Лев Кассиль - Маяковский – сам. Очерк жизни и работы поэта
– Вот что… Вышли вы на заре и сразу громким голосом заговорили. А день-то велик!.. Хватит ли вас?
Но никто не хочет печатать «Облако». Один из ближайших друзей Маяковского, О. М. Брик, сам берется на свой страх и риск издать поэму. Раздобывают деньги. Принцип оформления строжайший: ничего лишнего. Упраздняются даже знаки препинания.
«Облако вышло перистое, цензура в него дула. Страниц шесть сплошных точек», – острил Маяковский.
Вместо последней части о боге, запрещенной цензурой, шли действительно сплошные точки.
«Я сначала удивился – куда же девались знаки препинания? – шутил один остроумный читатель.– Но потом понял: они, оказывается, все собраны в конце книги».
В это время Маяковского «забрили» в солдаты. В одну ночь научившись у какого-то инженера чертить автомобили, он «притворился чертежником». Его берут в автошколу. Все-таки он находит время для своей работы и пишет «Войну и мир». Потом заканчивает поэму «Человек».
В 1916 году Алексей Максимович Горький предложил Маяковскому печататься у него в журнале «Летопись». Горький почувствовал в Маяковском большого, талантливого поэта. В издательстве «Парус», где Горький был главным редактором, впоследствии выходит первый сборник стихов Маяковского – «Простое, как мычание».
Критика обрушивается на эту книгу. Над Маяковским издеваются. Злобно, возмущенно нападают и на Горького за то, что он позволил напечатать такого «грубого» поэта.
В дни Февральской революции Маяковский идет к Государственной думе. «Влез в кабинет Родзянки, осмотрел Милюкова». Осмотр этих временных правителей России, очевидно, не удовлетворяет Маяковского. Он чувствует, что это еще не настоящее, что придет еще та великая и загаданная им революция, предчувствие которой давно уже не покидает поэта.
Маяковский неодобрительно приглядывается к событиям. Временное правительство продолжает войну. И Маяковский выступает со своим знаменитым стихотворением «К ответу»: не свобода, не бог, а тот же капиталистический рубль – вот во имя чего ведется война!
Раздраженной бранью отвечают Маяковскому газеты.
Но он уже замечает, в какую сторону поглядывают члены Временного правительства:
Февральское пламя
померкло быстро,
в речах
утопили
радость февральскую.
Десять
министров-капиталистов
уже
на буржуев
смотрят с ласкою.
В Петрограде и в Москве, в Политехническом музее, Маяковский выступает с лекциями «Большевики искусства». Молодежь шумно приветствует поэта – борца за новое, революционное искусство.
Страна беспокойна. На всех углах и перекрестках Петрограда шумят митинги.
Однажды где-то на Невском проспекте некая дама, забравшись на возвышение, вопит, что вернувшийся из-за границы Ленин – немецкий шпион, что большевики хотят предать Россию, что надо воевать, воевать до победного конца.
Раскачиваются перья на шляпе ораторши, молча и угрюмо стоят вокруг нее люди.
Вдруг сквозь толпу проталкивается, раздвигая широким плечом впереди стоящих, очень высокий парень. И глаза его с темными, резко выделяющимися зрачками не предвещают ничего доброго.
– А ну, мадам, отдайте кошелек!! – неожиданно говорит он.
– Какой кошелек! Вы с ума сошли? – возмущается прерванная на полуслове ораторша.
– Нечего, нечего, мадам! Надела шляпу – и глаза отводишь. Товарищи, она у меня кошелек украла!
– Что за безобразие! Как вы смеете? – вопит дама уже в смятении.– Я вас никогда в глаза не видела! Какие у вас доказательства?
– Вот и большевиков вы никогда в глаза не видели, – басит высокий, – и у вас никаких доказательств нет, что большевики страну предают.
Хохот, свистки, аплодисменты. Дама спасается бегством, а высокий парень, глядя поверх голов, басом, изобличающим в нем Маяковского, кричит вдогонку:
– Мадам, вернувшись домой, не срывайте злобу на своей кухарке!..
Каждое событие этих дней отразится потом в стихах, врастет в строки поэтохроник, станет частью таких произведений, как «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!».
Но вот приходит Октябрь, и наступает день, когда мир, под который Маяковский столько раз подкладывал динамит своих стихов, наконец взрывается большевиками.
Берут Зимний дворец. Восставшие рабочие, революционные моряки и красногвардейцы идут на последний штурм, распевая задорную и сердитую частушку:
Ешь ананасы,
Рябчиков жуй.
День твой последний приходит, буржуй…
Песенку эту незадолго до того сочинил Владимир Маяковский.
«Моя революция»
Делами,
кровью,
строкою вот этою,
нигде
не бывшею в найме, —
я славлю
взвитое красной ракетою
Октябрьское,
руганное
и пропетое,
пробитое пулями знам!
Для Маяковского нет вопроса – принять или не принять. «Моя революция». Он идет в Смольный, работает.
30 ноября на большое собрание приходят деятели искусства. Луначарский обращается к ним с предложением: пусть каждый поможет своей работой Советской власти. Многие отказываются. Некоторые покидают собрание. Крики и споры. Тогда встает Маяковский и басом своим покрывает шум:
– Предлагаю приветствовать новую власть и войти с нею в контакт!
«Дела по горло, рукав по локти», он принимается за работу, организует газету по искусству – «Искусство коммуны». Его зовут к балтийцам. Он читает морякам специально написанный для них, ныне знаменитый «Левый марш» – одно из самых боевых произведений революционной поэзии. Этот марш заучивают наизусть миллионы людей.
Кто там шагает правой?
Левой!
Левой!
Левой!
Маяковский приезжает в Москву. Ночью он приходит в кафе поэтов в Настасьинском переулке. Какие-то подозрительные личности из анархистов, увешанные бомбами и револьверами, затевают скандал. Но вот, перемахнув через столик, одним прыжком перенося себя на эстраду, встает над головами скандалящих фигура Маяковского, и голос его, непререкаемый и расплющивающий, разом кончает со всеми возникшими сварами:
– Читаю революцию!
В голове у него уже гудят будущие реплики из «Мистерии-буфф».
Но пока он пишет сценарии для кино и сам снимается в картинах: «Барышня и хулиган», «Не для денег родившийся» (по «Мартину Идену» Джека Лондона), «Закованная фильмой». Даже здесь, на работе, случайной для него, Маяковский как киноактер находит совсем новые приемы для игры. Движения его на экране убедительны, просты и свободны. Он не вперяет ни в кого демонических взоров, как это делали в то время знаменитые киногерои. Он ходит по мерцающему полотну упруго и легко, как в жизни. Мимика его скупа, размеренна. Он не суетится. Маяковский угадал стиль современных нам кинокартин много лет назад.
