Франсуа де Ла Круа - Французская литературная сказка XVII – XVIII вв.
Шарль Пино Дюкло[174]
Палисандр и Зирфила[175]
Не следует переоценивать значение ума, любовь — прекрасный наставник, на провидение можно полагаться — вот мораль этой сказки. Не мешает предупредить об этом читателя, а то, чего доброго, он еще ошибется. Люди ограниченные никогда не понимают, что хочет сказать автор, а те, что обладают живым воображением, обычно все преувеличивают, однако ни те, ни другие не склонны к размышлению. Вот почему я позволил себе сделать это маленькое введение. Давным-давно, в стране, расположенной между королевствами Палисандрия и Пустяковия жили злые духи, которые были позором для своих сородичей и несчастьем для человечества. Небо вняло молитвам, просящим защиты от этого проклятого племени, и большинство из них погибло ужасной смертью, так что в конце концов осталось всего двое — дух Подаграмбо и фея Гарпагона,[176] зато они, казалось, унаследовали всю злобность своих предков.
Умом они, увы, не блистали: духи и феи наделены лишь волшебной силой, а злость, как известно, скорее сочетается с глупостью, нежели с умом. Подаграмбо был очень могущественным властителем весьма древнего рода, но при этом — круглым дураком. Гарпагона считалась умнее его, потому что была более злобной. И в наше время эти два качества часто путают.[177] Однако она хоть и любила позлословить, но своими сплетнями наводила только скуку, а значит, ума у нее все же не хватало. Что до Подаграмбо, то он отличался тем, что всегда хотел только зла, но при этом был таким болваном, что, случалось, делал и добро, ибо просто не ведал, что творил. Был он огромного роста и имел весьма непривлекательный вид. Гарпагона была еще уродливее его, тоже высокая, высохшая, почерневшая. Пряди ее волос напоминали змей, а когда она превращалась в каких-нибудь тварей, то это обычно бывали либо пауки, либо летучие мыши, либо мерзкие насекомые. И все же самомнения у этих двух чудовищ было хоть отбавляй. Гарпагона мнила себя большим знатоком всех изящных искусств, а Подаграмбо воображал, что он неотразим в делах любви. Жили они в небольшом, но изящно обставленном домике, где было полным-полно китайских фарфоровых статуэток,[178] лакированных безделушек работы братьев Мартен,[179] диванных подушечек и кресел. Там они скучали, не зная, как скоротать время, и в конце концов каждый из них объявил, что намерен вступить в брак, чтобы иметь потомство. Потомствомания — настоящий недуг, присущий всем великим. Они боготворят свое потомство, нимало, впрочем, не заботясь о своих детях. Весть о матримониальных намерениях Подаграмбо и Гарпагоны была встречена, как объявление войны.
Духи и феи настолько серьезно отнеслись к этой перспективе, что сочли необходимым созвать генеральную ассамблею. Там дело это обсуждали со всех сторон, спорили, судили, рядили, и все же в конце концов удалось договориться.
Было решено, что Подаграмбо и Гарпагона смогут обзавестись семьями, только если кто-то их полюбит. Такое условие явно обрекало их на безбрачие. Ну а если они вдруг станут приятными в обхождении, значит, у них изменятся характеры. А ничего другого и не требовалось.
Как только это условие было провозглашено, Подаграмбо и Гарпагона стали обсуждать, кому они окажут честь своим благорасположением, прекрасно понимая, что без хитроумных уловок им не удастся завоевать чью-либо любовь. Хотя себялюбие обычно слепо, тем не менее всякий себялюбивец осознает свои недостатки, особенно, если от этого зависит его выгода.
Гарпагона, куда более находчивая, чем Подаграмбо, рассуждала примерно так:
— Мы возьмем к себе в дом детей столь юного возраста, что у них не будет еще ни о чем никакого представления. Мы сами их будем воспитывать.[180] Никого, кроме нас, они долгое время не будут видеть, и мы сумеем вложить в их сердца только те чувства, которые надобны нам. А предрассудки, внушенные с детства, преодолеть почти невозможно. И я уже нашла то, что мне вполне подходит, — добавила она. — У короля Палисандрии всего один сын, ему около двух лет. Я попрошу, чтобы мне доверили его воспитание. Король не посмеет мне перечить, он будет бояться моей мести, а известно, что для тех, кого боишься, делаешь больше, чем для тех, кого уважаешь. Точно так же мы поступим и с вами, как только родится первая подходящая принцесса.
