Мансур Афзалов - Узбекские народные сказки. Том 2
Не подозревая ничего, Алишер поклонился и сказал:
– Великая честь быть сватом падишаха. А куда я должен ехать?
– В дом ткача Абу Салиха.
Изменился в лице Алишер и с низким поклоном проговорил:
– Я лишен возможности исполнить поручение повелителя.
Впал в ярость шах Хусейн.
– Так, значит, это правда, что ты скрыл от меня свои поступки. Иди же под страхом немилости и сватай мне красавицу.
Но Алишер был тверд и непреклонен в своей любви. Он снова поклонился и сказал:
– Противоестественно было бы, если б жених стал сватать свою невесту для другого, даже когда этот другой сам падишах.
Сказал так и удалился.
Шах Хусейн немедленно подписал фирман об изгнании Алишера из Самарканда, а своим сватом назначил Маджеддина.
Вестником несчастья прискакал на взмыленном коне Алишер в дом ткача Абу Салиха.
В цветнике, среди благоухающих роз, проливая слезы, рассказал Алишер своей любимой Гюли о гибели их любви.
– В этом мире тиранства и притеснения нет счастья для людей! – воскликнул Алишер, сокрушаясь о своем бессилии.
– Пусть я умру, но никогда женой Хусейна не буду, – говорила Гюли.
В то время как они так разговаривали, в дом Салиха прибыл визирь Маджеддин с дарами падишаха.
Оставив сидеть знатного свата на почетном месте, Абу Салих вошел в цветник и, не глядя на Алишера, сказал:
– У меня мог быть зятем визирь, но, оказывается, судьбе угодно, чтобы я стал тестем самого падишаха.
Тогда Гюли повторила слова, которые только что сказала она возлюбленному своему Алишеру:
– Пусть я умру, но никогда женой Хусейна не буду.
– Увы мне! – воскликнул Абу Салих. – Шах не потерпит твоего отказа. Он превратит мое жилище в дым, и не останется от меня и горсточки пыли.
Абу Салих плакал, стонал, молил не губить его и родных, но Гюли осталась непреклонна.
Выйдя к Маджеддину, Абу Салих упал перед ним ниц и сказал:
– У нее помрачение разума. Она сказала «нет», но я умоляю вас, не говорите ничего шаху. Она еще поймет, что лучше быть даже рабыней падишаха, нежели женой визиря.
Маджеддин удалился, сказав, что прибудет за ответом после вечернего намаза. Перед уходом он поклялся во всеуслышание:
– Клянусь, если девчонка не согласится добровольно, то я приволоку ее во дворец на волосяном аркане.
А девушка удалилась к себе и скоро вернулась с двумя пиалами вина – мусалласа. Вручив одну из них своему возлюбленному, Гюли сказала:
– Разлука горше смерти. В этой чаше вина я вижу избавление от злой участи стать игрушкой в руках падишаха.
Не успел Алишер остановить Гюли, как она выпила вино до дна.
– Там был яд? – спросил Алишер.
Девушка молча кивнула головой. Тогда, не произнеся ни слова, Алишер осушил свою чашу.
– Без любви к моей Гюли для меня нет жизни, – сказал он.
Губы влюбленных слились в поцелуе.
После вечернего намаза в дом ткача Абу Салиха явился Маджеддин. Гюли, опасаясь, что жестокий шах исполнит угрозу и погубит ее родных и разорит дом, сказала отцу:
– Я согласна, но с одним условием – свадьба должна состояться не ранее, чем через сорок дней.
Шах Хусейн приказал готовить пышную свадьбу и осыпал золотом Абу Салиха. Приказ об изгнании Алишера был отменен.
В час свадебного пира Алишер Навои проник в одежде странника в гарем, чтобы проститься со своей возлюбленной.
Он застал Гюли больной. Ужасный приступ изнурительной лихорадки мучил ее. Но она была по-прежнему прекрасна, и жаркое сияние ее глаз спорило с холодным мерцанием звезд.
– Я не буду женой падишаха, – сказала Гюли, – яд действует, и я умираю.
– Любимая, – сказал Алишер в глубокой печали, – я тоже пил яд из твоих рук, но я не чувствую и признаков болезни.
Тогда Гюли призналась:
– Не было от сотворения мира, чтобы любящая убила своей рукой любимого. В твоей чаше, душа моей жизни, было чистое вино.
– Несчастный я! – воскликнул Алишер. – Зачем ты поступила так жестоко?
– Я поступила так, чтобы ты, любимый, никогда не забыл меня.
В тот самый миг в комнату Гюли вбежал разъяренный шах Хусейн. Кто-то из евнухов прошел в пиршественную залу и донес о приходе в гарем Алишера.
В руках шаха была обнаженная сабля.
– Кто бы ни посмел нарушить неприкосновенность моего гарема, – крикнул Хусейн, – тот умрет!
