Николай Минаев - Нежнее неба. Собрание стихотворений
«Чтоб я не понял ни аза…»
Чтоб я не понял ни аза
И принял пошлый фарс за сказку,
Амур надел мне на глаза
Свою любовную повязку.
Но день за днем от слов и дел
Все больше чувства холодели,
И наконец я разглядел
Какая ты на самом деле.
Все сразу сделалось видней,
Открылось то, что было скрыто,
И вот – увы! – на склоне дней
Я у разбитого корыта.
Так выхваляться перестань,
Ведь спала с глаз моих повязка,
А без нее ты только дрянь
И доброта твоя лишь маска.
Третий литературный сонет («О чем-то призадумалась природа…»)
О чем-то призадумалась природа
У благодатной осени в плену;
Я может быть в последний раз взгляну
В ее глаза в такое время года.
К ней погостить с утра взяла погода
С собой не дождь и хмари пелену,
А тишину – к которой сердцем льну —
И солнечную просинь небосвода.
За перелеском ало-золотым
По косогору вниз сползает дым,
То тая вдруг, то снова возникая;
От этого становится грустней,
Но освежают душу грусть такая,
Да красота погожих этих дней.
«Кобель, кобыла, кролик, кот, козел…»
Кобель, кобыла, кролик, кот, козел
Корове комментировали книжку
«Как Карп кулак колхозных кур колол».
Кобель, кобыла, кролик, кот, козел
Конечно кстати крыли комсомол.
Кусая кукурузу как коврижку,
Кобель, кобыла, кролик, кот, козел
Корове комментировали книжку.
«Кукарекнул петух, промычала корова…»
Кукарекнул петух, промычала корова,
Как в стихах подъесенинских бардов точь-в-точь,
Побледневшее небо смотрело сурово,
Провожая на отдых колхозную ночь.
Мы на бревнах вдвоем эту ночь коротали,
Но ее мы с тобой просидели не зря,
Об электроэнергии, выплавке стали,
Трудоднях и холодной войне говоря.
Зашуршав запыленной листвой по березам,
Появился рассветный шалун-ветерок,
Потянуло укропом, дымком и навозом,
Констатирую я, так сказать, между строк.
Разгоревшись, восток был болезненно ярок,
По-соседству в избе запищало дитя,
И прошла босиком бригадирша доярок,
Непрерывно зевая и рот свой крестя.
Неожиданно локомотив у вокзала
Запыхтев, прокричал троекратно ура,
И, потягиваясь, ты с улыбкой сказала:
– «С добрым утром, мой друг, спать ложиться пора!..»
Танка («Идя все далее…»)
Идя все дале,
Когда-нибудь я в танке
Скажу о Дале,
А не убийце танке
И не поэте Танке.
Терцина («Блуждая мыслью в царстве медицины…»)
Блуждая мыслью в царстве медицины,
Уже дойдя до терапии, я
Вдруг вспомнил, что не написал терцины,
А это – упущение, друзья!
Поэт обязан формою любою
Владеть, коль он на сцене бытия
Не только бравый барабанщик к бою,
Иль поставщик на каждый праздник од,
Что, словно соревнуясь меж собою,
Из ничего городят огород.
Он не на побегушках подмастерьем,
А мастером быть должен, ведь народ
Орла мгновенно отличит по перьям
И взлету от вороны и грача
И никогда не распахнет он дверь им
В свои сердца… А маятник, стуча,
Минуты гонит к ясному рассвету,
Но я не встречу первого луча
Склоненным над тетрадью, и поэту
Нужны и сон, и отдых, и покой,
Поэтому-то я терцину эту
Заканчиваю этою строкой.
«Чуть ли не с века персидского Дария…»
Чуть ли не с века персидского Дария
И главным образом в гуще столиц
Слышится эта любовная ария,
Коей мужчины пленяют девиц.
Ныне она широкоповсеместная,
Всюду поют женихи без квартир:
– «О полюби меня, дева прелестная,
И мне завидовать будет весь мир!..»
Осенняя канцона («В недели увяданья сада…»)
В недели увяданья сада
Среди аллей
Мечта светлей,
Крылата мысль и Муза рада.
На ветках и песке едва-едва,
Живая и сухая,
Прошелестит и прошуршит листва,
От солнца полыхая,
А после этого слышна
Особенная тишина.
О золотое время года!
Ведь неспроста
Во все цвета
Себя украсила природа.
Она сквозь дрему грезит о былом,
Оставшимся от лета,
Последним, поздним, северным теплом
В последний раз согрета,
Отдав с улыбкой бытию
Всю привлекательность свою.
Как это близко мне и мило,
И наяву
Я здесь живу
Тем, что мне память воскресила
В спокойствии сияющего дня;
Ни радость, ни тревога
Не погостят сегодня у меня…
Пусть может быть немного
Осталось дней мне или лет,
Я в жизни свой оставлю след.
«И в ненастье, напоследок…»
И в ненастье, напоследок
Перед близкою зимой,
Сад, хоть беден он и редок,
Все же взор пленяет мой.
Дождь утихнуть не намерен
И, роняя пену с губ,
О беседку мокрый мерин
Чешет вылинявший круп.
Изогнув по ветру спины,
Вдоль террасы там и тут,
Вымокшие георгины
Кое-как еще цветут.
Листья с яблонь, груш и вишен
Навзничь падают и ниц,
И в кустах малины слышен
Писк скучающих синиц.
У стены, в углу, за горкой
Ров крапивою зарос,
И вот-вот под хрупкой коркой
Скроет лужицы мороз.
«Протопав, словно пьяный, чардаш…»