Виктор Виткович - Сказка среди бела дня
— Она нас надула!.. Украла сердце!..
Они влезли в башню. Продажная душа орала:
— Видала воровок! Сама воровка! Но таких!..
Бумажная душа визжала:
— Я ей покажу! Я про неё напишу волшебными чернилами…
Митя слышал это сквозь щель люка. Но люк захлопнулся, и хотя вопли и крики продолжались, мальчик уже не разбирал слов. Он остался один на тёмной лестнице. Мите стало страшно. Ему захотелось домой к маме! Но Митя был храбрый мальчик. К тому же рядом с люком, чуть в стороне, он заметил совсем маленькую чугунную дверь, закрытую снаружи заржавленной задвижкой. А когда настоящие мальчики видят заржавленные задвижки, они непременно их открывают, чтобы узнать, что там.
Обеими руками Митя уцепился за задвижку и, налегая всем телом, открыл. Потом толкнул дверцу. Оказалось: ещё выше вела совсем крутая, похожая на штопор, чугунная винтовая лестница. И откуда-то сверху слышалось мерное и хриплое дыхание какого-то чудовища. Митя собрался бежать, но вспомнил о Лёле и о её сердце и полез наверх. Он увидел перед собой огромные зубчатые колёса; некоторые двигались, а некоторые как будто стояли. Стало ясно: это хрипело не чудовище, а старинные башенные часы! Сквозь их громовое тиканье Митя опять услышал вопли снежных баб.
Мальчик осторожно пошёл по колёсам, стараясь не попадать на зубцы. Потом лёг на самое толстое и самое неподвижное колесо и, обхватив его обеими руками, просунул голову вниз. Он увидел сверху картину, которую маятник то открывал, то закрывал.
Продажная душа и Бумажная душа кричали что-то невообразимое, захлёбываясь в угрозах и жалобах. Наконец Старый год ударил рукой по столу, и всё стихло.
— Чёрная душа, — спросил он, — чего они хотят?
Чёрная душа коварно улыбнулась:
— Они…
Но Бумажная и Продажная души испуганно заорали:
— Не мы, она сказала: «Да здравствует Новый год».
Старичок не расслышал:
— Да здравствует кто?!
Продажная и Бумажная души отступили, пытаясь спрятаться друг за друга, пока не ударились об стенку.
— Видите, с кем имеете дело, — сказала Чёрная душа.
— Вижу, — саркастически сказал Старый год. — Противно на вас всех смотреть…
Он снял с сосуда фарфоровую крышку. И Митя ахнул, увидев сердце Лёли в какой-то жидкости.
Бумажная и Продажная души вытянули головы и тоже заглянули в сосуд, где лежали часики.
Полюбовавшись, старичок опять прикрыл сосуд фарфоровой крышкой и стал рассказывать бабам:
— Эти часики тысячу лет назад сделал Антонио Сегеди. Он делал их всю жизнь! Днём Антонио Сегеди был инквизитором и пытал поэтов, алхимиков и часовых дел мастеров. А по ночам, запершись в башне, Антонио выращивал белые лилии и делал вечные часы на семи философских камнях — вот эти самые! А чтобы не попасть за свои часы на костёр инквизиции, он написал на них: «Артель „Игрушка“, 1-й сорт».
Продажная душа мечтательно вздохнула:
— Эх, если бы такие часы продать…
Старый год мрачно взглянул на неё.
— Да-а… Если бы твоя воля, ты бы распродала всё на свете! Даже звёзды в небе. Даже муравьёв по штуке.
— Будьте спокойны, — самодовольно сказала Продажная душа. — Муравьёв я бы дёшево не отдала. У них спирт.
— Замолчи! — сказал Старый год. Он уселся и удовлетворённо вздохнул.
— Да-а, сегодня, 31 декабря, эти часы исчезнут из мира и время остановится. Обсудим, какой будет мир, в котором время стоит. Ваши предложения?
Митя увидел, как Бумажная душа подняла руку;
— Можно мне?
Она встала и, мерно стуча карандашом по столу, начала:
— Предлагаю: а) уничтожить все календари на новый год, б) отпечатать 31 декабря 365 раз, чтобы, когда отрывают листок календаря, всегда было 31-е, в) образовать комиссию по ликвидации слов: «час, сейчас, тотчас, подчас», а также выражений: «который час», «не ровен час», «стоять на часах», «не по дням, а по часам», «час от часу не легче», «калиф на час», «в добрый час», «без году неделя» и тому подобных…
Старый год удовлетворённо кивнул.
— Начинается золотой век! — льстиво сказала Бумажная.
— Какой век! — крикнул Старый год. — Никакого века!
— Ах да, раз года не будет, то не будет и века, — сказала Бумажная душа. — Я позабыла.
— Странная забывчивость! — сказала Чёрная душа и многозначительно посмотрела на старичка.
