Эдвард Радзинский - Мой лучший друг товарищ Сталин
Через меня «шарашка» подчинялась лично Кобе.
Мы должны были разработать не имевшее тогда аналогов «устройство».
Условия для заключенных были созданы санаторные. Великолепная библиотека, на столах — белый хлеб, сливочное масло — три раза в день.
Гулять по двору разрешалось без ограничений, но трава была заботливо выкошена, чтобы заключенные не могли незаметно подползти к ограде из колючей проволоки.
Позаботились и о сексуальной жизни молодых обитателей. В обычные «шарашки» иногда разрешали приходить женам. У нас (из-за сверхсекретности) это исключалось. Но поиграть в любовь давали щедро.
Наш надзирающий персонал состоял из сотрудников того самого Подразделения Х — нескольких офицеров и молоденьких «чекисток» в гражданской форме.
Девушки жили здесь же, в отдельном корпусе, и приходили на работу в очаровательных трофейных немецких платьях. В Рейхе заботились об увеличении рождаемости, и модная одежда отнюдь не скрывала женские прелести.
Они должны были дать нашей молодежи радостную возможность насладиться «романами». При этом было расписано все: когда и где дозволялся первый поцелуй, где следует проходить встречам «украдкой»… Расписаны были и роли. Одни девушки играли в «недотрог» и уступали только после долгого общения с любимым. Другие наоборот — «распутные девицы». Им «назначались» приключения с двумя-тремя нашими молодыми сотрудниками…
Любовные акты, точнее, «совокупления» проходили в комнатках лаборатории во время вечерней работы.
Чтобы девица и вправду не увлеклась, после «медового месяца» блаженства ее будто бы «застукивали» и переводили от нас…
Последняя любовная встреча… Поздний вечер… Торопливая любовь. Подавленные стоны… И уже наступает одинокое завтра. Молодой человек — мрачный, безутешный. Но… появляется новая смена! Столь же очаровательная сотрудница в столь же соблазнительном платьице…
Не буду отрицать, я тоже пользовался их… работой.
Покидая нас, девушки писали подробные отчеты — о чем откровенничали с ними заключенные. Но наших «вольнодумов» за смелые речи не наказывали, эти отчеты копились в их делах на будущее. Не выпускать же на свободу столь ценных и посвященных в секретнейшие дела людей! Когда же будет заканчиваться их срок, им предъявят… собственные разговоры. И они благополучно получат срок новый.
«Любовным отделом» руководила пожилая «чекистка» из того же Подразделения Х. Она назначала партнеров, она и решала, когда девушке надлежит нас покинуть.
Я не уверен, что с девушками, которых от нас забирали, все обстояло благополучно. Подразделение Х должно было любыми средствами охранять абсолютную секретность Проекта. Такова была их работа.
Третья мировая война
Почти год я не видел Кобу и свою семью, работая в «шарашке».
Ничего записывать не мог. Не сомневался: когда иду на прогулку, комната обыскивается. Так что особых подробностей не сохранил.
«Устройство» было готово ранней осенью 1952 года. И тогда я вновь приехал на Ближнюю — наблюдать, как его монтируют. И встретил, наконец, своего друга Кобу.
Как обычно, не поздоровавшись, Коба заговорил, будто мы расстались вчера.
На его столе лежали сводки с корейского фронта.
(В это время мой друг втянул американцев в бесконечную войну в Северной Корее. Коммунистическая Северная Корея попыталась захватить Южную, американцы, естественно, вступились за своих союзников. Уже вскоре им пришлось понять, что сражаются они на корейской земле не только и не столько с корейцами, сколько с бесчисленной китайской армией. В воздухе их сбивали наши летчики — истинные асы, прошедшую самую страшную из войн.)
— Никто не понимает масштабов события… — усмехнулся Коба. — Никому не говори, Фудзи… но Третья мировая уже началась. Ильич сейчас потирал бы руки. Уверяю тебя: и Троцкий, и Зиновьев, и Бухарчик радовались бы вместе со мной. Надеюсь, как истинные революционеры, они поняли бы, почему им следовало уйти. — (Эта мысль: «они одобрили бы свою смерть» — его преследовала.) — Для революционеров жизнь — это идея. Идея — все, жизнь — ничто. А теперь почитай…
Он показал мне последнее донесение нашего агента М. Он сообщал секретные американские данные: «Потенциал ядерного вооружения США недостаточен сейчас ни для ведения войны с Советским Союзом… ни для эффективной обороны. Раньше 1955 года преимущество над Советами не может быть достигнуто…»
Он заходил по кабинету. Как всегда, забыв обо мне, заговорил сам с собой:
— Раньше пятьдесят пятого года… Мингрел обещает… уже в следующем — пятьдесят третьем. Карты ложатся удачно… — Он говорил о новой водородной бомбе. Насмешливо посмотрел на меня: — Боишься? Эх ты! Капитулянт!
Новый роман сочиненный Кобой
В это время приехал Игнатьев.
— Докладывай, — сказал Коба.
— Абакумов по-прежнему упорствует.
— Жаль, что с мерзавцем обращались по-человечески. Это вина товарища Сталина, который не забыл о его заслугах в войну. От него ждали правдивых показаний. Но, мижду нами говоря, он, видимо, надеется, что «кое-кто» его защитит.
— Разложение Абакумова налицо, — продолжал Игнатьев. — При обыске в его квартире найден целый склад золота, ширпотреба. Изъято около трехсот пятидесяти пар различной обуви, обнаружена целая комната со стеллажами, забитыми отрезами шерсти, шелка и других тканей, большое количество галстуков, литые из золота дверные ручки…
— Хватит! — Коба положил трубку в пепельницу. Медленно сел в свое кресло.
— Мы сняли все это на пленку, товарищ Сталин. Альбом я оставил в приемной.
Коба позвонил туда. Поскребышев принес альбом с фотографиями.
Коба стал листать страницы. Я с изумлением увидел, как сильно у него дрожат руки. Он заметил мой взгляд, отложил альбом, поднялся, взял трубку, закурил:
— Скажите мерзавцу: если этот альбом показать рабочим… показать, каким стяжательством занимается советский министр государственной безопасности… пощады ему не будет. Заковать его в кандалы! И допрашивать! Допрашивать жестко! Все они переродившаяся буржуазная сволочь. Нам, старым партийцам, подобное буржуазное стяжательство и в голову не приходит. А у них — норма! Мерзавцы!
Когда Игнатьев ушел, Коба зло сказал мне:
— Докатились ваши ротозеи! Оказалось, на Лубянке за вашими спинами десятилетиями орудовала мощнейшая сионистская организация. Через жидов-генералов и отдельных русских ротозеев-маршалов она проникла в армию, через негодяев-мингрелов — в Грузию, а через евреев-следователей — к вам на Лубянку. И мерзавец Абакумов был ее прихвостнем! Вот почему на Лубянке у него собралась целая группа евреев-заместителей, почему он упорно тормозил, «смазывал» следствие против еврейских врачей. Почему раскрытую еврейскую молодежную организацию объявил «чепухой» — здесь мерзавец опять смазал следствие. Да, они повсюду! Враги, как тараканы. Перестаешь морить — снова появляются! Но ничего, вытравим, Фудзи, хотя работать придется не покладая рук! Подлецы мингрелы арестованы. У вас на Лубянке арестованы все руководящие жиды. Дорежем! Не будет у нас «пятой колонны»!.. Ну ладно, иди — делай свое дело.
