Семен Борисов - Фрунзе
Все больше привязывался Фрунзе к этому веселому, крепко сколоченному луганскому слесарю, который олицетворял собою самое героическое и революционное в рабочем классе. За месяц совместной жизни молодые друзья хорошо узнали друг друга. Общность борьбы и принадлежность к единой великой большевистской семье спаяли их дружбу на долгие годы.
После с'езда возвращались они на свою родину без надежды на скорую встречу. Ворошилов ехал в Донбасс, на шахты и заводы, Фрунзе — во Владимирскую губернию, к ткачам.
По дороге Ворошилов должен был еще захватить с собою из Финляндии транспорт оружия, а Фрунзе — литературу из Петербурга.
III. В ГОДЫ РЕАКЦИИ
Фрунзе вернулся в Шую.
Партийные товарищи, заботясь о безопасности Фрунзе, предложили ему перебраться в Иваново-Вознесенск.
— Город большой, меньше будешь заметен.
— Не беспокойтесь. Я сросся с Шуей и здесь еще много поработаю.
— А если мы тебе прикажем?
Фрунзе ответил, что выполнит любой приказ партии.
Но партийный комитет не стал настаивать, и Михаил Васильевич продолжал свою работу в Шуе.
Наступили горячие дни по организации профессионального союза. У рабочих не было ни клуба, ни какого-либо подходящего помещения для собраний. На один вечер арендовали зал в гостинице «Лондон». Когда рабочие заполнили помещение, явились полицейские во главе с исправником Лавровым — следить за «порядком».
Настроение стало тревожным. Многие из рабочих знали, что с докладом должен выступить Фрунзе, которого полиция разыскивала.
Председательствовавший, открыв собрание, об’явил:
— По организационному вопросу слово для доклада предоставляется представителю из Москвы товарищу Санину. Тема доклада: «Профессиональное движение».
И за столом докладчика появился... Фрунзе.
Рабочие многозначительно переглянулись. Вот так «Санин»... Но больше всего была озадачена полиция. Она даже растерялась от столь дерзкой выходки.
Однако едва Фрунзе начал свой доклад, как его перебил исправник Лавров, который, «во исполнение начертанного ему свыше приказания», говорить «Санину» запретил и потребовал от него документы. Аудитория встревоженно загудела. Полицейские пугливо озирались... Их было с десяток против нескольких сотен решительно настроенных рабочих. Исправник перетрусил.
Фрунзе продолжал доклад. Он длился полтора часа. Бодростью и верой в силы пролетариата звучал голос Фрунзе.
Начало профессиональной организации было заложено.
После доклада Фрунзе, окруженный плотной стеной рабочих, благополучно покинул собрание.
После русско-японской войны хлебные торговцы, пользуясь хозяйственной разрухой, взвинтили цены на хлеб. Наиболее ощутительно это сказывалось в потребляющих районах, к которым принадлежала Владимирская губерния. Городское самоуправление, состоявшее из купцов и промышленников, ничего не делало для того, чтобы урегулировать хлебную торговлю и хлебопечение. Жалобы и протесты рабочих оставлялись без последствий. Тогда за дело взялись большевики.
В городе началась «хлебная кампания» — борьба за снижение цен на хлеб и упорядочение хлебной торговли. Комитет партии большевиков призвал рабочих к забастовке, организацию которой поручил Фрунзе. Это обеспечило успех забастовки.
Тысячи рабочих собрались на городской площади. Первым выступил Фрунзе.
Под’ехали казаки. Они попытались разогнать митинг, но рабочие не расходились, и Фрунзе продолжал свою речь.
В стороне остановились казачий вахмистр и исправник Лавров. Увидев так близко неуловимого Арсения, вахмистр обратился к исправнику:
— Разрешите я его сниму. С одного выстрела уложу.
Стоявший рядом рабочий слышал эти слова. Он протиснулся к трибуне и предупредил Фрунзе.
Михаил Васильевич обернулся к вахмистру и гневно крикнул:
— Стреляйте, негодяи! Вы можете убить меня, но не убьете революционного духа рабочих!
Митинг сорвать не удалось. Была избрана комиссия для ведения переговоров с городской думой и торговцами.
Хлебная кампания прошла успешно; на хлеб были установлены твердые цены. При нищенском заработке рабочих снижение хлебных цен, даже на полкопейки на фунт, играло некоторую роль в бюджете рабочей семьи, но главное — массы все более и более убеждались в том, что большевики — единственная партия, защищающая интересы рабочего класса.
Приближалась весна 1907 года. Шла подготовка к первомайской демонстрации. Фрунзе все чаще менял свои конспиративные квартиры. В ночь на 24 марта
он нашел пристанище в домике рабочего Соколова на Малой Ивановской улице.
На рассвете раздался стук в дверь. Фрунзе разбудил соседа Малышева.
— Поди узнай, в чем дело.
Малышев вышел в сени.
— Кто стучит?
— Отпирай, полиция...
Фрунзе накинул на себя пальто и выпрыгнул в окно. Дальше оставалось только перебраться через забор и уйти задами через огороды. Фрунзе приблизился к забору, но оттуда сверкнули штыки винтовок: в огороде была засада из стражников и городовых. Фрунзе выхватил из карманов оба револьвера. Он решил как можно дороже продать свою жизнь.
— Арсений, не стреляй, они моих детей убьют, — долетел до него жалобный шопот жены Соколова.
Фрунзе посмотрел на винтовки полицейских, на встревоженную мать и бросил револьверы в снег.
...Утром пристав допрашивал арестованного Фрунзе:
— Кто вы?
— Ни на какие вопросы отвечать не буду.
— Ваше имя?
— Арсений...
Но пристав и без того знал кличку Фрунзе.
Наутро весть об аресте Фрунзе разнеслась по городу. Десятитысячная масса рабочих, бросив работу, направилась к тюрьме.
— Арсения! Освободите нам Арсения! — слышались крики.
Тюрьму охранял полицейский отряд.
— Если подойдете близко, откроем огонь! — раздалось грозное предупреждение.
В то же время исправник Лавров срочно телеграфировал губернатору:
«Шуе арестован окружной агитатор Арсений. Все фабрики встали, требуя освобождения. Ожидаю столкновений. Необходимо немедленное подкрепление в составе не менее двух рот».
Решимость рабочих все росла. Не обращая внимания на угрозы полицейских, они приближались к тюрьме.
Кровавое столкновение казалось неизбежным. Караул взял винтовки на руку, щелкнули затворы...
— Предупреждаю последний раз! — прокричал офицер.
В этот момент рабочим передали призыв Фрунзе:
— Не подходите к тюремным стенам! Избегайте напрасных жертв.
Призыв Арсения предотвратил кровавое столкновение. Однако возбуждение среди рабочих не улеглось.