Абрамсон - Дневник войны
Дома все относительно благополучно. Старики живы, хотя основательно подкосились оба. Об эвакуации без меня не может быть и речи. А обо мне пока и речи нет.
Страшун улетел в Москву — посмотрим, что-то он нам привезет…
16 августа 1942 г.Вот и август вступает во вторую половину — следовательно, лето уже на исходе. Быстро же оно прошло!
Сегодня повеяло прошлогодним сентябрем — в 2 часа дня начался артобстрел, снаряды ложились совсем рядом — метрах в 100–200. Через час привезли около пятнадцати раненых и столько же — прямо в прозекторскую… Обработка шла хорошо, на двух столах. Впервые широко применили стрептоцид — местно.
А до сегодняшнего дня было довольно тихо, и временами мы забывали о войне.
Весь июль был дождливый, а в августе установилась хорошая летняя погода. Особенно хороши августовские вечера. Теплые и темные, навевают столько воспоминаний о прошлом…
2 августа докладывал в Хирургическом обществе «Прободные язвы». Все прошло хорошо, хотя «изюминка» — гистология язв — не дошла… Сейчас принимаюсь за работу по гипосульфиту для удлинения сроков консервации крови.
Закончил фильм «Панариций» — собираюсь свезти его в Москву… Но это, увы, пустые мечты.
Вернувшийся из Москвы Страшун привез кое-какие новости. Первые три курса все же эвакуируются в Барнаул или Красноярск, но только… без преподавателей-клиницистов. Я, впрочем, по-прежнему не хочу уезжать — очень уж хочется встретить мою маленькую семью здесь, в обновленной квартире, в первые же недели мира!..
Муся с дочулькой переехали в другое место — тоже под Уфой — и устроились хорошо. Получаю от них частые и хорошие письма. Зовут к себе настоятельно стариков, я уже психологически настроился на их отъезд, но осуществить это вряд ли удастся — уж очень это для них сложно и громоздко.
Но что же нас ждет впереди? Какова будет осень и какова зима? Неужели повторение прошлогодних? Тогда уже вряд ли мне придется продолжить этот дневник…
10 сентября 1942 г.Итак, уже настала осень. Днем она еще «золотая» — много солнца и временами даже жарко. Но вечера уже прохладные, а по ночам, как и сейчас, барабанит дождь… Осень приносит и более мрачные мысли о предстоящих испытаниях — бытовых и общих… Очень гнетет невыносимая тоска по своим близким, перспектива встречи с которыми пока беспросветна. Расчеты на командировку в Москву пока не оправдались, а других путей для свидания нет. Когда-то оно еще состоится, да и состоится ли вообще… А между тем дочулька растет в моем вкусе, приобретая очень многое из того, что я и хотел ей привить, пишет замечательные письма и вообще проявляет совершенно явный литературный талант.
Старики пока со мной — за лето они немного «отошли», ехать не хотят, да и сам я их боюсь отпускать. Каково-то им будет зимой?!
На работе все идет благополучно — оперируем сейчас немного, в воздухе с середины августа совсем спокойно. 8 сентября отмечали печальную годовщину первой бомбы, упавшей на Ленинград, но этот день прошел без приключений. Студентов все еще нет — работают на оборонных трассах. Спокойная жизнь в клинике омрачилась крупной неприятностью с Сосняковым, однако надеюсь, что все обойдется благополучно.
Продолжаю заниматься понемногу и наукой. 13 сентября демонстрирую в Хирургическом обществе «новый аппарат для лечения контрактур коленного сустава». Получилась интересная реализация идеи, возникшей «однажды ночью»… Посмотрим, что скажут в Обществе. 19–20 сентября состоится городская конференция хирургов.
18 октября 1942 г.Больше месяца не прикасался к дневнику — не было событий, достойных записи. Дни за днями быстро отлетают, скоро, глядишь, и год кончится. Оно и лучше, что время так быстро бежит!
Осень в Ленинграде удивительно спокойна — за последние три месяца была лишь одна тревога, 29-го в 7 часов вечера, да и она прошла спокойно. Временами о войне и забываешь — к темноте уже привыкли (как странно было бы видеть сейчас залитый огнями шумный город!), вечера тихие, бесшумные.
Только что вернулся из Филармонии — слушал Пятую симфонию Чайковского, пел Нечаев. Дирижировал Карл Элиасберг. Приятно было забыться на два часа и послушать музыку в прекрасном зале Филармонии. Публики было немного, сидели в пальто — и все же хорошо!
Сегодня же открылся и новый театр в «Комедии».1 Шли «Русские люди». Хочется почаще бывать вне клиники, среди других людей. Тоскливо…
Может быть потому, что работы теперь мало. В клинике койки не заполнены, плановых операций почти нет, а экстренных тоже немного. Учебная работа тоже замерла — студенты все еще не вернулись с оборонных работ. А научная работа как-то не клеится — нет обычного подъема и рвения к ней. Впрочем, это ведь у меня бывало и раньше.
Прошла хирургическая конференция. Была она в общем довольно бледной — два-три хороших доклада, а остальные… Пироговское собирается аккуратно, но и оно проходит без обычного раньше блеска, без турниров остроумия…
И все же, вспоминая октябрь прошлого года, с его ежедневными и еженощными страшными тревогами, со свистом падающих рядом бомб и разрывами снарядов, с ежеминутным ожиданием смерти, такой реальной и близкой, — вспоминая все это, мы все, ленинградцы, горды и счастливы, что смогли прижать врага к земле и заставили его замолчать. Минувшее лето и половина осени уже полностью искупили наши зимние страдания и пожалуй послужили авансом за будущие возможные испытания. Но все же хочется, чтобы их не было…
Настроение в Ленинграде бодрое, близость фронта не уменьшает уверенности в конечной победе, хочется во что бы то ни стало дождаться ее и видеть агонию Гитлера. До чего же будет интересно быть свидетелем и участником этих великих исторических минут!
Приезжал из Москвы Гирголав, собирал хирургов 10 октября и рассказывал о делах санитарной службы с высоты Москвы. «Служба качества» и специализированная помощь повсеместно — вот отличительные черты нынешней санслужбы, поставленной в общем действительно неплохо.
Прилетал и Джан, но к сожалению на один день — срочно вылетел в Москву по спецвызову.
Мои перспективы на полет в Москву почти растаяли — на днях летит туда Галкин с нашей кинокартиной. Интересно, как ее примут в Москве?!
В институте накопились новости: Страшун, этот вопиющий болтун и бездельник, наконец получает пощечину — за полную беспомощность в деле подготовки к зиме устраняется от всех лечебных дел. Туда назначается наш главврач Максимова — достойная и дельная женщина. Этот садист смог раздуть «дело Соснякова» — это ему по плечу, а провести хоть одно какое-либо подлинное дело в институте за весь год не смог ни разу — и в итоге больница Эрисмана по-прежнему развалена, а больница Карла Маркса вышла на первое место в городе по нынешнему своему состоянию. И действительно, мы спокойно ждем зимы. Всюду установлены печи, будет вода, свет круглые сутки — вот и сейчас, в полночь, я пишу при ярком свете лампы «под зеленым абажуром».
