Александр Авдеенко - Наказание без преступления
Письма из поверженного Берлина.
И с Красной площади…
24 июня 1945 года на Красной площади состоялся Парад Победы.
За два дня до великого праздника я была далеко от Москвы, вблизи Эльбы. Мои боевые товарищи, кому выпала честь принимать участие в параде, выехали в столицу специальным поездом, а мы с Любой помчались им вслед на обтекаемой, похожей на ракету восьмицилиндровой «татре». С Любой?.. Да! А как же она пробилась на фронт? Каким чудом к Дню Победы мы оказались вместе, да еще в Берлине, Дрездене, Шпротау, Загане, Праге, Братиславе?
Прилетела к тяжело раненному мужу с удостоверением военного корреспондента «Красной звезды». По существу, и она, а не только врачи и сестры, выходила меня. Срослись шесть ребер и ключица.
Более трех лет понадобилось армии, чтобы преодолеть военное пространство от Центральной России до Праги, а «татра» пролетела 2516 километров за полутора суток. Коротки и легки мирные дороги!
Бетон и асфальт международных автострад, еще сохранившие следы войны… Горы и долины Чехословакии, зеленые и веселые, какими они никогда не были… Притихшие, выжидающие окраины восточной Германии. Радостно взбудораженные города и села Польши… Разоренная и сожженная и уже начинающая восстанавливаться Белоруссия… Трагическая Смоленщина… Бородинское поле, особенно дорогое сегодня.
Самые длинные, самые светозарные дни года и самые короткие ночи. От зари до зари. Останавливаясь только для заправки горючим, мчались в Москву.
В половине одиннадцатого были от Москвы за полтораста километров. Без четверти двенадцать проскочили Поклонную гору. В полночь под звон кремлевских курантов нарочито медленно проехали по Красной площади, где завтра, то есть уже сегодня, начнется Парад Победы. И в самых радужных фронтовых мечтах я не смел предположить, что вот так вернусь с войны, вот так буду праздновать дни мира.
Строго говоря, праздник Победы для меня, да и не только для меня, начался давно, еще там, далеко за Прагой, когда прозвучали последние выстрелы Отечественной войны, когда над пылающим рейхстагом взвилось наше знамя, когда дрожащей рукой гитлеровского фельдмаршала был подписан акт о безоговорочной капитуляции.
Праздник Победы бушевал по всей планете Земля. День за днем, неделя за неделей. Особенно хорошо видно счастье людей на дорогах, ведущих из Германии на восток и запад. Четыре года гитлеровцы гнали, тащили, волокли в свою кровавую империю миллионы рабов — русских, украинцев, поляков, чехов, словаков, болгар, румын, французов, голландцев, военнопленных англичан, американцев. Теперь эти люди, освобожденные нашими войсками, хлынули домой. Идут пешком. Едут на велосипедах. На фурманках, на машинах, запряженных лошадьми. На помещичьих экипажах. Верхом. Толкают тележки, детские коляски. Забиты дороги, обочины. От Берлина до Варшавы, от Варшавы до Минска, от Кенигсберга до Риги. При солнце и звездах не останавливается людской поток. Домой, к родным спешат вчерашние рабы и смертники. Изможденные лица, полосатая арестантская одежда, особые, вшитые, знаки на рукавах. Но не было в потоке ни одного человека, на челе которого не горел бы огонь счастья, свободы, обретенной жизни. С благодарностью, с восторгом встречали каждого советского воина.
Тихо и пустынно сейчас на Красной площади, где через несколько часов потекут и загрохочут колонны победных войск, машин и орудий. Серая, расчерченная белыми параллельными линиями брусчатка.
Ручонка Саши теребит мое плечо, и нежный умоляющий голос шепчет в самое ухо:
— Папа, вставай скорее, уже день на улице!
Открываю глаза. Передо мной в длинной белой рубашке восьмилетний Сашка, выросший и открывший для себя мир, пока отец был на фронте. Хмурый, с низкими тучами, с дождем рассвет. Часы на Спасской башне бьют семь.
— Вставай, папа!
Притягиваю к себе сына, укладываю в кровать рядом. Он холодный и дрожит. Боится опоздать на парад. Вчера ночью я пообещал взять его на Красную площадь и так растревожил, что он, видимо, не спал всю ночь.
— Папа, не спи!
— Полежи, Сашуша. Замри! Я всю войну мечтал вот так встречать с тобой День Победы!
— Папа, вставай, опоздаем!
— Успеем.
— Танки уже на Красной площади, я слышал, как они гремели. Люди идут на парад. Я видел в окно. Вставай!
— Встаю, сынок, встаю!
Наскоро завтракаем и выходим на мокрую улицу. Под дождем проходим по Большому Комсомольскому, по безлюдной Кировской, пересекаем пустынную площадь Дзержинского и попадаем на улицу 25-го Октября. Почти бежим, а Сашка боится, что опоздаем.
— Папа, без нас не начнется Парад Победы?
Новые для себя слова «Парад Победы» выговаривает с великим значением, какого они заслуживают. И не удивительно. Мальчик рос в долгие годы войны, нашу победу вымечтал и выстрадал вместе со взрослыми.
— Папа, зачем сегодня идет дождь? Почему пропало небо?
— Это же хорошо, что идет дождь. Для земли хорошо. Для хлебных полей. Для лесов.
— Надо было ему пойти вчера. Или завтра. А сегодня должно было светить солнце.
— Для победителей никогда не заходит солнце. И в дождь.
Саша посмотрел на хмурое небо, поплотнее закутался в плащик и ничего не сказал.
Под бой часов на Спасской башне вступаем на Красную площадь. Идем вдоль Кремлевской стены, ищем свое место, обозначенное в пригласительном билете. Нам повезло. Сектору прессы отведен передний угол громадной белокаменной трибуны. Мавзолей Ленина рядом, сразу за барьером. И вся Красная площадь из конца в конец видна.
От собора Блаженного до Исторического музея Красная площадь наводнена неподвижными войсками.
Теплый влажный ветер с дождем колышет боевые знамена, пронесенные сквозь сражения. Сверкают боевые ордена на древках. Всеми цветами радуги переливаются орденские ленты.
Цвет армии, герои Отечественной войны, славные из славных замерли в торжественном строю. Маршалы и генералы, полковники, майоры, капитаны, лейтенанты, сержанты и рядовые. Солдаты-победители. Советские люди, ставшие бойцами. Юные. Морщинистые. Седоусые. В шрамах и рубцах. Прокаленные злым огнем долгой войны.
Вдохновенная печать Победы лежит на каждом лице.
Беспрестанная, на протяжении четырех лет военная гроза венчается тишиной.
Тишина Победы! Ты лучшее, что слышал солдат за годы войны.
Саша властным движением ручонки заставляет меня наклониться к себе, спрашивает:
— Папа, Сталин тоже пришел на Красную площадь?
— Пришел.
— Где же он?
— Здесь. На трибуне Мавзолея.
