KnigaRead.com/

Марсель Райх-Раницкий - Моя жизнь

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Марсель Райх-Раницкий, "Моя жизнь" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Часто мы говорили о книгах, которые собирались написать. Иенс когда-то планировал монографию о Лессинге. Это был просто захватывающий проект. К сожалению, он так никогда и не написал книгу. В другом разговоре он сказал мне: «Пришло время написать новую книгу о Шиллере. Думаю, я напишу такую книгу». Иенс сразу же набросал ее тезисы и очертил общие идеи. Можете мне поверить, это была грандиозная книга. Жаль только, что она никогда не появилась. Еще один излюбленный проект Иенса, разговоры о котором повторялись наподобие припева, касался автора, особо ценившегося нами — каждым по-своему, — Теодора Фонтане. Иенс страстно и остроумно говорил об этом намерении. Разумеется, и оно никогда не было осуществлено.

Он с большим вниманием относился к моей работе. Мне представляется психологически интересным то обстоятельство, что Иенс временами поощрял меня взяться за осуществление тех планов, которые сам оставил, говоря, например: «Может быть, ты напишешь книгу о Шиллере, которой давно уже время появиться». Каждый раз, когда я искал название или нуждался в точной формулировке какого-либо тезиса или проявлял нерешительность в каком-нибудь деле, он прилагал величайшие усилия, чтобы дать мне совет. И советы эти оказывались почти всегда хорошими, просто сказочными. Как-то раз, когда мы уже давно рассорились, Иенс сказал: «Мы очень многим обязаны друг другу». Трудно взвесить, кто и чем кому обязан, но не могу отделаться от впечатления, что я обязан ему больше, чем он мне.

Его любопытство было всегда направлено на людей, выпадавших из обычных рамок, у которых были проблемы с самими собой, оно всегда адресовалось страдавшим и нуждавшимся. Алкоголики, те, кто «сидел на таблетках», наркоманы, невротики, жертвы депрессии, меланхолики интересовали и возбуждали его так же, как гомосексуалисты, лесбиянки и импотенты. Он хотел обладать точной информацией о них, об их трудностях и комплексах. Он с благодарностью принимал к сведению то, что я мог поведать ему на сей счет. Тот, кто находился под угрозой, мог быть уверен в его сострадании. Только мне кажется, что он не особенно хотел непосредственно соприкасаться с такими людьми. Как правило, ему хватало информации из вторых рук. Бывало, я во время наших телефонных разговоров цитировал рекомендацию Мефистофеля: «Теория, мой друг, суха,/ Но зеленеет жизни древо». Иенс, конечно же, соглашался, оставаясь при этом прежде всего человеком теории, сколь бы сухой она ни была.

Часто он затрагивал тему, не дававшую ему покоя. Иенс знал, что есть мужчины, которые хотя и состоят в браке, но время от времени спят с другими женщинами. Разумеется, он не одобрял такое поведение и относился к нему с отвращением. В его высказываниях о такого рода непонятных ему действиях всегда присутствовало два слова — «неаппетитно» и «негигиенично». Случись Иенсу заблудиться в борделе, — конечно же, только в качестве любопытного туриста, — на вопрос о том, что он будет пить, он, весьма вероятно, ответил бы: «Настой ромашки».

Когда в Тюбинген приехал один иудейский теолог, Иенс пригласил его на ужин. Понятно, что такому гостю надо было подать кошерную еду. Но что значит «кошерная»? Иенс сразу же позвонил специалисту по Ветхому Завету из Тюбингенского университета и попросил дать совет. Тот не заставил себя долго упрашивать и долго наставлял коллегу относительно многочисленных запретов, которые необходимо соблюдать. Иенс педантично записывал все предписания. Под конец любезный специалист по Ветхому Завету заметил: «То, что я вам только что сказал, дорогой коллега, существовало, конечно же, уже около двух тысяч лет назад. Но вам не надо ломать голову над этими проблемами. Ведь у евреев, по крайней мере в этом, ничего не изменилось за прошедшее время».

Разумеется, на протяжении нашей дружбы, длившейся тридцать лет, случались и кризисы. Но мы никогда не забывали о том, что нас связывало друг с другом. Бывало и так, что телефонные разговоры с Вальтером Иенсом образовывали своего рода кульминацию моей жизни. Когда осенью 1990 года наши отношения оказались серьезно нарушенными и им грозила опасность, он написал мне: «Посмотри на посвящение, прочитай, что я тебе говорю, — только это и имеет значение…» Посвящение, упомянутое им, гласит: «Марселю в знак дружбы, которая, несмотря на все потрясения, не поддается разрушению. Вальтер».

Но Иенс заблуждался, глубоко заблуждался. Нашу дружбу оказалось вполне возможно разрушить, и пусть это останется на совести тех, кто, проявив бессердечность, способствовал тому, что случилось. Тем не менее слова Иенса не так уж неправильны. Что не подверглось разрушению, так это воспоминание о годах и десятилетиях нашей дружбы. В повести «Монток» Макс Фриш писал о своих отношениях с Ингеборг Бахман: «Мы не сумели встретить конец достойно — оба не сумели».

ЛИТЕРАТУРА КАК ОЩУЩЕНИЕ ЖИЗНИ

У нас не было ни мебели, ни занавесок, ни полотенец или постельного белья, ни посуды, ни радиоприемника и, что хуже всего, не было библиотеки. Единственными книгами, которыми мы располагали, были те четыре больших тома немецко-польского словаря, которые оказались совершенно излишними. Взятой из Польши одежды не хватало, тем более что нам пришлось оставить в Варшаве зимние вещи. Мы жили во Франкфурте, снимая маленькую комнату, которая служила и жилой комнатой, и спальней, и рабочим кабинетом. Письменного стола там не было. Позже некоторые думали, что в Федеративной республике перед нами в знак приветствия раскатывали красные ковры. Это неверно, да мы этого и не ожидали. Меня все еще удивляет, что мы не страдали, живя первые годы на Западе в таких, мягко говоря, стесненных условиях. Мы не испытывали недовольства и отнюдь не были удручены.

Итак, мы пребывали в хорошем настроении, и оно все улучшалось. Мне не пришлось, как я опасался, добиваться работы. Кроме того, рукописи, которые мне заказывали, удавались, и я постоянно получал новые заказы. В «Гамбургской драматургии» Лессинга сказано: «Каждый вправе хвалиться своим трудолюбием». Так было и со мной: за первые шесть месяцев в Федеративной республике я написал тридцать восемь статей, из них пятнадцать для «Вельт» и «Франкфуртер Альгемайне», а остальные для разных радиостанций.

Как я уже говорил, газеты платили за рецензии и другую подобную работу жалкие гонорары, а радио оплачивало ее гораздо лучше. Тем не менее мои печатные работы оказывались на значительно более высоком уровне, чем тексты для радио: критические замечания, которые публика должна была только слушать, мне было трудно формулировать так же тщательно, как и те, которые предназначались для лучших газет страны. Иными словами, я работал для радио только по одной причине — ради насущно необходимых денег.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*