Степан Крашенинников - Описание земли Камчатки
Траву чахбон (Drymopogon) пьют от опухоли и от цинги в ногах. От бессонницы едят плоды травы эфемера. Глаза лечат, припаривая травою зизом, которую кладут женщины и в тайные уды, для тепла и благовония.
Лопатские жители ставят и клистиры, что переняли, без сомнения, от курилов. Декокт из разных трав, иногда с жиром, а иногда и без жира, наливают в тюлений пузырь и обтягивают отверстие его около какой-нибудь дудки, которую ставят по обыкновению, между тем больной лежит на брюхе вниз головою. И сие лекарство почитают они столь высоко, что употребляют во всяких болезнях.
От желтухи имеют они надежное лекарство: берут коренье лесной фиалки, чистят и свежее толкут с теплою водою; сок, который бывает, как молоко, в нерпичий пузырь наливают и в клистирах употребляют по два дня кряду, а на каждый день по три раза; после чего слабит и фиалковый сок по всем членам расходится. Сие лечение не без основания, когда известно действие фиалки.
Крови ни жильной, ни рожечной не пускают и совсем о том не ведают, а пускают оную особливым образом: около больных мест оттягивают кожу щипцами деревянными и прокалывают оную насквозь хрустальными, нарочно для того делающимися, ланцетами и выпускают крови, сколько надобно.
Если у них болит спина, то трут оную корнем цикуты перед огнем, наблюдая при том, чтоб не коснуться поясницы, от чего последует судорога; и сим лекарством так они хвалятся, будто тот же час бывает им польза, однако то невероятно.
От ломоты ставят ядна из березового трута на больных местах. Когда оный трут догорает до тела, то отскакивает с великим стремлением, а тело от того разгнивается и бывает великая язва, к которой иные присыпают трутовый пепел, а иные ничем не лечат. И сие лекарство известно по всей Сибири.
Корень лютика-травы и омег употребляют они к порче своих неприятелей и к умерщвлению. Лютиком намазывают и стрелы как совершенным ядом.
Глава 19. О погребении умерших
Погребение умершим, буде можно назвать погребением бросать собакам на съедение, от всех тамошних народов отменно[416], ибо другие народы или жгут тела умерших, или кладут в землю с нарочитыми обрядами; напротив того, камчадалы трупы мертвых своих, привязав ремень за шею, вытаскивают из юрты и почти на самой юрте бросают их собакам на съедение, объявляя тому две причины: что которого съедят собаки, тот на другом свете ездить будет на добрых собаках; а на юрте и близ юрты бросают они покойных своих для того, чтоб враги, которые, по их мнению, людей умерщвляют, видя мертвых, довольствовались их гибелью, а других бы не вредили.
Но другая причина кажется мне невероятна: ибо они те жилища, в которых умирать кому случалось, всегда оставляли и переселялись в новые юрты, которые строили в знатном от прежних расстоянии, а трупов, которыми бы, по их объявлению, могли от врагов обороняться, не таскают с собою: разве, может быть, сие почитают они за оборону от них на то одно время, пока они новую юрту делают.
С умершим выбрасывают вон все платье их и обувь не с тем намерением, чтоб было им что носить на другом свете, как другие некоторые язычники думают, но от одной опасности: ибо, по их мнению, и тому умереть должно прежде времени, кто наденет их платье.
Особливо живущие на Курильской лопатке в том суеверны: не возьмут в руки никакой вещи, сколь бы она их ни льстила, ежели услышат, что осталась после мертвого. Чего ради казаки, которые важивали к ним похожие товары, как, например, немецкое и русское суконное платье, фанзовые и камчатные рубахи и пр., не иначе купцов от других отбивали, как сказывая, что платье и другие их товары после мертвых остались.
Очищение после похорон бывает следующим образом: наломав какого-нибудь прутья, приносят они в юрту и, наделав колец, по дважды сквозь них пролазят, а потом относят в лес и бросают на запад.
Который мертвого вон тащил, тому должно изловить каких-нибудь двух птичек и одну из них всю сжечь, а другую съесть со всеми жителями вместе. И сие очищение бывает у них того же дня, которого и погребение, а до того ни сами они не выходят из юрты, и никого к себе не допускают.
Вместо поминок бросают они в огонь шаглы первопромышленной рыбы, что за дар умершему почитается, а тело сами съедают.
Младенцев хоронят в дуплеватых деревьях, по большей части без всяких же особливых обрядов. По умерших сожалеют и плачут, токмо без вопля.
Глава 20. О различных наречиях камчатского народа
В заключение известий о камчатском народе сообщим мы некоторое собрание слов трех главных камчатских наречий, о которых выше сего упомянуто, чтоб сходство и несходство их были видимы.
В столбе А содержится наречие северных камчадалов, Б – южных, а в столбе В – живущих от Воровской реки на север почти до Тигиля. Причем надлежит ведать, что г со штрихом наверху как латинское g произносить надобно.
У господина Стеллера в записках нашел я и «Отче наш» на языке южных камчадалов, но не всю молитву – без сомнения, из-за того что последних слов, каково «оставление долгов», «избавление от лукавого» и пр., камчадалам не понятно было; однако сообщим мы здесь для удовольствования любопытства читателей, сколько нашлось.
Апач бурын кизег итзун кранак когалгу
Отче наш, который живешь высоко на небе,
сыгзул книгн гоуренч теге битель накалк кабилтака кататнока
буди твое имя всегда у всех славно почитаемо,
коттик когльсыг боренако книгн конспалагн елконому,
повели приидти к нам твоему жилищу вечному,
кизек енакч оллогтчазен енду дегѓакен лацѓотус
что ты ни изволишь, буди по твоей воле,
каголк делтгам симск, адонном бурин пыгн гуллс
как на небе, так на земле, пищу нашу, от которой
суглкаизен сугнет католк боренако денѓутем дагс.
всегда живем, дай нам нынешнего дня.
Глава 21. О корякском народе
Излишнее бы дело было, если бы как о сем, так и о курильском народе писать пространно, ибо род жития их весьма сходствует с камчадалами; все вообще они язычники, все крайние невежды и от других животных одним токмо видом человеческим почти разнствуют, как уже выше показано; чего ради довольно будет и того, когда мы о каждом народе объявим кратко, выключая такие обстоятельства, в чем они несходны с камчадалами.
Коряки, как уже выше показано, на оленных и сидячих разделяются.[417] Оленные кочевой народ, а сидячие живут в земляных юртах, как камчадалы, с которыми и больше житием и обрядами сходствуют, нежели с кочевыми коряками; чего ради все, что о коряках объявлено будет, об оленных разуметь должно, разве где точно сидячие коряки будут упомянуты.