– Тише, не тревожьте ее сон, – говоря так, Алишер показал на Гюли, – о падишах, выйдем отсюда. Не будем тревожить ее покой.
Шах Хусейн взглянул на Гюли и увидел, что она мертва. Уронив на пол саблю, шах вышел.
Алишер поднял саблю и, выйдя в соседнюю комнату, сказал:
– Ныне ничего больше я не жажду, как только того, чтобы факел моей жизни погрузился в реку забвения. Вот сабля, рази!
И он протянул саблю Хусейну.
Рассказывают, что Хусейн раскаялся в своем поступке, не стал рубить голову своему визирю Алишеру. Более того, он обнял его и поклялся в вечной дружбе.
Мудрый Алишер остался первым визирем государства. Ни одно государственное дело не решалось у подножья трона без совета Алишера.
Но рассказывают также, что Хусейн до скончания дней своих затаил в сердце злобу на Алишера, ибо, кто не знает, что часто люди становятся врагами именно тех, кому они причиняют сами зло. Боялся также трусливый и жестокий Хусейн, что Алишер станет когда-нибудь мстить ему.
Товариществу и дружбе между шахом и визирем пришел конец. Много горя и бед претерпел Алишер Навои по той причине.
Любовь свою к прекрасной Гюли мудрец и поэт Алишер Навои хранил до самой смерти. Вот почему его взор никогда больше не останавливался ни на одной девушке, даже если своей красотой она могла поспорить с солнцем, луной и всей плеядой звезд небосвода.
Перевод М. Шевердина.
ЗИЯД-БАТЫР
Было или не было, в давние времена жил-был шах по имени Султан. Была у него дочь красоты несравненной, скромная, умная, ученая. Если кто на нее хоть раз взглянет, только о том и думать будет, как бы еще раз на нее взглянуть. Звали ее Камархон.
Не было человека, который мог бы так ловко, как шахская дочь, из лука стрелять, копье метать, мечом разить. Шах Султан свою дочь даже больше, чем сына, любил. А сколько было женихов у Камархон – и не перечесть! Из разных стран приходили просить ее руки сыновья шахов и беков, но все они ей не нравились.
Кто к ней ни сватался, всем Камархон один ответ давала: – Я замуж не собираюсь.
Во дворце у султана работал старик-мастер. Во всех ремеслах был он искусен. Вещи, которые он делал, очень нравились шаху, и старого мастера поставили начальником над всеми мастерами.
Был у мастера двадцатилетний сын, статный, красивый, а к тому же храбрый и умный. Звали его Зияд-батыр. Большой славой он пользовался среди других батыров.
Мастер захотел научить сына своему ремеслу и говорит:
– Сын мой, учись ремеслу, вырастешь – тебе оно пригодится.
Много времени не прошло, сын всякому ремеслу от отца научился. Смотрит отец на сына, радуется, а того не знает, что Зияд-батыр от любви страдает, мучится, ночами не спит, слезы льет, по красавице-царевне тоскует.
Однажды приказала Камархон мастеру сделать лук. Взялся старик за работу и за несколько дней сделал лук. А Зияд-батыр тайком от отца тоже лук готовил Сделал он лук и показал отцу. Посмотрел мастер на его лук и удивился. У Зияд-батыра лук намного лучше, чем у него самого, получился. Нельзя было взять этот лук в руки и не полюбоваться его красотой. На луке было вырезано узорным письмом красивое двустишие о любви.
Обрадовался очень старый мастер, сына в лоб поцеловал и говорит ему:
– Молодец, сын мой, очень я рад, что ты так хорошо моим инструментом овладел, теперь тебе в жизни нищета не грозит.
Свой лук мастер себе оставил, а царевне послал лук, сделанный Зияд-батыром. Очень понравился царевне лук. Именно такой ей и хотелось получить. Послала она мастеру дорогие подарки. Мастер был очень старый. Однажды он заболел – тяжело заболел, никакие лекарства не помогли – и умер.
Позвал шах Султан Зияд-батыра и назначил его вместо отца начальником над своими мастерами.
Зашел однажды шах к Камархон и увидел, что она луком играет. Взял шах в руки лук, отделку его рассматривает, любуется им, удивляется. Вдруг заметил шах стихи, которые были на луке вырезаны, прочитал их, позвал Зияд-батыра и спрашивает:
– Кто стихи на луке вырезал?
– Я, – отвечает Зияд-батыр.
– Мало тебе того, что я тебя начальником всех мастеров назначил, неблагодарный?!
Разозлился шах, позвал палача и приказал казнить Зияд-батыра.
Тут один из визирей кинулся в ноги шаху, попросил помиловать молодого мастера, от смерти избавить. Послушал Султан визиря, но все же приказал изгнать Зияд-батыра из города.
