Виктор Конецкий - Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография
Ваша поклонница
1986
P. S. Вам, писателю, вероятно, покажется интересной такая подробность: евреи — единственный народ в мире, не имеющий и никогда не имевший сказок. А ведь именно сказки несут в себе веру народа в добро, справедливость. Евреям же добро и справедливость ни к чему. Не случайно они пустили в ход хохму: ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
Н. К.[53]
Мы всерьез намерены провести конференцию по Вашему творчеству… Оказалось, что по Вашим произведениям готовить конференцию труднее, чем по другим. Это путевые дневники? Публицистика? Поэмы? Автобиография?
В конце концов сошлись на том, что все они — роман, все события которого и действующие лица группируются вокруг личности автора, сильной и беззащитной, ядовитой и неуверенной, веселой и трагичной, контактной и одинокой, человечной и беспощадной.
Что же получается? Герой нашего времени? Конечно же да.
Через авторское отношение рассматривать и события, и действующих лиц?
А как говорить о проблемах Ваших сочинений? По традиции с заглавий? Есть сомнения по поводу заголовка «Вчерашние заботы». Заботы ушли в прошлое? Тогда в этом есть нечто конъюнктурное, что Вам несвойственно, в общем-то. Или желание, чтобы эти заботы канули в Лету? Или, перефразируя Золотусского, Вы хотите «заклять себя» этим названием от ударов, которые обрушивают на Вас чиновники мореходства за сор из избы?
Знали бы Вы, с какой гордостью за Вас мы читаем о том, как Вы отбиваетесь от ударов после каждого произведения, как мужественно отстаиваете свое право на плавание, на борьбу. Бывает очень больно, стыдно и горько, когда Вас унижают дураки…
Учителя
Поселок Юшкино, Кемеровская обл. 1987
Вас у нас, на Крайнем Севере, любят и ценят за точность пера, реализм, остроту вопросов, юмор тонкий, «делу полезный». Я все, что могу добыть Конецкого, — добываю и с особым удовольствием читаю… Был со мной случай. Недавно попал в клинику Института терапии в Новосибирск (расплата за 30 лет на Севере). Иду я в соседнее здание на самую «любимую» экзекуцию — зондирование желудка. С тоской думаю, как я два часа с зондом в утробе перенесу. И — вдруг! В цокольном этаже, в киоске «Союзпечать», — Конецкий! В карман его! Благо что формат карманный (к сожалению, не больше). И вот два часа я булькал с зондом в утробе смехом (или чем-то похожим на смех — с зондом не расхохочешься). Доктора, по-моему, решили, что пациент не по их профилю и надо зондировать не желудок, а мозги. Но быстро поняли меня, увидев Вашу книгу, — читал я «Квазидурака». Вот в какой неординарной ситуации мною был воспринят Ваш юмор…
А. Соколовский
Магадан. 1987
Много лет я разгадываю Вашу тайну. Откуда, скажите, вы знаете, чего я жду, какие мне нужны слова, как поддержать меня, когда мне трудно? Я так благодарна вам! Чтение для меня всегда диалог, и создается иллюзия, что вы знаете именно меня и обращаетесь именно ко мне, как к верному, старому другу… Может быть, Ваша тайна в том, что Вы в своих книгах абсолютный хозяин: и писатель, и режиссер, и герой, и художник…
М. Соколова
Одесса. 1987
Я не литературовед, но знаю, что выражу не только свое мнение, когда скажу, что в настоящий момент в нашей литературе Ваши произведения — лучшее, что написано о торговом флоте. Повествование от первого лица, юмор, правдивость, наличие хорошей доли «морской травли» — все это каким-то непонятным пока для меня образом соединено именно в такой сплав и именно в тех пропорциях, которые необходимы. К сожалению, мне пришлось немало прочитать совсем других «морских» произведений, где есть и кошмарные опасности морской службы, и героическое их преодоление, и всяческие «вражеские провокации» и любовь, но нет самого главного, что есть у Вас, — настоящего, правдивого изображения жизни моряка изнутри, да еще так, чтобы это было по-настоящему интересно. Я уж не говорю о ляпах в терминах, которые одни часто сводят на нет все впечатление о книгах иных писателей и которых у Вас я ни одного не могу вспомнить.
Да, я моряк, к сожалению уже бывший. Закончил ДВВИМУ, четыре года работал в Дальневосточном пароходстве механиком, даже обошел один раз вокруг света. По семейным обстоятельствам пять лет назад вынужден был уволиться, и вот все эти годы вижу морские сны. Прочитав Ваши произведения, с новой силой потянуло назад, на моря, к оставшимся друзьям, а может быть, и самому написать что-нибудь, только с нашей, «механической», стороны, а то почему-то ни разу мне такие книги не встречались.
А. Пивоваров
Саратов. 13.03.88
Честно говоря, в самые черные моменты мне знакомые предлагали попробовать сходить в церковь, но я как-то не могла — не мое это, хотя воинствующей атеисткой не являюсь. Наверное, другая мне вера нужна была, земная. А в Вас я верю, свято верю. Одно меня беспокоит. Особенно после телевизионной трансляции встречи «Советской культуры» с ленинградской интеллигенцией. Мне как-то жутко стало: Вы же сплошной обнаженный нерв! Я понимаю, что творец, все через себя пропускающий, таким, наверное, и должен быть. Но все-таки… Простите за банальность, но на тот свет отправиться никогда не поздно, а Вы всем, и стране, живым нужны, книги Ваши нужны, мысли, чувства живые, а не бронзовый памятник или мемориальная доска…
И. Н. Кузнецова
Ленинград. 1988
Посмотрела документальный фильм «Боль и крик» и хочу высказать свое мнение по поводу одной мысли, очень эмоционалыю выраженной Вами в комментарии этого фильма Это мысль — о повышенной ранимости и незащищенности творческих душ и пьянстве как своеобразной форме протеста — представляется мне очень спорной и, главное, сводящей на нет все усилия этого нужного по замыслу фильма
Говоря о судьбе своих рано ушедших из жизни друзей, Вы выражаете эту мысль с абсолютной категоричностью, утверждая, что погубила их, заставила пить ложь вокруг них. Не кажется ли Вам, что после такого заявления не стоило дальше и делать фильм?..
По-моему, эта теория «утонченных» душ, имеющих исключительное право выражать свой «протест» запоями, выбивает всякую точку опоры в борьбе с пьянством, всегда позволяет снисходительно оправдать любую слабость, любое пьяное свинство, любого алкоголика сделать жертвой обстоятельств и несчастным страдальцем.
И тогда незачем делать фильм, а боль уходит на второй план, и, простите, не очень веришь в публичные покаяния известного писателя — ведь зрители и читатели понимают, что известный писатель не сегодня, на излете жизни, узнал, что пить водку — это плохо. Но только сегодня говорит, что это — плохо!
