Николай Караченцов - Корабль плывет
В тот день он сказал: «Можно я поеду вместе с тобой к маме прямо сейчас?» Лучше бы я его взяла, ей-богу! Я ему сказала: «Колечка, не надо, там человек умирает, а тебе завтра сниматься…» Первого марта, он должен был уехать в Петербург на концерт. Я только сказала: «Знаешь, очень тяжело быть с человеком, который умирает, очень тяжело. И если ты не молишься за этого человека и сам сильно в Бога не веришь, то выдержать это вдвойне тяжело, поверь мне. Невозможно жить в ожидании смерти. Не хочу, чтобы тебе было тяжело. Если что случится, мы тебе позвоним». Но не я ему позвонила. Я бы его не вызвала в эту ночь. Я бы сама справилась.
Еще вечером 27-го я была на даче: выбралась буквально на час — поздравить сына с днем рождения. Посидели недолго, символически чокнулись — все же за рулем — за Андрюшино здоровье. И я снова заторопилась к маме: «Колечка, мне пора ехать». А он: «Девонька, ну, пожалуйста, поедем в нашу квартиру, побудь дома со мной». — «Нет, Коленька, не могу. У нас с тобой целая жизнь впереди, а у мамы считанные минуты». — «Ну хорошо, давай и я с тобой поеду». — «Зачем тебе это? — стала убеждать я его. — Это так тяжело. Не надо. Я же все равно не сплю ночи, все время сижу рядом с мамой. Если что случится, позвоню тебе». — «Но мне так плохо без тебя», — вздохнул он. Короче, я уехала к маме, где с ней были мои сестра и племянница, а Коля — домой. Еду по Мичуринскому проспекту и — представляете?! — попадаю в ту самую, ставшую роковой для Коли яму. Мой джип подскакивает, меня заносит, я выворачиваю руль и думаю: «Елки-палки, я же знаю, что здесь дырка, как же я могла?..» В общем, приезжаю я к маме, вхожу и понимаю, что успела вовремя, что осталось буквально несколько минут. Я зову: «Мама!» Она открывает глаза, делает последний вдох и… все. Это произошло ночью 28 февраля без пятнадцати час.
Моя сестра Ира заплакала и стала звонить Коле. Он тут же перезванивает мне: «Выезжаю!» Я уговариваю: «Коленька, родной, не надо, мы сейчас сами вызовем милицию, позвоним в похоронную службу, ты не волнуйся. Тебе сейчас надо отдохнуть, а завтра рано утром приедешь, и мы с тобой поедем все оформлять». А он свое: «Нет, не могу оставить тебя и девочек в таком состоянии. Еду!»
Потом звонит Миша Большаков. Мы его называем «наш приемный сыночек» — он нам не родственник, но давно вошел в нашу семью и стал совсем родным. «Мама, — говорит Миша, — папа выехал, он очень нервный. И знаешь, перекрестил меня перед выходом со словами: «С Богом, будьте все живы». А сейчас я ему все время звоню на мобильный, но он почему-то не отвечает». — «Наверное, заехал за Андреем (Андрей Кузнецов — муж моей сестры), а телефон оставил в машине». — «Нет, они вместе выехали». Я успокаиваю: «Да ладно, просто некогда ему». Через некоторое время Миша снова звонит: «Мама, что-то случилось, он не отвечает уже 15 минут».
И тут вдруг звонит телефон Нади, моей племянницы, и я слышу её крик: «Что?! Что?! Авария?! Где вы?!» Хватаю трубку, ору: «Андрей, что?!!» Он бормочет: «Я ничего не помню. Коле плохо. Он в крови». И слышу голос, видимо, шофера: «В 31-ю больницу». Я соображаю, что это в пяти минутах езды от меня. Сестра рыдает, племянница рыдает, я говорю: «Всем успокоиться! Ирина, ты отвечаешь за маму. Сейчас приедет катафалк, и ты ее отправишь. А мы с Надей едем туда».
