Михаил Барро - Томас Торквемада (“Великий Инквизитор”). Его жизнь и деятельность в связи с историей инквизиции
Эти первые законы испанской инквизиции еще при жизни Торквемады дополнялись другими постановлениями, но произвол по-прежнему оставался основным духом инквизиции. Достаточно указать, например, на право инквизиторов объявлять подсудимого упорным и нераскаянным или держать его в тюрьме до новых доказательств его виновности (по смыслу 11-го пункта), чтобы понять, как легко было этим судьям подводить обвиняемых под категорию еретиков. Могущественным стимулом инквизиторов к многочисленным арестам и обвинениям во что бы то ни стало служило желание пополнить кассу трибунала, потому что жалованье этим ревнителям благочестия уплачивалось за счет конфискаций.
“Сверх покаяний, – говорит Эймерик в своем руководстве, – инквизитор может налагать денежные штрафы на том же основании, как паломничества, посты, молитвы и прочее. Эти штрафы употребляются на дела благочестия, каковы, например, поддержка и содержание святой инквизиции. Действительно, вполне справедливо, если инквизиция будет оплачивать свои расходы деньгами своих заключенных, потому что, как говорит св. Павел в 9-й главе послания к Коринфянам, “никто не может бороться своими силами”... Эймерику принадлежит также установление отношений инквизиции к детям еретиков. “Сострадание к наследникам виновного, – говорит он, – которых доводят конфискацией до нищенства, не должно смягчать этой строгости, так как, по божеским и человеческим законам, дети наказываются за грехи отцов”...
Правительство не противилось постановлениям инквизиции. Оно не меньше нее было заинтересовано в денежных штрафах и конфискации. Правительство получало третью часть этих поступлений и, нуждаясь в деньгах, естественно, заботилось о возрастании этого источника доходов. Таково было общее суждение об усердии королей в преследовании еретиков, и сама Изабелла сочла нужным оправдываться в этих обвинениях перед Сикстом IV. Кроме денежных расчетов, личная месть находила в инквизиции прекрасное орудие для своего удовлетворения и все виды насилия над личностью под покровом искоренения ереси. Кодекс Торквемады был встречен поэтому как посягательство на свободу граждан, особенно в Аррагонии, где конфискация имущества была невозможна по давним привилегиям народа. Сразу по издании кодекса аррагонские кортесы обратились к Фердинанду и папе с просьбою остановить применение инквизиционной инструкции. Но аресты и казни еретиков продолжались со всеми последствиями этих казней, и недовольство усилилось. Не видя выхода из сетей инквизиции и думая насилие остановить насилием, аррагонцы решились на крайнюю меру – избиение инквизиторов. Душою заговора были мараносы, или, как их называли еще, новые христиане, остальные поддерживали их сочувствием. Чтобы собрать необходимые средства для исполнения предприятия, все мараносы были обложены пеней в пользу убийц. Аррагонский дворянин Жан Делабадия руководил всем делом, первой жертвой был назначен Петр Арбуэ в Сарагосе. Шесть заговорщиков искали случая напасть на инквизитора, но слух о заговоре пошел по Сарагосе, и Арбуэ остерегался. Он стал носить панцирь под платьем и железную каску под шапкой. Наконец 13 октября 1485 года заговорщики застали его в церкви во время утрени. Было 11 часов вечера. Арбуэ молился, стоя у колонны, возле него на полу горел фонарь. Первым напал на него Жан Десперендео, но панцирь защитил Арбуэ от сабли убийцы. Тогда Жан Делабадия ударил инквизитора ножом по шее, и Арбуэ упал. Через два дня он умер от раны, но результат покушения обрушился лишь на головы заговорщиков и послужил на пользу инквизиции. Как ни велика была ненависть к трибуналу, старые христиане возмутились при вести об убийстве Арбуэ, и тем же инквизиторам пришлось успокаивать народ и удерживать его от самосуда – обещанием примерного наказания злоумышленников.
Инквизиция пользовалась в этом случае скрытым недовольством бедных и невежественных классов против богатых и образованных, в среде которых только и могла быть, конечно, истинная оценка ее намерений, убийство Арбуэ дало ей прекрасный повод нанести удар аррагонской оппозиции. Кроме убийц доминиканца, была схвачена масса оговоренных доносчиками, потому что самое ничтожное показание принималось за улику. Сарагосские тюрьмы оказались переполненными узниками, значительная доля которых была виновна лишь в критике инквизиции, большинство же неповинно ни в чем. Достаточно сказать, что в числе заключенных находился дон Иаков Наваррский, сын инфанта дон Карлоса, чтобы представить себе число узников из среды обыкновенных граждан.
Путеводною нитью для арестов послужило показание одного из убийц, Видаля Урансо. Главные виновники были наказаны отрубанием рук и повешением, после чего их трупы повлекли по улицам и затем, разделив на части, разложили на площадях. Жан Делабадия был подвергнут этой казни уже мертвый. Он покончил с собою накануне. Видаля Урансо сперва повесили в награду за выдачу преступников. Менее тяжким наказаниям, конечно, на языке инквизиторов, было подвержено более двухсот человек, и в том числе Иаков Наваррский. Вместе с другими, получившими снисхождение, его вывели на публичное покаяние. Но одной Сарагосой дело не ограничилось. В Толедо происходили не меньшие бесчинства трибунала. В течение года там было начато и кончено 3327 процессов, и 27 из них окончились сожжением обвиненных. Тем не менее потребовалось еще два года на усмирение волнений народа, не желавшего принять инквизицию, волнение в Теруэле, Валенсии, Лериде и Барселоне. На островах Майорке и Минорке эта борьба тянулась целых восемь лет. Восстание вспыхнуло там еще раньше сарагосского и окончилось лишь в 1490 году торжеством инквизиции.
Что касается Арбуэ, ему устроены были пышные похороны, а могила его – на месте убиения – была украшена монументом с не менее пышною эпитафией. На этом еще не окончились почести, оказанные памяти инквизитора. В 1664 году папа Александр VII причислил его к лику святых, а молва укрепила за ним славу целителя от чумы. Трагическая смерть Арбуэ увековечена также кистью Мурильо. Художник представил событие согласно историческим данным. Лишь ангел вверху картины, как бы принимающий душу инквизитора для водворения ее в раю, является отголоском канонизации Арбуэ и преклонений пред инквизицией.
С развязкой этой трагедии, несомненно, связано имя Торквемады. Как великий инквизитор он, конечно, принимал живейшее участие в жестокостях, которые были ответом на убийство Арбуэ и критику инструкции. Ореол кротости и смирения, каким пытаются наделить его биографы вроде Турона, несомненно должен быть заменен символом совершенно обратного значения. Гораздо вернее, что он был лев, но не лев религии, как аттестует его Флешье, а лев нетерпимости и личного мщения. В этом отношении назначение его великим инквизитором было драгоценною находкою для инквизиции, и сам папа, что бы ни говорили обелители Сикста, благодарил Торквемаду за служение вере.
