Емельян Кондрат - Достался нам век неспокойный
- О! - воспрянул Артемьев. - А я-то думаю: чего для полного счастья не хватает. - Хлопнул ладонью по животу.
- Ладно, пора, - произносит Рычагов и первым тяжело поднимается.
Шли медленно, молча. Еще не стемнело, еще четко белел поодаль замок сбежавшего маркиза, где мы жили. Справа от него длинной густо-темной полосой тянулся сад, днем он ярко желтеет мандаринами и апельсинами. Мы прошли поле, гуськом перешагнули по мостику через небольшую речушку, и вот ноги ощутили гладкую, выстланную крупным песком дорожку, ведущую к белым колоннам парадного подъезда.
Пока мылись, меняли одежду, пропитанную остывшим уже потом, Саша ходил за нами, загадочно поторапливая:
- А повар сегодня в ударе. Базилио утверждает: главное в том, чтобы человек поел вовремя.
В столовой ослепила белизна скатертей и яркость цветов на столах. Да сегодня же и есть праздник, и, судя по всему, тут нас ожидает тот сюрприз, от соблазна раскрыть который удержался Саша.
На стене алело полотнище с белой строчкой: "Да здравствует 19-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции!". Изредка показывалось в дальнем конце комнаты жаркое улыбающееся лицо Базилио. Можно было представить, как постарался шеф-повар. Он успел полюбить всех нас и гордился своей близостью к советским летчикам.
Постепенно исчезала давящая тяжесть усталости, и на душе становилось просто и спокойно, как обычно бывает дома после дальней дороги.
- Как это тебе, Коля, нравится? - спросил Матюнин, склонив голову и сияющими глазами оглядывая стол.
- Люблю цветы, - мечтательно ответил Мирошниченко и смущенно улыбнулся, словно признался в тайной слабости. - Цветы - лучшее украшение...
- Лучшее украшение стола - бутылки, - перебил Виктор и засмеялся громко и бесцеремонно, в предвкушении удовольствия потирая ладони.
- У моего отца был знакомый, на тебя похожий...
- На меня нет похожих, - опять перебил Виктор.
- А этот был похожий, - с мягкой упрямостью продолжал Николай. Ну начинается!
- Смотри, ожили! - с веселым изумлением сказал мне Артемьев, показывая глазами на друзей. - Я-то думал, что на сегодня у них уже не хватит сил заниматься любимым делом.
Рядом Ковалевский, помогая руками, азартно обрисовывал момент боя:
- Я, значит, бац, выскочил за облака и резко свернул, но и они за мной. А один зазевался... Повернулся к нашему столику:
- Матюнин, это ты срезал желторотика?
У франкистов много молодых летчиков - испанцев и немцев, мы уже в третьем бою по летному почерку научились отличать их от бывалых и прозвали желторотиками.
- Пусть не глядит в одну точку, - небрежно ответил Виктор.
В двери появился плотный, словно литой Пумпур, он в черном берете и обычной, совсем не праздничной рубахе. Снял берет и сразу взял власть над залом:
- Товарищи, внимание!
Шум стих, все повернулись.
Входит женщина и следом - генерал Дуглас - Смушкевич. Он приглашающим жестом дотрагивается до ее локтя. Женщина высока и стройна, в длинном черном платье. Волосы гладко зачесаны назад и там взяты в тугой узел. Ей около сорока. Глаза щурятся от света и в то же время внимательно быстро охватывают зал и наши лица.
Несколько секунд она стоит так, встали и мы, она делает легкий поклон и неторопливо идет через зал, здороваясь кивком головы направо и налево.
- Долорес! - шепотом передается от столика к столику.
Раздаются дружные аплодисменты.
О ней мы наслышаны. Дочь горняка, она с молодых лет посвятила себя рабочему движению, выступала в печати под именем Пасионария, что значит Пламенная. Редактировала коммунистические газеты. В прошлом году избрана кандидатом в члены Исполкома Коминтерна. Секретарь ЦК компартии Испании. Вместе с генеральным секретарем Хосе Диасом - самые популярные личности среди рабочих.
Обо всем этом подробно рассказал нам недавно Михаил Кольцов. А вот и он - сухощавый, в круглых очках с тонкой металлической оправой. Известный всему миру журналист "Правды", основатель "Огонька" и "Крокодила", с нами он держится по-товарищески, запросто, и многие зовут его просто Мишей. Тем более что к авиации он имеет особое отношение, - сам летал, организовывал знаменитые перелеты. Когда прибыли в Испанию, Кольцов сразу же появился у нас, и теперь нередко наведывается. Все уселись, Долорес осталась стоять.
- Дорогие мои! Так много хочется сказать вам сегодня. О вашей замечательной стране, о вас, ее замечательных сынах...
Наверное, она не умела, не могла говорить обыденно. Говорила, как и жила, - энергично, горячо. Обрисовала положение республики, не скрывая его предельной напряженности.
- Теперь мы не одни, и поэтому силы наши удесятеряются. Но пасаран! Они не пройдут!
Это ее лозунг, это она окрылила им республиканскую Испанию.
... Гости торопились. У выхода Долорес задержалась, вспомнив:
- У вас уже есть имя. Курносыми зовут вас в Мадриде. И еще мы назовем вас так: эскадрилья "Прославленная"...
* * *
До ноябрьских боев над Мадридом наша эскадрилья располагалась в Мурсии - здесь рождалась она из своего походного "разобранного" состояния. Оттуда мы перемахнули в Альбасету, уступив свое место новой группе прибывших эскадрилье Тархова. Собравшись, они тоже перелетели в Альбасету, там какое-то время жили вместе. В труппе Тархова - капитана Антонио истребители И-16, однокрылые, по тем временам скоростные. Мы летаем на И-15, скорость у наших меньше, но зато они проворнее, резвее, как стрекоза.
Тарховцы заметно гордятся своими "ишачками" - последнее слово техники.
Есть у них один парень, Володя Бочаров, - виртуоз. Не так давно, когда к нам прибыла группа американских летчиков, он показывал им возможности И-16 в воздухе,
А перед этим полковник Хулио - сдержанный, невозмутимый Пумпур, закончив короткий рассказ о новом советском истребителе, поискал глазами кого-то, поманил рукой.
От группы наших ребят отошел летчик, на ходу надев; шлем. Американцам представился:
- Хосе Галарс.
Пумпур знал, кому доверить полет: Бочаров служил в той же прославленной Витебской авиабригаде, откуда были и Смушкевич, и сам он, Пумпур.
Хосе-Володя легко, с подчеркнутым шиком сел в кабину, бросил очки со лба на глаза.
Летчику нетрудно узнать почерк мастера. Я тоже летал на И-16, но теперь мне казалось, что у Бочарова он и разбегается как-то быстрее, и оторвался от земли раньше обычного. Оторвался - и сразу круто пошел вверх. Я было подумал, что мотору не вытянуть. Но мотор вытянул. Бочаров положил самолет на крыло, по спирали забирая все выше и выше. Сделал несколько фигур, и все у него выходили изящно и стремительно. Но вот он вдруг низвергся в крутом пике вниз. Пора выходить, давно пора, а он тянет. Николай Артемьев беспокойно посмотрел на меня и... с облегчением вздохнул: "ишачок" почти у самой земли выпрямил полет, что называется, постриг аэродромную траву - и вновь понесся по дуге в набор, на этот раз едва не касаясь крылом земли...
