Михаил Казовский - Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…
Честно говоря, он предпочел бы Катю Нечволодову. Но она слишком далеко. Вот и слава богу, нечего даже мечтать. Надо стараться Нечволодовых обходить стороной под любым благовидным предлогом. Чтобы не рисковать.
Но когда же придет бумага из Петербурга о его переводе в Россию? И придет ли вообще?
Лермонтов щелкнул крышкой карманных часов. Двадцать пять минут двенадцатого. Можно полежать еще четверть часа. Как бы не заснуть. Нет, от впечатлений только что прошедшего да еще в предвкушении предстоящего не заснешь.
А надо ли возвращаться в Петербург? Что там хорошего? Бабушка — конечно. Близкие друзья. И журналы, где можно печататься. Но погода гиблая, вид на грязную Мойку, сплетни, светские интриги… В Москве лучше. Как-то проще, душевнее. Странный Гоголь. Пишет великолепно, но такой смешной в жизни. С сумасшедшим блеском в глазах. Говорит, что Пушкин подарил ему сюжет «Ревизора». Жаль, что он, Лермонтов, не успел познакомиться с Пушкиным. Видел только раз в жизни, на балу, издали.
Поселиться бы навсегда на Кавказе. Может, в Грузии — как Нечволодов. Или в Пятигорске. Нет, пожалуй, в Пятигорске не стоит — слишком шумно, как и в Петербурге. В Грузии спокойнее. Воздух несравненный. Какой воздух в Цинандали! Запах безмятежности, счастья. Взять в жены Майко или Като, уйти с военной службы в отставку и отдаться литературе. В голове столько планов и сюжетов! На три жизни хватит.
А сколько ему жизнь отмерила?
Лучше умереть молодым — эту мысль Арбенина он вполне разделяет.
Но не хочется, как не хочется, черт возьми, умирать в юности!
Мама́ умерла в двадцать два, папа́ в сорок четыре. Значит, он — в тридцать три. Если верить в нумерологию…
Он снова посмотрел на часы: без четверти полночь. Пора собираться.
Застегнул мундир, расчесал гребешком волосы. Посмотрелся в зеркало. Да, усы могли бы быть погуще. Борода вообще растет плохо, он ее сбривает без сожаления. Нос чересчур вздернутый. Да, не Аполлон. Вылитый Маешка. Но ведь кто-то влюбляется — и серьезно. Например, Сушкова. Да и Лопухина относилась к нему с нескрываемым чувством. Просто не дождалась… И отчего влюбляются? Некрасивый капризный мальчик. Разве что поэт. Но в мужчин не влюбляются за их талант. Или очень редко. Женщин пленяет вовсе не это. Ну-с, посмотрим, кто ждет его сегодня в беседке. Неплохой сюжет, впрочем, не слишком новый. У кого-то он читал в романе нечто похожее? У аббата Прево?[16]
Вылезти из окна и спуститься, пользуясь выступами каменной кладки, было несложно. Он спрыгнул в кусты сирени. Выпрямился и огляделся.
Стояла темная ночь. Месяц едва проглядывал сквозь лохматые черные облака. Тишина, ни шороха. И цикад не слышно: поздно, осень.
А в какой стороне беседка? Не хватало еще заблудиться ночью в парке. То-то выйдет конфуз! Примут за ненормального. Гоголю бы простили, он и так чудак. Михаил же драгун с трезвым рассудком.
Лермонтов выбрался на аллею и пошел наобум. Вот ведь дура: для чего назначать свидание в беседке, раз он не знает, где эта беседка находится? Никакого соображения — не могла поставить себя на его место. Броди теперь в темноте. Как тать в нощи.
Не видать ни зги. Может быть, налево?
Но зато ощущение непередаваемое: теплая осенняя ночь, ни ветерка, остро пахнет листьями, землей и цветами сирени…
Сирени тонкий, сладкий аромат
Меня пленил однажды совершенно,
Когда аллеей шел уединенной,
Любовию обманываться рад…
Я шел в сирени, повторяя едко:
«Да где же эта чертова беседка?!»
