Николай Кузьмин - Войсковые разведчики в Афгане. Записки начальника разведки дивизии
Наконец уже и из нашей дивизии стали отправлять «за речку» офицеров, солдат и сержантов, а также боевую технику. Уехал в 860 омсп начальник разведки иолотанского полка майор Казачок, несколько команд солдат и сержантов. В частях дивизии получили несколько «похоронок», в том числе и наш 260 орб. Погиб старший лейтенант Сергей Соседов, командир взвода 1 рр, направленный в разведбат 108 мсд в середине 1981 года.
На железнодорожной станции Кушка организовали площадку сбора техники, отправляемой в ремонт и на металлолом. Там находились побитые и покореженные танки, БМП, БМД, БТР. Имелась полная возможность своими глазами увидеть результаты оказания интернациональной помощи афганскому народу, и как этот народ реагировал на эту помощь.
Охрану площадки толком не организовали, поэтому все желающие могли ознакомиться с этой экспозицией. И прежде всего дети. В разбитых боевых машинах для них было много интересного: боевые патроны, пулеметные ленты, гильзы, приборы наблюдения и т. д. Однако после инцидента, когда в стволе разбитого танка Т-62 был случайно обнаружен боевой артвыстрел, площадку огородили колючей проволокой и выставили пост охраны к большому удовлетворению всех кушкинских родителей.
В начале 1982 года я был на окружных сборах, где познакомился с начальником разведки ТуркВО генералом В.В. Дунцом. Он недавно был назначен на эту должность и прибыл из Афганистана, где был с сентября 1980 года начальником разведки 40А.
При встречах с нами, начальниками разведки дивизий, полков и бригад, он делился своим богатым боевым опытом. В частности, от него я впервые услышал о бое 783 орб 201 мсд в ущелье Шаеста в горах Памира, где погибла половина этого батальона. Этот рассказ произвел тогда на меня сильное впечатление. Разве я мог подумать, что всего через год мне придется воевать в этой дивизии и руководить этим батальоном!
Летом 1982 года все разведподразделения 31 АК были собраны в лагерь на окружном учебном центре «Келята», где мы в течение месяца проводили мероприятия боевой подготовки в горных и пустынных условиях. Выполняли специальные упражнения стрельб в горах из стрелкового оружия, метали боевые гранаты в горах. Это оказалось не просто, ведь если метнешь гранату вверх по склону, она может скатиться к твоим ногам. Провели показное занятие по применению новых ручных гранат РГО и РГН с взрывателями, срабатывающими не по времени, а от удара.
С разведывательными ротами провели тактико-специальные учения, где они, действуя в горах пешком, совершали налеты на объекты, расположенные на удалении 15–20 км, с штатным оружием и снаряжением общим весом порядка 30 кг.
Уже тогда я пришел к выводу, что физическая подготовленность наших солдат, да и офицеров тоже, была далека от желаемой. Люди были практически неспособны при такой физической нагрузке выполнить боевые задачи, было над чем задуматься.
В конце сбора были проведены масштабные учения сил и средств разведки всего нашего армейского корпуса. Они проводились непосредственно у иранской границы, возможно, и с политическими целями, так как в Иране вовсю бушевала исламская революция, и ее ход был абсолютно непредсказуемым.
А дальше произошло то, что навсегда круто повернуло мою жизнь.
В середине ноября 1982 года, как раз после похорон Л.И. Брежнева, меня вызвал по телефону ЗАС из Ташкента начальник 1-го отдела разведывательного управления округа полковник В.А. Сапожник.
После обычных вопросов о здоровье, службе, делах в семье он сообщил мне, что командованием решено направить меня в Афганистан начальником разведки 201 мсд, вместо снятого с должности командующим ТуркВО прежнего начальника разведки.
Я, не раздумывая, согласился, так как попасть в Афганистан хотел давно, еще с момента, когда был там первый раз на вводе. Я дважды писал рапорты об этом: первый раз еще в Кизыл-Арвате летом 1980 года, второй – в 1981-м уже в Кушке. Оба раза начальство отвечало отказом. Находились какие-то причины.
Почему я стремился туда? Во-первых, я хотел на практике применить то, чему меня учили всю жизнь. Хотелось испытать себя в боевой обстановке. Мой отец был фронтовиком, два его родных брата погибли на фронте, брат матери тоже сложил свою голову в Сталинграде, оба деда воевали в гражданскую войну – мне тоже хотелось проверить себя в настоящем деле.
Во-вторых, не хотел я всю жизнь до пенсии сидеть в Кушке, и в Туркестане вообще, этих богом забытых местах. Да и не мог я спокойно сидеть, когда там, за речкой, кипела настоящая жизнь и делалась история.
Есть такая советская песня, в которой звучат замечательные слова:
Родина моя! Что будет и что было —
все я пополам с тобою разделю.
Вовсе не затем, чтоб ты меня любила,
просто потому, что я тебя люблю.
И это не высокий стиль. Наше поколение, взращенное и воспитанное нашими родителями – истинными патриотами своей Родины, школой, комсомолом, просто не могло иначе думать и поступать.
Я думаю, что Афганистан стал последней войной Советского Союза, на которую многие шли добровольцами. И их не нужно путать с «дикими гусями» – наемниками, воюющими за большие деньги.
Не обходилось и без уродов. Должен с сожалением сказать, что и в те, советские годы, много было перерожденцев. На словах бывших пламенными патриотами, а на деле – приспособленцами и трусами. И выявила это Афганская война как наиболее масштабный и продолжительный послевоенный конфликт.
Почему-то вспоминается по этому поводу мой бывший командир учебной группы в Академии БТВ – майор Г.А. Голубев. Вроде бы и нормальный был офицер, такие слова нам правильные говорил, иногда чересчур правильные. Ну такой патриот, что дальше некуда. По окончании академии получил золотую медаль, поехал командиром полка в Киевский округ. Ну и что? Почти 10 лет, пока наша армия воевала в Афганистане, Гена успешно делал карьеру в своей 45 тд в Чугуеве.
А она шла как по маслу. Через несколько лет стал заместителем командира дивизии, потом командиром этой дивизии. И это в тех условиях, когда наша армия истекала кровью в Афгане!
Ну и как смотрело высшее командование на такого полководца? Вполне лояльно, так как он хорошо встречал приезжих проверяющих, поэтому чувствовал себя вполне уверенно. И вышестоящее начальство, вместо того чтобы отправить этого карьериста в Афганистан и посмотреть, на что он действительно способен, двигало его вверх по служебной лестнице на одном месте.
Подумайте, как мог стать комдивом в те годы человек, не прошедший войну? К 1988 году, когда я с ним встретился в штабе КВО, в Советской армии уже было достаточно опытных командиров, которые могли возглавить дивизию, в том числе и в бою. А предпочли человека, который всю Афганскую войну безвылазно просидел в Башаровке под Чугуевым. После развала Союза он уехал в Россию, опять же на высокую должность, но сомневаюсь, чтобы от него там была какая-то польза, так как никогда я не слышал его фамилии среди участников двух чеченских войн.
