степан Алексеевич Колычев (1746–1805). Этот был известный дипломат, занимавший посты посла в Гааге, Берлине и Вене, и везде проявил завидное мастерство искусного переговорщика. Каковы же были результаты его бесед с Наполеоном — не известно. Возможно, обсуждались сроки, технические меры и политические результаты операции, но всё это из области предположений. Вскоре Павла 1 убили, и вся индийская эпопея тут же была предана забвению.
Известно только, что, согласно декларации Ростопчина, для установления между Россией и Францией союзнического договора французская сторона должна была признать передачу Мальты Ордену Иоанна Иерусалимского, возвратить владения Сардинскому Королю, гарантировать неприкосновенность владений Баварского курфюрста и герцога Вюртембергского. Это была европейская программа России, предложенная вниманию повелителя Франции. Что же касается Индийского похода, то здесь всё менее определённо.
План индийской операции держался в большом секрете, но слухи всё-таки просочились в петербургские гостиные. При Дворе что знают хотя бы двое — уже не тайна. Тем более если самые влиятельные фигуры во власти, такие, как Петербургский генерал-губернатор Пален — первый враг Императора, готовы были в любой момент запустить в салоны, как бы теперь сказали, «информационную дезу», порочащую Самодержца. Надо было постоянно нагнетать страсти, подтверждать гнусную мыслишку о том, что Павел Петрович — «сумасшедший». Индийской поход и являлся дискредитирующей информацией именно такого рода.
Казалось совершенно необъяснимым, почему России надо было воевать за Индию. Да и где эта самая Индия? Никто даже не знал, как туда можно было добраться по суше. В столичных салонах возникла «волна возмущения». Странное дело: прошло всего пять лет, а петербургские салонные «аналитики» напрочь забыли, что когда в голове Екатерины II и её ненаглядного «Платоши» возникла идея завоевания Персии и покорения Тибета, то тогда никто не обсуждал и уж тем более не осуждал сей по всем признакам сумасбродный план. Попробовали бы…
В высшем свете было полно англоманов, да и просто англичан, занимает их видные должности. Один из них — придворный врач джон-Самуэль Роджерсон (по-русски Иван Самойлович, 1741–1823), служивший со времён Екатерины. Хотя «Иван Роджерсон» являлся урождённым шотландцем, но преданность его Британии носила фактический характер. Он был придворным лекарем, прекрасно был осведомлен об истинном положении дел, но в своих частных письмах не раз говорил о «ненормальности» Императора.
Письма эти он отправлял своему «доброму другу», русскому послу в Лондоне с 1785 года, влиятельному графу Семёну Романовичу Воронцову (1744–1832). Клан Воронцовых слыл при Павле «оппозиционным», и эти «важные сведения» врача приходились весьма кстати. Идея о свержении Императора получала теперь как бы и важную «медицинскую» санкцию. Правда, никому не приходило в голову вести разговоры о «свержении» Английского Короля Георга III, который находился на Престоле Британии шестьдесят лет (1760–1820) и последние двадцать — явно не в своём уме. Причём признаки идиотии у Георга были, так сказать, на лице, и придворные и родственники боялись даже выводить его на публику…
Уже первые отечественные биографы Павла I, в соответствии с расхожей точкой зрения, интерпретировали индийскую экспедицию как «авантюру», как появление «нервной импульсии» Самодержца всея Руси. Это была не историческая, а сугубо идеологическая точка зрения, которая наглядно представлена у такого автора, как Н. К Шильдер. О последующих историках можно и не говорить; «матрица» сюжета была задана сочинением именно этого автора.
Для Шильдера это — «нелепая» экспедиция, плохо подготовленная, во время которой люди терпели напрасные лишения и неимоверные страдания ещё во время движения по территории Российской Империи. В доказательство Шильдер приводит выдержку из донесения командующего В. П. Орлова в Петербург, в котором тот говорит, что не хватает продовольствия, фуража и денег. Но, во-первых, комплектованием припасов занимался сам Орлов, а, во-вторых, если бы Павел Петрович узнал о нехватках, то немедленно бы (как он всегда делал) распорядился доставить всё необходимое. Но Император такого распоряжения не отдал, потому его к этому времени уже не было в живых; донесение Орлова помечено 18 марта.
Теперь о «жертвах». Пристрастный, но преданный документу Шильдер привел список потерь за время почти трехнедельного следования казачьих войск по бездорожью, в мороз и в снежные бури: «выбыло из строя 886 лошадей, из коих 564 усталыми и 322 забракованными за негодностью». И все. Если учесть, что казачьи войска сопровождало 41 424 лошади, то подобный аргумент выглядит просто смехотворно. Но ведь других нет, и никто из многочисленных разоблачителей Павла Петровича после Шильдера так ничего «свеженького» и «убойненького» не отыскал…
