Ольга Чайковская - Летающее счастье
Итак, вы знаете уже почти всю нашу семью, осталось рассказать только о бабушке, папиной маме.
Она у нас очень добрая и красивая — у неё белоснежные волосы и тёмные блестящие глаза, какие бывают не у всякой молодой женщины.
Она у нас очень образованная и при этом довольно рассеянная. Однажды с нею произошёл такой случай.
Поскольку она очень добрая, она решила к нашему приходу сделать особенно вкусный ужин. А поскольку она образованная, она при этом читала книжку.
Когда мы пришли домой, наша бабушка была на кухне. О том, что она готовит нам вкусный ужин, мне было рассказано по телефону, а я дорогой рассказала детям, какое удовольствие нам предстоит.
Итак, когда мы пришли домой, наша бабушка была на кухне. Она читала книгу, стоя у плиты, а на плите в высокой сковородке под крышкой что-то жарилось.
— Готов ужин? — спросила дочь, которой всегда больше всех хотелось есть.
Бабушка с гордостью на нас посмотрела и величественно подняла крышку.
На сковородке в полном одиночестве и совершенно чёрная, в дыму и чаду, шипела вилка.
Боже мой, как мы хохотали! Как была сконфужена бедная бабушка! А всё потому, что она была не только добрая, не только образованная, но ещё и рассеянная.
Не подумайте, пожалуйста, что если наша бабушка жарила вилку, то она ничего не умеет делать. Как раз наоборот. Она у нас врач, и не просто врач, а хирург; всю войну она работала во фронтовом госпитале. Ох, как им было трудно! С неба летели фашистские бомбы, от них дрожала и взрывалась земля, но никто — ни врачи, ни сёстры — не отходил от операционного стола.
Бабушка редко нам об этом рассказывает, зато в нашем городе живёт её помощница, хирургическая сестра; уж она-то нам об этом обо всём не устаёт рассказывать. От неё мы знаем, что бабушка наша, тогда ещё прямая и черноволосая, делала необыкновенно смелые операции.
А теперь она уже на пенсии. Она и сейчас могла бы прекрасно работать, но у неё начали дрожать руки, правда еле заметно. Но если у врача дрожат руки, даже еле заметно, ему уже операций делать нельзя.
Когда бабушка слышит про хирургов или операции, у неё в глазах тоска.
Впрочем, её и теперь то и дело зовут к больному, даже ночью к нам стучат, и она тотчас вскакивает, надевает пальто прямо на халат и бежит. Уж она-то знает, как нужно в таких случаях торопиться…
Итак, я сидела и печатала на машинке, когда прибежали мои дети.
— Ма! — закричали они, наперегонки врываясь в комнату. — Послушай!
Я ещё ни разу в жизни не видела их такими взволнованными. Они застряли в дверях и толкались — каждый хотел прибежать первым явно для того, чтобы рассказать мне какую-то потрясающую новость. В этой борьбе Павлик даже подставил ножку, и Валя полетела на пол. Но ссоры не произошло, напротив, ребята повалились оба и долго хохотали, не в силах вымолвить ни слова.
Я ничего не могла понять.
— Умираю, — еле дыша, сказала Валя; ей всё-таки удалось высказаться первой. — У нас новый учитель географии.
— Ну и что же тут смешного? Я и так знала, что старый их учитель Николай Павлович ушёл на пенсию, значит, в том, что пришёл кто-то новый, ничего удивительного быть не могло и тем более не было ничего смешного.
Наконец ребята рассказали мне, в чём дело.
К ним пришёл новый учитель, которого зовут Василь Васильич. Он был толстоват, с длинными, закрывающими уши волосами, одет в какой-то мохнатый пиджак, а рассказывал он им удивительные вещи.
«Дети, — сказал он, — главное в географии — это путешествия. Путешествовать можно по дворам, а можно и по крышам. Влезать на крышу можно через чердак, а спускаться по водосточной трубе не нужно — очень скользят когти. Я не говорю про туристские походы, которые очень приятны, если какие-нибудь невежи не заставляли бы порядочных ко… людей таскать хворост. Если бы вы меня спросили, какой главный город у немцев, я бы тотчас вам сказал: Берлин, и никакой другой».
Дети в классе веселились так, что, наконец, ни одного слова Василь Васильича не было слышно.
Новый учитель им очень понравился. Они говорили, что им теперь не интересно было бы ходить даже на кинокомедии.
«Скользят когти»! Можно с ума сойти от смеха!
— Ты понимаешь, кто он такой? — кричали дети.
— Дети, вы сошли с ума, — ответила я им.
Я тут же позвонила директору школы. Он был очень смущён.