Старый год продолжал:
— Ни века, ни года, ни месяца, ни дня, ни часа, ни минуты, ни секунды!..
Глядя сверху, Митя зевал. Ему было скучно, и, кроме того, он отсидел ногу. Митя переменил ногу и, потеряв терпение, спросил:
— А как же исправить двойку в четверти?
Внизу воцарилось молчание. Все поглядели друг на друга.
— Кто сказал «двойка в четверти»? — спросил Старый год.
Бабы оторопело молчали. Старичок сказал:
— На всякий случай разъясняю: двойка в четверти останется навсегда!
Чёрная душа захихикала, потирая руки:
— Значит, школьники останутся на второй год?
— Сколько раз вам повторять! — закричал старичок. — Никакого второго года не будет! Ни второго, ни третьего, ни сто двадцать третьего!
Со злостью он открыл фарфоровую крышку и, отвернув лицо, начал сливать в угол башни на старый мраморный пол адскую жидкость. И пол зашипел, бурый дым взлетел тучей, так что бабы шарахнулись и зачихали; но они не сказали друг другу «будьте здоровы» — вот какие они были злые! А мраморный пол в углу башни покоробился, пошёл пузырями и стал похож не на мрамор, а на ржавое решето.
Когда дым рассеялся, Митя, свесив голову с потолка, увидел, как бабы нагнулись над часиками, чуть не столкнувшись ледяными лбами. Часы шли.
— Идут, будь они прокляты! — проворчал Старый год. — Но я знаю, что делать. Есть один часовой мастер…
Обтерев часики газетой, старичок завернул их в платок: «Ждать меня тут!» — открыл люк и скрылся. Увидев на лестнице, что чугунная дверца открыта, Старый год мимоходом запер её на задвижку и стал спускаться дальше.
В это время Митя между колёс башенных часов ползком пробирался к той же дверце. Он скатился вниз, по чугунной лестнице, упираясь ладонями в промёрзшие стены, и толкнул чугунную дверцу. Она обжигала пальцы холодом, но не поддавалась. Митя понял: закрыта снаружи! Он попробовал её сломать, тряс, дул на пальцы и снова тряс, — ничего не вышло. Тогда Митя в отчаянии опять полез наверх.
18
Ища разгадку мучившей его тайны, мастер Петушков читал энциклопедию. Он начал читать её с конца, чтобы скорее добраться до сути, и уже дошёл до слова «Юпитер» — планета солнечной системы, бог в древнем Риме и осветительный прибор на киностудии, — когда в часовой мастерской задумчиво забили большие часы, им ответили поменьше — со всех стен и из всех углов, перекликаясь тоненькими, шипящими, хриплыми и звонкими голосами. И едва на всех часах замер самый последний — девятый удар, в мастерскую вошёл старичок в пыжиковой ушанке, замотанной башлыком, и в шубе.
Отряхнувшись от снега, он подошёл к мастеру и положил перед ним часики. Не глядя, мастер взял их и стал слушать. Они шли, звонко чеканя мгновения.
— Спешат! — определил мастер.
— Нет.
— Отстают?!
— Нет.
— Ага, вы хотите сменить циферблат, — догадался мастер.
— Нет.
— Вы пришли их чинить? — рассердился Петушков.
— Нет, остановить.
Петушков поднял глаза на клиента и узнал старичка из башни. Мастер пристально посмотрел на него: старичок не шутил! Тогда Петушков опять опустил глаза на часы и начал рассматривать их через лупу. «Артель „Игрушка“, 1-й сорт», — прочёл он и обмер, почувствовав, что находится на волосок от какой-то ужасной тайны.
Клиент сказал доверительно:
— Я пробовал их остановить сам. Я опускал их даже в азотную кислоту. Но они не останавливаются.
Мастер ещё раз посмотрел на старичка и, стараясь сохранить спокойный вид, сказал:
— Хорошо, я их остановлю. Приходите второго января.
— Поздно. Их надо остановить сегодня. Я не могу ждать.
Не решаясь поднять глаза на клиента, Петушков вынул квитанцию, где было написано: «Артель „Точное время“».
— Фамилия? — спросил он.
— Не имеет значения, — сказал старичок.
Петушков помолчал. Потом дрожащей рукой оторвал квитанцию.
— Семьдесят шесть копеек!
Старичок заплатил, аккуратно сложил квитанцию, спрятал её и вышел.
Мастер вскочил и подбежал к окну, заставленному часами.
Шли прохожие, хлопьями падал снег. Старичок переходил улицу не торопясь, не обращая внимания на машины, которые, чуть не налетев на него, с визгом тормозили.
И Петушков вспомнил про мальчишку: он спрашивал как раз об этих часиках. Мало того, он искал старичка, которого называл «Старый год». «Неужели, — подумал мастер, — этот старичок и есть Старый год!» Первый раз в жизни часовой мастер Петушков так близко прикоснулся к тайне идущего времени!
