Уинстон Черчилль - Война на реке
Известно, что с самого начала сэр Эвелин Баринг выступал против этого назначения. Он и Гордон никогда особенно не ладили друг с другом, и представитель британской короны опасался, что присутствие человека, известного своим беспокойным нравом и непредсказуемостью, только осложнит положение дел. Но давление, оказываемое на него, оказалось слишком сильным, чтобы противостоять ему. Нубар-паша, министерство иностранных дел, британское общественное мнение — все настойчиво требовали [142] этого назначения. В конце концов Баринг сдался, и, как только его согласие было получено, правительство с удовлетворением обратилось к Гордону. 17 января лорд Уолсли пригласил его вернуться в Англию, а уже 18-го генерал встречался с членами кабинета. В тот же вечер он отправился в далекое путешествие, из которого ему не суждено было вернуться.
Гордон взялся за дело с воодушевлением, ему придавала силы уверенность в себе, которая так часто заставляет обманываться великих мужчин и красивых женщин. Генерал говорил, что для него большая честь выполнить возложенное поручение. Министры вздохнули с облегчением. Они полностью доверяли своему посланнику. Беседа с хедивом «более чем удовлетворила» генерала. Жителям Судана было объявлено, что Гордон теперь обладает всей полнотой власти в стране[8]. Египетское правительство оказывало ему полную поддержку[9]. Ему предоставили сто тысяч фунтов и сообщили, что если эти деньги закончатся, то он может рассчитывать на дополнительные средства. Генерала заверили, что каирские официальные лица, как египетские, так и английские, будут содействовать ему во всем[10]. С такими благоприятными предзнаменованиями началась военная экспедиция, которая закончилась так печально.
Задача генерала была вскоре определена. «Вы должны помнить, — писал сэр Эвелин Баринг, — что основной вашей целью является эвакуация Судана». «Ваша миссия в Судане, — объявлял хедив, — эвакуация этих территорий и вывод наших войск, официальных лиц и всех жителей, которые пожелают уехать в Египет, а также принятие необходимых мер для восстановления правопорядка в различных провинциях». Сам генерал тоже хорошо понимал, чего от него хотят. На борту «Танжера» он составил записку, в которой выражал согласие с решением эвакуировать Судан. В этой бумаге нам встречается высказывание, очень близкое по духу знаменитому высказыванию Гладстоуна «люди, справедливо сражающиеся за свою свободу». Генерал писал: «Должен сказать, что несправедливо начинать войну с этим народом и пытаться снова вернуть Судан Египту, не обещая хорошего [143] правительства». В конце записки. Гордон утверждает: «Никто из тех, кто жил в Судане, не смог удержаться от слов: «Какое неумелое владение!». А половник Стюарт, сопровождавший генерала и подписавшийся под письмом, добавляет: «Какая обуза для Египта!» Так пришли к согласию британский посланник и либеральный кабинет.
22 февраля генерал прибыл в Хартум. Все население города с радостью восприняло известие о его прибытии. Те, кто был готов бежать на север, вздохнули с облегчением. Они верили, что за спиной посланника стоят силы Империи. Махди и дервиши были встревожены и напуганы: приехал Гордон. За ним последует армия.
Как бы ни был генерал уверен в своих силах, по дороге в Хартум он был вынужден расстаться с некоторыми из своих иллюзий. Он столкнулся с мощным народным движением. Жители Судана восстали против иностранного владычества. Среди предводителей восстания были арабские работорговцы, разъяренные попытками помешать их торговле. И никто, даже сэр Самуэль Бейкер, не боролся с продажей людей так ожесточенно, как Гордон. Движение в конце концов приняло религиозный характер. Ислам выступил против неверных. Гордон был христианином. Даже его солдаты находились под воздействием того, что они пытались уничтожить. Любое внешнее влияние было опасно, и опасно лично для генерала. В день прибытия в Хартум, когда горожане еще продолжали радостно выкрикивать имя Гордона на улицах, кругом были слышны залпы салютов, а англичане думали, что миссия генерала уже выполнена, сам он направил в Каир телеграмму, требуя прибытия Зубейра-паши.
Отношения Гордона с Зубейром очень хорошо характеризуют генерала. Сын Зубейра Сулейман был казнен если не по приказу Гордона, то, по крайней мере, во время его управления Суданом и с молчаливого его одобрения. Едва лишь покинув Лондон, генерал телеграфировал сэру Эвелину Барингу, что Зубейр — самый опасный человек, и требовал его ссылки на Кипр. Гордон как вихрь примчался в Каир сразу же за своей телеграммой и был крайне недоволен, узнав, что Зубейр все еще в Египте. Перед отправлением вверх по Нилу генерал встретился с Шерифом-пашой. В приемной экс-министра он столкнулся лицом к лицу с человеком, которого меньше всего желал видеть, — с Зубейром. Но он горячо [144] его поприветствовал, и они имели долгий разговор о Судане, после которого Гордон поспешил в представительство и сообщил сэру Эвелину Барингу, что Зубейр должен сопровождать его в Египет. Баринг не был против. Но он считал, что Гордон слишком быстро изменил свои взгляды, чтобы на него можно было положиться. Завтра он снова может передумать. Баринг предложил генералу подумать более серьезно. Гордон со свойственной ему прямотой ответил, что действительно неожиданно передумал. Он вдруг испытал некое мистическое чувство, подсказавшее, что только Зубейр может спасти ситуацию в Судане.
Но правительство Ее величества не желало иметь дела с Зубейром и не позволило египетскому правительству воспользоваться его услугами. Историки в будущем еще будут иметь возможность поразмышлять и порассуждать о том, правы были министры и общественное мнение или нет.
Но если правильность решения подлежит сомнению, то последствия такого шага очевидны — независимо от того, волновали ли дела Судана британское правительство или нет. Если нет, то у него не было причин выступать против назначения Зубейра. Если да, то перед ними должен был встать вопрос о выводе гарнизонов. Не Англия плохо управляла Суданом, не ее действия привели к началу восстания или размещению гарнизонов. Египет в данном случае имел право только на сочувствие. То, что Великобритания не позволила назначить Зубейра, было равносильно признанию того, что все происходящее в Судане затрагивает интересы не только Египта. Когда британцы — не только правительство — определили свою позицию по отношению к Зубейру, они тем самым взяли на себя обязательство спасти находящиеся в Судане военные гарнизоны, мирным ли путем или с помощью оружия.
Гордон считал, что лично обязан осуществить эвакуацию Хартума, его гарнизона и гражданских жителей. На некоторые ответственные посты он назначил горожан, тем самым скомпрометировав их перед Махди. Остальные жители Хартума решили отложить свой отъезд. Генерал полагал, что от безопасности этих людей зависит его честь. Он был непреклонен. Ни награды, ни угрозы не могли заставить его сдвинуться с места. Ничто из того, что один человек может предложить другому, не заставило бы [145] генерала покинуть Хартум до того, как его жители окажутся в безопасности. Но правительство со своей стороны проявляло такое же упрямство. Ничто на земле не вынудило бы его направить в Хартум войска.
