Ник Барон - Полковник Ф.Дж. Вудс и британская интервенция на севере России в 1918-1919 гг.: история и мемуары
Действительно, многие из более активных членов «Звена» также посещали собрания Национал-социалистической лиги Джойса или участвовали в деятельности других крайне правых групп того времени, таких как Нордическая лига или Правый клуб, который был абсолютно секретной организацией, основанной в мае 1939 г. капитаном Арчибальдом Рэмси, членом парламента от Шотландской консервативной партии[435]. Джойс был членом обеих организаций. Другим членом-учредителем Правого клуба была Анна Волкова, дочь последнего Военно-морского атташе Российской империи в Лондоне, которая в тот момент держала Русскую чайную комнату в южном Кенсингтоне. В конце 1930-х гг. ее помещение использовалось для встреч лондонских антисемитов и сторонников нацизма (многие из которых, включая Джойса, жили неподалеку)[436]. Алекс Гамбс, которого Вудс в конце 1930-х гг. нанял на должность преподавателя Института политических секретарей, вращался в эмигрантских кругах Волковой, хотя у нас нет свидетельств, что он разделял их политические взгляды[437]. В ноябре 1940 г. Анна Волкова была приговорена к десятилетнему тюремному заключению за нарушение Закона о государственной тайне. Среди прочего она передала своему другу Уильяму Джойсу секретную информацию, которую тот использовал в начале войны в своих радиопередачах из Германии[438].
Неизвестно, существовало ли в Букингемшире местное отделение «Звена» и был ли Вудс связан каким-либо образом с этой организацией или другими группами — здесь или в других местах. Тем не менее, если нашего информатора из Лонг Крендона не подводит память как в отношении визита Джойса в коттедж Уэлл, так и в вопросе «местной Англо-германской группы», это означает, что Вудс поддерживал связь с Джойсом как минимум до середины 1937 г. (когда было основано «Звено»). Если Вудс на самом деле принимал активное участие в деятельности обществ англо-германской дружбы во второй половине 1930-х гг. и при этом поддерживал отношения с Джойсом, чей патологический фанатизм после разрыва с Мосли становился все более заметным даже для его сторонников, то маловероятно, что и сам Вудс не был активно вовлечен в крайне правую политическую деятельность.
Однако здесь стоит еще раз повторить, что почти все свидетельства являются косвенными. Все остальное — лишь рассуждения, а не факты. Особенно ненадежной является устная история — тем более, чем больше временной промежуток между вспоминаемыми событиями и моментом воспоминания. Житель Лонг Крендона, цитировавшийся выше, был в 1930-е гг. ребенком. Он помнит Вудса как «человека среднего роста, носившего аккуратную военную форму» (что является правдой), который был награжден Крестом Виктории в Первую мировую войну (что не соответствует действительности). Воспоминания, основанные на слухах, редко бывают отчетливыми, особенно учитывая, что в Лонг Крендоне Джойс, по-видимому, уже стал персонажем деревенского фольклора (в целом чрезвычайно густо населенного привидениями). Некоторые старожилы — многие из которых вообще не помнят полковника Вудса — рассказывали о слухе, что какое-то время лорд Хау-Хау жил в коттедже Уэлл. Это, как нам известно, не является правдой.
Независимо от достоверности всех этих свидетельств будет некорректно приписывать человеку симпатии к фашизму исключительно на основании того, что он жил в определенном месте или общался с определенным кругом людей. В любом случае, имеются основательные причины подвергнуть сомнению некоторые из свидетельств, имеющихся в нашем распоряжении. В частности, маловероятно, что уже к 1932 г. Джойс и Вудс были «хорошими друзьями», как первый утверждал в некоторых своих письмах Льюису. Прежде всего, полковник был на двадцать шесть лет старше Джойса. К тому времени он прожил в Лондоне едва ли год, и, скорее всего, не знал Джойса до 1921 г. по южной Ирландии. Они также являлись совершенно разными личностями. Джойс был книжным интеллектуалом и безжалостным бандитом[439]. Вудс определенно не был ни тем, ни другим.
Хотя мы можем уловить схожесть в их убеждениях и ценностях, в принципиальных вопросах их политические позиции находились на противоположных полюсах. Джойс был истеричным фанатиком и сверхконспиратором, который защищал не что иное как антидемократическую революцию, диктатуру и расистскую войну. Когда Вудс в 1920-х гг. был членом парламента, он последовательно боролся с экстремизмом, религиозным фанатизмом и дискриминацией по религиозным, политическим и национальным признакам. Его здравый индивидуализм и всеобъемлющее чувство социальной ответственности подразумевали неприятие любых тайных интриг (обратите внимание на его презрительное отношение к жестоким белогвардейским заговорщикам в «Карельском дневнике»), всех претензий самопровозглашенных лидеров на абсолютную правду, слепого следования какой-либо одной идее или организации и любых попыток «экстремистов» (как он называл политиков, представляющих общество трезвости) ограничить личную или коллективную свободу. Он был консерватором по своим инстинктам и с враждебностью относился к революционной политике в любой ее форме.
В 1923 г. в Западном Белфасте Вудс заявлял: «Я в значительной степени демократ». Даже те фашисты, которые придерживались гораздо более умеренных взглядов, чем Джойс, отрицали не только то, что они считали злоупотреблениями демократией на благо плутократических интересов, но и саму демократию как унылую политическую шараду, которую неизбежно сменит автократическое корпоративное государство. Нет причин сомневаться, что Вудс был приверженцем парламентарной системы, как бы ни презирал он политиков, заполонивших ее. Конечно, не исключено, что после двойного поражения в Белфасте в 1929 г. взгляды Вудса изменились, однако его более ранняя политическая карьера не дает ни единого намека на то, что он мог бы заразиться экстремальным радикализмом — напротив, она предполагает обратное.
Нельзя рассматривать как доказательство протофашизма Вудса ни его выпады против «старой банды» во время парламентских кампаний, ни его любовь к шествиям при свете факелов. Фраза о «старой банде», возникшая в парламентских спорах в середине XVII в., в XX в. вошла в повседневный политический обиход, обозначая противопоставление молодой энергичности и деловой эффективности консервативной апатии[440]. То, что Вудс раз за разом обращался к этому выражению, указывает скорее на нехватку интеллектуальной оригинальности и риторической изобретательности, чем на какую-либо определенную политическую позицию.
Как уже предполагалось выше, Джойс, скорее всего, впервые обратился к Вудсу в 1931 г., надеясь на помощь в поисках работы, и поддерживал с полковником тесные отношения лишь до тех пор, пока тот мог быть ему полезен. Как писал один из биографов Джойса, «за исключением тесного круга приближенных к нему лиц, Джойс менял товарищей как перчатки. Он, по-видимому, принадлежал к тому типу личностей, которые встречают людей, используют их, ссорятся с ними и бросают»[441]. Учитывая склонность Джойса к фантазированию и самовозвеличиванию, он, скорее всего, хвастался, когда писал Льюису о том, что они с полковником «старые друзья», чтобы поднять свой авторитет в глазах ученика. Льюис, вероятно, распознал обман, когда встретился с ними в том же году. Тот факт, что Вудс предложил Льюису полноценную работу в марте 1933 г., когда тот уже несколько месяцев редактировал газету Британского союза фашистов, предполагает, что Вудс к этому времени не поддерживал тесных или постоянных контактов ни с одним из этих молодых людей.
