Владимир Афанасьев - Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине
«Венок сонетов – давняя мечта…» Воистину, сплести такой венок – мечта многих поэтов, разве что не всем это по плечу. Вообще-то можно, конечно, поднатужиться и, «изведав власть железного канона», все же добиться, чтобы последняя строка предыдущего сонета служила начальной строкой последующего, да только частенько читать такой «венок» – все равно, что жевать вату: ни вкуса, ни смысла. У В. Солоухина же каждый сонет, облеченный в чеканную форму и являя собой самостоятельное, вполне законченное произведение, в то же время – неотъемлемая часть общего философского замысла. Все в этой своеобразной лирической поэме исполнено классической гармонии.
Себя другим в угоду не иначь.
Души от ветра времени не прячь!
Хранится в сердце мужества запас.
И свет во тьме, как прежде, не погас,
И тьма его, как прежде, не объяла!
С присущим ему мастерством В. Солоухин сделал достоянием широкого доперестроечного читателя творчество многих поэтов и прозаиков из национальных республик. Одно перечисление имен переведенных им на русский язык литераторов заняло бы добрую страницу. Им переведены тысячи строк из многотомного бурятского эпоса «Гэсэр», он – лауреат премии основоположника якутской литературы Алексея Кулаковского. А как не вспомнить болгарских поэтов, которые вместе с нами учились в Литературном институте – Лиляну Стефанову, Георгия Джагарова, Благу Димитрову – с их творчеством В. Солоухин постоянно знакомил русского читателя на протяжении десятилетий…
В последнее время часто можно и услышать, и прочитать заглавную строку Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово…» Фонд славянской письменности даже книгу с таким названием издал. Многозначное, исполненной глубочайшего смысла речение!
Если же «применить» это к литературному творчеству, то Слово будет наиглавнейшим, наиважнейшим и в самом начале его, и на всем дальнейшем протяжении. Художник свои переживания, свои чувства и мысли передает посредством линии и цвета, композитор выражает себя и свое восприятие окружающего мира в музыке. Поэт, писатель может выразить обуревающие его мысли и чувства только в Слове. И, следовательно, какое же первостепенное значение имеет для писателя тот словарный запас, то языковое богатство, каким он располагает, ступая на стезю творения стихов или рассказов, поэм или романов!
Не мной первым сказано: по словарному богатству русский язык не имеет себе равных. Но ведь, кроме восхищения и пусть даже гордости таким несметным богатством, надо еще уметь им и распорядиться, надо знать родной язык во всей его полноте и этим знанием полнить свои сочинения. Пушкин, кроме всего прочего, велик еще и тем, что его словарь составляет четыре огромных тома…
Говорю все это к тому, что среди современников я мало знаю таких писателей, которые бы могли равняться с В. Солоухиным и в глубинном знании русского языка, и в умении столь виртуозно владеть им.
Одного прославленного немецкого музыканта (запамятовал его имя) спросили: как это ему удается в игре на органе достигать такого необыкновенного совершенства? На что маэстро ответил:
– Ничего особенного. Просто я в нужный момент нажимаю на нужную клавишу…
Вот и В. Солоухин хорошо знает, в какой момент и на какую, среди многих сотен, если не тысяч, словесных «клавиш» нужно нажать. Потому его стихи (как и проза) звучат то целым оркестром, то владимирским пастушьим рожком, то торжественным органом, то веселой рассыпчатой балалайкой…
Я уже говорил, что наша дружба с Владимиром Солоухиным не прервалась и по окончании института. Не раз, и не два я не только бывал, но и живал по летам в его родном Алепине.
В сельском уединении, на лоне еще с детства близкой нашему сердцу русской природы, мы вели долгие беседы, делились своими творческими задумками. Нам было о чем поговорить!
И литература – литературой. Но еще с институтских времен у нас с другом «прорезался», а затем и утвердился обоюдный и даже, можно сказать, пристрастный интерес к великому прошлому нашей Родины. И мы любили в своих разговорах часами «путешествовать» по векам отечественной истории, начиная с Киевской Руси, со «Слова о законе и благодати» Киевского митрополита Илариона и «Слова о полку Игореве»…
Вспоминаю я об этом неспроста. Так или иначе, в той дли другой форме, прямо или косвенно, но все это потом находило отражение в наших книгах.
Нынче много говорится и пишется о так называемом национальном сознании. Говоря проще, многие умные люди считают, что ничего плохого не будет, а будет только хорошо, если, скажем, русские осознают, почувствуют себя не абстрактными общечеловеками, а именно – русскими, белоруссы – белоруссами, армяне – армянами. Пусть каждый народ знает свою историю и гордится тем вкладом, который его отчичи и дедичи внесли в общечеловеческую культуру.
Национальное патриотическое сознание формировалось веками и не раз было высказано многими славными сынами России. Замечательному полководцу, не проигравшему ни одного сражения, Александру Суворову принадлежит, может быть, самое краткое и самое выразительное речение: «Я – русский. Какой восторг!»
Пушкин же, в известном письме П. Чаадаеву, как вы помните, высказался более пространно: «…клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, как нам Бог ее дал».
А как-то по ТВ прошла передача, посвященная выдающемуся хореографу нашего времени Игорю Моисееву – ее, наверное, все видели. И в этой передаче, среди других мудрых суждений патриарха нашей культуры, была и высокая похвала русскому народу. («Я не знаю другого, столь же талантливого народа, как русский».) Такая оценка, особенно в наше русофобское время, дорого стоит. Ведь это сказал человек, объехавший со своим уникальным ансамблем весь свет: ему есть что и с чем сравнивать…
Вот и В. Солоухин в своих «Черных досках» и «Письмах из Русского музея» (изданных, поясню молодым читателям, тридцать лет назад) говорит о том же – о неиссякаемой талантливости своего народа, о величии русской художественной культуры.
Это не романы, не повести, это документальные очерки, раздумья писателя о зодчестве, живописи, ваянии – то есть то, что обычно называется публицистикой. Но какая это страстная и в художественном отношении прекрасная публицистика! Попробуйте только открыть любую из этих книг на любой странице и начните читать – уверяю вас – уже не оторветесь. Вы сразу «услышите» голос доброго и умного собеседника, человека много знающего и великолепным русским языком рассказывающего о том, что вам вроде бы и знакомо, но, оказывается, знакомо лишь наполовину, а может быть, и того меньше…