«Так! Вроде шорох. Это, должно быть, мышь. Или все-таки платье незнакомки? Жаль, что нет фонаря. Или свечки.
Кажется движение за стволами. Так и есть — беседка. Слава богу! Все-таки нашел.
Фигура в темном плаще с накидкой. Сцена — как в какой-нибудь пьесе Лопе де Вега[17]. Или Тирсо де Молина[18]. Мои испанские корни, где вы там? „Буэнос ночес, сеньорита! Кэ таль? Комо эста Устед?“[19] Здесь мои познния в испанском кончаются. Надо переходить на французский».
— Бон нюи, мадемуазель. Комман са ва?[20]
Он подошел почти вплотную, но лица не видел.
— Трэ бьен, мерси[21].
Голос не узнал, потому что пискнула еле слышно.
Взял ее за руки. Пальчики холодные и заметно дрожат.
— Вы хотели меня видеть, я пришел. Только я вас не вижу. Кто вы, мадемуазель?
Она тяжело дышала и не отвечала.
— Ах, скажите же что-нибудь!
Молчит. Хочет отнять руки.
— Говорите же ради всего святого!
Она пролепетала:
— Михаил Юрьевич… Мишико… — и заплакала.
— Господи Иисусе! Что с вами? — обнял Михаил ее за плечи.
Девушка порывисто прижалась к нему, и он почувствовал спазмы плача у нее в груди.
— Не таитесь, откройтесь, — произнес корнет мягко. — Все, что наболело. Я постараюсь помочь.
Она сжала его ладони и подняла лицо.
— Поможете?
— Обещаю.
— Михаил Юрьевич… Мишико… Женитесь на мне!
Изумившись, он пробормотал:
— Боже мой, о чем вы?
— Увезите меня отсюда. Я готова разделить ваш суровый армейский быт. Ожидать вас после сражений, ухаживать в случае ранения… Стану вам примерной женой.
Лермонтов не знал, что сказать. Наконец с трудом произнес:
— Шутите, сударыня?
— Ах, какие шутки! Это мольба! Никому другому я не могла бы открыться. У меня нет настоящих друзей. Я живу в доме моей тетушки…
«Это Майко! — догадался он не без удовольствия. — А что, может и в самом деле жениться?»
— Здесь и дома я ни в чем не нуждаюсь. Я княжна, все меня любят. Дома — дорогие мне сестры и брат. Меня намереваются выдать за богатого жениха. В благодарность им не смогу отказать и пойду за нелюбимого князя… Но в душе — тоска, тоска! Я способна на большее: стать подругой великого человека. Такого, как вы.
— Вы мне льстите, милое дитя.
— Ах, не говорите со мной в таком тоне! Точно Онегин в ответ на письмо Татьяны. Я уже не ребенок. Мне осьмнадцать лет, и я могу сама сделать выбор. Вся моя надежда на вас! Буду только с вами — и ни с кем более!
— Вы меня пугаете, Майко.
— Вы военный, а военным не пристало пугаться.
— Знаете, женитьба — чрезвычайно ответственный шаг.
— Хорошо, не женитесь, это все равно, только увезите меня с собой.
— Разрешите подумать до утра? Я человек рассудочный.
Девушка разжала пальцы и отстранилась.
— Не хотите… понятно…
— Погодите! Перестаньте, ей-богу, злиться. Я же не сказал «нет». Были б вы происхождения низкого или сирота. Но украсть княжну, да еще окруженную сонмом родичей, — дерзость непомерная. И куда бежать? Я на службе под особым приглядом. Нет, бежать не удастся. Выход один — законный брак. Я могу испросить дозволения жениться у Безобразова. Вы ведь знаете: лица из числа офицерского состава по закону, изданному императором, не имеют права жениться без разрешения своего командира. Предположим, Безобразов не возразит. Но дадут ли согласие ваши родственники?