— Вы десятый человек, который звонит мне сегодня. Все родители уже знают про нового учителя географии. Видите ли, мне некого было взять на смену Николаю Павловичу, вот я решил попробовать… Такой странный человек… Нет, конечно, больше его у нас не будет. Ах, какая жалость! — сказали дети. — Куда же теперь пойдёт наш Васька?
— Выкиньте из головы эту ерунду, — строго сказала я, — говорящий кот — это ещё туда-сюда, но кот — учитель географии…
У нас в передней, в углу, лежала полосатая подушка — Васькина подушка, пустовавшая уже два месяца.
Прошло довольно много времени, пока мы наконец узнали, что же произошло с нашим Василь Васильичем: я говорю «нашим», потому что, увы, не оставалось никаких сомнений в том, что Василь Васильич — это, конечно, не кто иной, как наш кот Васька.
Расставшись с нами, он отправился прямо к приятелю, который обещал превратить его в человека. В самом деле, был у приятеля его какой-то волшебный заграничный порошок. Стали они работать над этим превращением, но поскольку оба были лентяи и халтурщики, то дело это шло у них медленно и плохо.
Васька наконец стал похож на человека, но повсюду у него остались клоки бурой шерсти, особенно на ногах и около ушей.
На ногах — это ещё туда-сюда, можно закрыть ботинками, а вот около ушей — это было хуже. Пришлось Ваське отпускать длинные волосы. По счастью, тут как раз подоспела и мода, так что всё обошлось.
Свою человеческую жизнь Василь Васильич начал неважно. Он попросился жить к одним очень добрым и славным людям, мужу и жене.
— Конечно, конечно, — сказали муж с женой, — поживите у нас, пока не найдёте себе квартиры. У нас сейчас сын с женою в отпуске, их комната свободна целый месяц.
— Но у меня, знаете, пока… финансы поют романсы.
Этим Васька хотел сказать, что у него нет денег.
— Зачем нам деньги, всё равно комната пустая, живите, пожалуйста, и нам будет веселей.
Как видите, это в самом деле были хорошие и добрые люди.
Стал Василь Васильич у них жить. Они старались угостить его чем-нибудь вкусным, да ещё сделать так, чтобы он при этом не обиделся. А Василь Васильич, конечно, не обижался и в минуту съедал всё, что ему давали.
Прошёл месяц, и вернулись из отпуска сын с женой.
— Знаете, Василь Васильич, — сказали ему его добрые хозяева, — нам очень жаль, но вернулся из отпуска сын, нужна комната. И вот…
Хозяева очень стеснялись — им было жаль Василь Васильича.
— Какая ещё комната? — спросил Василь Васильич и нахмурил брови, как бы что-то припоминая.
Хозяева были удивлены:
— Но мы же вас предупреждали… Сын…
— Не слыхал, — холодно ответил Василь Васильич. — Ничего не знаю.
— Но ведь… это наша комната… И мебель в ней стоит наша, и подушки, и одеяла, и бельё — всё это…
— Я решительно не понимаю, о чём вы говорите, — ответил Василь Васильич, глазом не моргнув. — Все эти вещи я привёз с собой. Кровать ещё моей покойной бабушки. Одеяло ещё моего покойного дедушки. Могу, если хотите, свидетеля привести.
— Как же вам не совестно, Василь Васильич! — воскликнули бедные хозяева квартиры.
— А не будьте разинями, — смеясь, ответил тот, — не будьте дурачками. Дураков, говорят, надо учить.
Василь Васильич был очень доволен собой и собственной ловкостью.
Так начал он свою человеческую жизнь.
В один из первых дней после своего превращения пришёл он к директору большого клуба.
— Я довольно-таки знаменитый пианист, — сказал он.
У нас в доме часто произносилось это слово, и Васька прекрасно знал, что такое пианист.
При этом, как вы догадываетесь, он не смог бы сыграть чижика-пыжика одним пальцем.
Директор клуба не предполагал обмана. Ему очень хотелось устроить хороший концерт, и поэтому, когда «пианист» сказал, что он «чересчур знаменитый», а потому деньги берёт вперёд, не стал с ним спорить.
Василь Васильич взял деньги и, конечно, исчез. В этот день он наелся, напился и долго хохотал в своей комнате.
Когда деньги кончились, он вспомнил, что многое знает по географии от дворника Кудлатыча, и пошёл устраиваться в школу учителем географии. Чем это кончилось, нам с вами известно. Его прогнали.
Потом он пошёл работать ночным сторожем в гастроном. В первую же ночь из магазина исчезли все сосиски, а под утро и сам сторож.
Василь Васильич очень гордился своими обманами. Совесть его нисколько не мучила, потому что он никого не жалел. Напротив, он много смеялся, лёжа в отнятой им комнате, на чужой кровати, под краденым одеялом. Кстати, у него начал отрастать живот.
