Натан Гимельфарб - Записки опального директора
На помощь Зюни мы рассчитывать не могли, так как он продолжал учиться в Житомирском еврейском педагогическом техникуме и сам нуждался в Сёминой помощи.
Мне очень хотелось помочь Сёме и я просил его брать меня в помощники, когда он ходил на станцию разгружать вагоны. Иногда он брал меня с собой. Я изо всех сил пытался помочь ему, но грузчика из меня не получилось. Силёнок было мало, ростом я небольшим выдался, а здоровье по-прежнему подводило; любое переохлаждение или сквозняк вызывали приступы астмы.
Однажды, в канун октябрьских праздников, я напросился писать лозунги. На такую работу был большой спрос. Каждое предприятие, организация, магазин и даже маленькие конторки должны были, кроме флага, вывешивать на фасадах зданий лозунги, посвященные очередной годовщине Октябрьской революции. Оказалось, что я обладал и такими способностями и лозунги мои были ничуть не хуже, а зачастую и лучше тех, которые писали взрослые художники. Кроме того, я довольствовался меньшей, чем они, зарплатой и выполнял заказы аккуратно в срок. Писал я белой краской, которую делал из зубного порошка, а красный материал мне приносили заказчики. Первый зароботок от лозунгов, посвященных 18-ой годовщине Октябрьской революции, был довольно скромным, но и его хватило чтобы принести домой, на праздник, целый килограмм халвы, много печенья и конфет, которые мы так редко ели.
В последующие праздники, 1-го Мая и 7-го ноября, мой гонорар постоянно возрастал, а в юбилейном 1937 году, когда очень широко праздновалась 2О-ая годовщина Октябрьской революции, я заработал уже приличную сумму. Ее хватило не только на лакомства, фрукты, разную снедь, но и на кое-какую одежду и обувь для меня и Полечки.
Я очень гордился первыми серьёзными заработками. К сожалению они были редкими и не могли оказать существенного влияния на наш семейный бюджет. Конечно, мы уже не голодали, но питались очень скромно.
Помню с какой завистью смотрела Полечка на своих подружек, которые часто выносили на улицу и аппетитно ели то, что нам редко доставалось. Бывало, что и её соседи угощали куском копченной колбасы, которая приятно пахла дымом и чесноком. Или свежим огурчиком в начале лета. Но не было случая, чтобы она съедала всё сама: обязательно делилась со мной, а чаще и всё отдавала, говоря, что половину уже съела. Она и дома, обычно, не доедала свою порцию, и под разными предлогами умоляла меня помочь ей. Я нередко отказывался доедать её пищу, но теперь уже могу честно признаться, что иногда у меня на это не хватало сил, и я совершал грех, доедая то, что было предназначено ей и в чем она нуждалась.
Особые проблемы возникали у нас с одеждой и обувью. К началу нового учебного года мы выростали из прошлогодних костюмов и ботинок, нужно было обновлять наш гардероб. Сёма умудрялся делать небольшие сбережения для этой цели. Кое-что мне удавалось сберечь из своих скудных заработков. Немного помогали родственники и тётя Фрима, но всего этого хватало только на самое необходимое. Покупались, конечно, вещи подешевле.
В школу мы отправлялись всегда в чистой и аккуратной одежде и выглядели внешне вполне прилично. Однако, когда мы приходили со школы домой, то немедленно переодевались во всё домашнее, а школьные вещи аккуратно укладывали в свои шкафчики. Школьная одежда была и праздничной.
Летом, на школьные каникулы, Сёма устраивал меня, а позднее и Полечку, на две смены в пионерский лагерь. Мои сверстники часто отказывались от путёвок в летние лагеря. Не по душе им была лагерная муштра и атрибутика, да и кормили там не лучше, чем их мамы готовили им дома. Мне же и Полечке очень нравилось в лагере и мы охотно соглашались оставаться там, если удавалось, и на третью смену.
Конечно, и нам не очень нравились лагерные линейки, монотонные рапорты отрядных вожатых под стойку «смирно», походы строем в столовую, баню и даже на прогулку в лес или на речку. Не по душе были скучные беседы и лекции на политические темы и многое другое.
Очень нравилось нам лагерное питание. Не то, чтобы оно было очень вкусным, но что сытным и вполне достаточным - да. Разрешалось просить добавку. А иногда готовили даже очень вкусные блюда. Мне в лагере очень нравилась вермишель с творогом и макароны «по флотски», и я нередко, перебарывая природную стеснительность, осмеливался просить ещё.
А какие проводились шахматные турниры, спортивные игры! А биллиард, речка, пионерские костры... И всё же главное, чем привлекал нас лагерь, было питание. Только здесь мы всегда были сыты.
Нередко мы завидовали другим детям, к которым часто приходили родители и приносили фрукты, конфеты, другие лакомства. Завидовали их восторгам при встрече с мамами и папами, родительским ласкам и поцелуям, которые им доставались. Мы были лишены того в чём, наверное, нуждаются все дети.
Как бы чувствуя наши страдания, Сёма по выходным навещал нас, приносил подарки, катал на велосипеде и проводил с нами несколько часов. Разумеется, это не могло полностью заменить родительскую ласку, но доброе отношение к нам Сёмы уменьшало нашу боль и обиду, и мы были ему безмерно благодарны. В год смерти мамы Сёма был назначен начальником пионерского лагеря и мы были в лагере все смены. Он часто общался с нами и уделял нам много внимания.
Летом 1936-го года, на следующий год после смерти мамы, мы с Полечкой пробыли две смены в пионерском лагере, а на август Сёма добыл для меня путёвку в детский санаторий в Одессу. Его очень бесспокоила моя астма и он решил подлечить меня. Тогда было очень трудно получить путёвку в санаторий, как взрослым, так и детям, но Сёма поехал в Каменец-Подольск, в обком профсоюза работников народного образования и вымолил для меня путёвку.
Мы тщательно готовились к поездке. Если не считать ту злополучную поездку с папой в Пуще-Водицу, которая и была причиной моей болезни, то это было моим первым дальним железнодорожным путешествием на другой конец Украины. Сёма сопровождал меня и сделал все возможное, чтобы оно доставило мне максимум удовольствия. Он купил билеты в плацкартный вагон и у нас были две отдельные полки - одна верхняя и одна нижняя под ней. Я мог наслаждаться видами природы и спать на верхней полке, а кушать и играть с Сёмой в шахматы, на нижней. Какая прелесть!
В Жмеринке у нас была пересадка и мы провели несколько часов на вокзале. Это одна из самых крупных железнодорожных станций на правобережной Украине. Сёма показал мне огромное здание вокзала с перронами на северную и южную стороны, залами ожидания и отдыха, камерами хранения, билетными кассами, буфетами, многочисленными киосками и фешенебельным рестораном.
В этом ресторане мы с ним даже обедали. Первый раз в своей жизни я обедал в настоящем ресторане. Многому я тогда удивлялся и не мог понять что к чему. Я не понимал почему каждому из нас подали по две вилки и зачем накрахмаленная белоснежная салфетка сложена на тарелке такой красивой башенкой, которую даже жалко нарушить (я ею так и не воспользовался).
