Борис Васильев - А мы служили на крейсерах
Году этак в 83-м встали мы на якорь ненадолго, топливом да водичкой с совсем обнищавшими коллегами поделиться. Один пароход к борту приняли, второй — на бакштове, то есть веревке за кормой висит. Подаем на них воду, топливо, а я тем временем — дело святое — донку с юта вооружил.
Минут через сорок пять тралец, что на бакштове был напился, отдавать надо, значит — донку снимать.
Тяну.
Что — то тяжело… Потом легко…снова тяжело…не пойму никак…
Всплывает наконец, метрах в двадцати за кормой… Мечта любого Средиземноморского рыболова…КАРАСЬ!!!
В длину метра полтора, в обхвате — сантиметров пятьдесят…(Ну рыбак, рыбак, но здоровый гад был!)
Ажиотаж поднялся, с бака тральца — советы сыплются, командир наш с моста прибежал, на юте народ заклубился, крики, шум..
Боцман крюк отпорный — уж не знаю, для каких боцманских нужд остро заточенный приволок…
Подтянул я карася тем временем к борту. Боцман крюком за жабры зацепил, подымаем помалу, кэп руководит, вокруг — азарт, болельщики…Гад морской смирно висит…
Вытягиваем.
Уже к леерам… уже на леера…уже кэп лично, как любимую жену обнял рыбину поперек тулова… уже через леера…
И тут эта проклятая зверюга, на последнем видимо издыхании — бьет кэпа хвостом… прямо по физиономии…
Он от неожиданности руки разжал, да еще и оттолкнул от себя, за борт. И эта сволочь, как бы выполнив свой последний долг перед всеми обитателеми моря — падает за борт, оборвав леску, и безвольно плывет по поверхности.
Сдох окончательно…
Командир тральца орет:
— Отдавай бакштов! Я его счас догоню немедленно! Вытащу!
А течение несет себе тело… Только в свете прожекторов бок белый поблескивает на фоне черной воды…И ведь весь экипаж накормили бы…
Отцепили тралец, тот пошел, поискал, и по радио говорит — нету, мол. Не нашел…
Может соврал. Его то экипажу — так вообще на неделю рыбу есть хватило б… А может и не соврал.
Только вот с тех пор — ни одной рыбины из вод — соленых ли, пресных ли — добыть я не мог — легальным конечно способом.
И чем дальше это я осознавал — тем в больший азарт начал впадать… И так ловить пытался, и этак… не клюет.
А рыбки свеженькой хочется.
Тем более, что заправляют нечасто, а эта не знаю как назвать нормальным словом водоплавающая — за кормой по вечерам весело так это играет серебристым боком, целой стаей.
Но не клюет ни при каких обстоятельствах…
Как отрезало.
Причем не только у меня самого, но и у всех подчиненных…Беда…
А надо сказать, что в Средиземном мы регулярно за борт гранаты бросали, профилактически, так сказать, против возможного нападения боевых пловцов…
И вот граната бухнет, повсплывает рыбешка кверху брюхом на время, а потом, видно очухается — и снова за свое…
И ведь вспомнил кто — то, что рыбу глушить надо спаренным так сказать взрывом. Может промышлял на гражданке…
На следующий же вечер — шлюпку на воду, в нее двух гребцов, боцманят с сачками, лагуны сорокалитровые.
Верхнюю площадку трапа вывалили, два лагуна отходов с камбуза, шлюпка у кормы, за бортом прячется, две гранаты…
Отходы камбузные — за борт. Подождали малость, набежала живность морская…
Товсь!… Ноль!..Одну гранату с траповой площадки, и следом за ней — вторую…
Бухнула одна… Бухнула вторая.
И целое поле серебряное у борта…
Шлюпка из-за кормы выскочила, боцманята сачками замахали…
Десять минут — и килограммов сорок свежей рыбки…
Так вот и ловил с тех пор, на «сорок два крючка», как народ окрестил, гранаты — то РГ-42 называются…
Зато экипаж — завсегда с тех пор со свеженькой рыбкой был.
А на удочку — так и нет.
И уж сколько лет с той поры прошло — а все же так и нет.
Рядом сидят — ловят…напротив — ловят…везде ловят…а я — нет…
И что самое обидное — что сын мой — рыбак заядлый. То есть ловит.
А я нет…
Анабазис
В чем отличительная черта военных так это в умении решать поставленные задачи. Причем, как опыт показывает, если человек отслужил положим года полтора, или чуть больше, то порою и задачи-то ставить не надо. То есть он сам себе и задачу на текущий момент грамотно поставит, и выполнит ее, порою преодолевая препятствия самые немыслимые.
Примеров тому несть числа, но заострим свое внимание на классической литературе.
Давайте вместе вспомним, как Швейк решал поставленную самому себе задачу воссоединения с Лукашом… итак — Будейовицкий анабазис.
Его бы конечно не могло случиться, в наш век развитых коммуникаций, телефонов, телевизоров, самолетов, машин и так далее — если бы не русская лень к переменам.
Ведь действительно, вон, Питерцы, авангард прогресса и демократии на всем постсоветском пространстве — как лихо. в два касания избавились от гнусного — по их просвещенному мнению коммунистического наследия в виде названия собственного города. Не то, что некоторые.
Правда до сих пор остается невыясненным, избавились ли вместе с этим названием и от звания «город-герой» — а то ведь «Город-герой Санкт-Петербург» звучит несколько, согласитесь сюрреалистично с одной стороны, а с другой, всех гостей города по-прежнему гордо встречает надпись на гостинице «Октябрьская» что против Московского вокзала — «Город-герой Ленинград». верно, что есть нечто странное во всем этом. А уж про адресацию писем «Город Санкт-Петербург Ленинградской области» говорить вообще не чего, глаза начинают немедленно косить в разные стороны, и хочется для приведения в порядок разбегающихся мыслей и глаз — выпить — отчего наверное, некоторые товарищи, приезжающие в наш чудесный город, и ознакомившись с упомянутой надписью немедленно же и делают это. Вследствие чего, нахождение в городе над вольной Невой для некоторых — да что там греха таить — почти для всех — превращается в нескончаемую вереницу возлияний, приводящих порою к тому, что придя в себя уже на подъезде к своему городу, ну Москве например, народ начинает лихорадочно соображать, а не пригрезилось ли ему все…
Так вот, примерно такой же «заворот мыслей» происходит и в других случаях, которые как раз и связаны с упомянутой русской ленью к переменам. Здесь не лишним наверное будет отметить, что эдакий философский пофигизм, явственно проступающий в глубинке, в отличие от северного мегаполиса, считающего себя почти европейцем — накрепко роднит Россию а Азией, и ее философическим взглядом на жизнь. И бури всяческих перестроек и ускорений, проносящихся над бескрайней русской равниной ничего — то не меняют в миросозерцании народа, оставляя за собой разрушенную промышленность и сельское хозяйство — но не трогая сути русской души, которая, поминая опять же классика, продолжает с недоуменным лицом чесать в собственном затылке, задаваясь извечным же вопросом: «Куды гонют?»