Подаграмбо одобрил этот план, и фея, оседлав своего большого усатого дракона, прибыла в королевство Палисандрию, изложила королю свою просьбу, и бедный король не решился ей отказать.
Гарпагона была в восторге от того, что ей отдали маленького принца Палисандра, и тут же пустилась в обратный путь, горя нетерпением приступить к осуществлению своего плана. Взмахом волшебной палочки она построила для него волшебный замок — пусть читатель вообразит его в соответствии со своим вкусом, описывать его я не стану[181] из боязни навести скуку. Однако одну подробность я все же должен сообщить, потому что читатель вовсе не обязан об этом сам догадываться. В парке, которым фея окружила замок, чтобы принцу было где гулять, она не забыла повесить особый талисман, который не давал бы принцу выйти за ограду. Талисман этот потерял бы свою волшебную силу только, если бы принц влюбился. А так как Гарпагона была единственной женщиной, которую он видел, она не сомневалась, что пол заменит красоту и что юношеские желания в конце концов родят любовь в сердце Палисандра. Правда, одно обстоятельство, которое фея не предвидела, чуть было не обрекло на неудачу этот замысел и заставило ее несколько изменить свой план. При рождении Палисандр получил в дар красоту, он должен был стать самым прекрасным принцем своего времени, что очень вдохновляло Гарпагону, внушало ей самые сладострастные надежды, к тому же она знала, что все обольстительные юноши, как правило, осваивают азы любви под руководством старух. Однако она была обескуражена, узнав, что, кроме красоты, ребенок получил в дар и все прелести ума. Гарпагона чувствовала, что из-за этого соблазнить его будет куда труднее. Она решила тут же исправить своим искусством то, что ее воспитанник получил от природы. Поскольку лишить его ума было не в ее власти, она затеяла его исказить и, не откладывая дела в долгий ящик, пошла в колдовскую кухню, где обычно готовила свои зелья. Там она произнесла самые лучшие заклинания, вспомнила самые изощренные рецепты, употребила все свое умение и силу и получила в результате две колбы магических конфет. В одной лежали карамельки, от которых появлялся дурной вкус и скверные мысли. В другой — леденцы, которые развивали высокомерие и упрямство. Всякий, кто съест эти конфеты, будет всегда судить ошибочно, рассуждать неверно, упрямо отстаивать свою точку зрения и выставлять себя на посмешище. Хитрая фея имела все основания надеяться, что, если юный принц их отведает, он испытает к ней вожделение тем более сильное, чем нелепее оно ему покажется. И она понесла колбы мальчику. Лаская его и угощая карамельками, фея пыталась изобразить на лице приветливую улыбку, но получилась такая ужасная гримаса, что малыш с перепугу швырнул ей конфеты прямо в лицо. Легче соблазнить так называемого «разумного» мужчину, чем малое дитя, потому что мудрая природа дает тем, кого еще не довела до разума, верный инстинкт, предостерегающий от всего, что может принести вред. О леденцах высокомерия фея не очень сожалела, она не сомневалась, что дозу высокомерия Палисандр уже получил от рождения, но ей так и не удалось уговорить его отведать карамельки дурновкусия и скверномыслия. В конце концов, придав всем конфетам еще и свойство никогда не иссякать, она отдала обе колбы одному путешественнику, сказав, что это местные сласти, изготовленные по старинному рецепту. Путешественник отвез эти конфеты в Европу, и они пользовались там огромным успехом, так как до этого европейцы их не знали. Все поголовно хотели теперь ими полакомиться, их посылали друг другу в подарок, носили с собой в маленьких коробочках, угощали ими в обществе, и этот обычай сохранился до наших дней.[182] И хотя я не уверен, что все они и сейчас обладают прежней магической силой, я все же не стану утверждать, что они ее полностью утратили.
А Гарпагона утешилась мыслью, что и без всяких карамелек и леденцов воспитает принца так плохо, что любо-дорого будет смотреть.
Как раз в это время распространился слух, что королева Пустяковин должна вот-вот разрешиться от бремени и что все феи приглашены присутствовать при родах. Гарпагона тотчас отправилась туда, как, впрочем, и остальные. Королева родила девочку, которая оказалась, как вы уже догадались, чудом красоты и которую назвали Зирфила. Гарпагона намеревалась поговорить с королевой, чтобы и эту прелестную малютку взять к себе на воспитание, однако фея Нинетта, это предвидев, ее опередила.