Приезжаем в больницу, я спрашиваю: «Куда отвезли Караченцова?» И вижу каталку, которую уже вывозят, а на ней разрезанную одежду Коли — джинсы, свитер, ботинки — все в крови. Слышу слова врача: «У него черепно-мозговая травма». И по тому, как повели себя медсестры, а они сказали: «Пойдемте, мы вам дадим чаю, отдохните…» — я понимаю, что дело очень плохо…
Первой Колю увидела бригада скорой помощи — совершенно случайная машина, которая возвращалась в свою больницу. Увидев перевернутый автомобиль, они бросились вытаскивать пассажиров и сразу же, еще в дороге, стали оказывать первую помощь. Колю они не узнали — он же был весь в крови. Колино имя выяснили только по железнодорожному билету, который оказался у него в кармане. Врач поднял на ноги всех специалистов… Потом я увидела этого врача — Петра Ефименко. Удивительной красоты парень, и такое в его в лице благородство… Помню, сказала ему: «Спасибо вам за то, что вы спасли моего мужа…»
Главный врач 31-й больницы Георгий Голухов сразу же вызвал группу нейрохирургов. В ту ночь по Москве дежурила бригада Боткинской больницы, которая приехала немедленно. Хирург Василий Калюжный и его коллеги из 31-й больницы Евгений Федоров и Станислав Будзинский — низкий им поклон — не побоялись взять на себя ответственность.
Вспомните, что было с Андреем Мироновым, ведь тогда никто из медиков не осмелился принять меры… А Коле вот спасли жизнь. Притом, что травма у него была тяжелейшая — череп расколот, как разбитое яйцо, вся голова в трещинах да еще переломы носа, челюсти, пробоина с правой стороны в височной части… Но они начали операцию, потому что очень хотели спасти, хотя понимали, что ситуация практически безнадежная.
Авария произошла без десяти два ночи, а операцию начали в 4 часа утра. «Идите домой, вам сейчас здесь делать нечего», — сказали мне… И я вместе с племянницей Надей и ее отцом Андреем, который отказался оставаться в больнице, несмотря на то, что у него было тяжелое сотрясение мозга и множество ушибов, отправляюсь домой. Мне же надо было заниматься мамиными похоронами. Прихожу в дом, откуда только что увезли маму… Через каждые полчаса с дачи мне звонит наша невестка Ирочка. Как врач-ординатор той самой 31-й больницы, она хорошо знает ее главного хирурга. Заикаясь от волнения, Ира сообщает мне последние новости. Помню, все время пытаюсь ее хоть как-то подбодрить: «Ирочка, ты не должна нервничать, ты же в положении, на седьмом месяце! Успокойся. Звони врачам и перезванивай мне — рассказывай, что там происходит…» В 8.15 она мне звонит и, уже не заикаясь, говорит: «Операция закончилась. Врачи сказали, что предстоит долгий путь выхаживания». И вот Ирочка со своим животом едет с дачи в больницу к Коле, а я с сестрой и племянницей отправляюсь в морг. Андрея мы оставили дома…
В 11 часов мне опять звонит Ира: «Николая Петровича перевозят в Склиф». «Кто позволил?! — кричу я. — Кто это сделал?! Его нельзя перевозить!» Она объясняет: «Сюда приехал профессор Крылов — руководитель отделения нейрохирургии Института имени Склифосовского, главный нейрохирург города Москвы, он берет ответственность на себя. Дело в том, что в 31-й больнице нет специализированной нейрохирургической реанимации…» В общем Владимир Викторович Крылов и заведующий нейрореанимационным отделением Сергей Васильевич Царенко приняли такое решение. Конечно, они страшно рисковали… В 11.00 Колю перевозят, а в 18.00 того же дня начинают делать новую операцию, о чем мне опять же по телефону сообщает Ира. «Как операцию?! Еще одну?!» — в полном ужасе ору я. «Да, оперировать необходимо, у него повторная гематома». Я вообще перестаю что-либо понимать.
