Андрей Гнездилов - Пути пилигримов
В конце концов, коллекционер разочаровался в своих достижениях. Он не был Прекрасным Принцем. Он был художник и его звали Эн-Нольд. Полный горечи, коллекционер подошел к своему зеркалу. И вовремя. В стекле отразился маленький мальчик с обиженным выражением на лице и надутыми губами. Эн-Нольд превратился в ребенка. Тайная догадка осенила его, и он стал звать Инфанту.
С момента, когда он увлекся живописью, она ни разу не появлялась. И вот в темной глубине зеркала растворились тяжелые кованые двери, загремела величавая музыка и на фоне ночного звездного неба вырисовалась огромная фигура женщины с младенцем на руках. Лицо сияло немыслимой красотой, той единственной, что существовала в Мире. Глаза лучили божественную любовь и дарили вечным счастьем. Бесчисленные хоры ангелов пели ей осанну, и звуки их пения падали на землю чудесными цветами.
«О, мать Мира!»— прошептал Эн-Нольд, падая на колени. Большего искать в жизни ему было нечего.
Марабу
Велик Аллах в своих творениях, будь то люди или животные, растения или камни! В разнообразии их нет противоречия, а гармония и единство. Но вот что занимает ум: тот порядок, что существует среди людей, отражается ли в иных царствах? Есть ли любовь среди камней? Только ли силой определяется иерархия среди животных? Каковы мерила красоты и уродства? Множество мудрецов искусными речами пытались объяснить это, и каждый век считает себя просвещеннее предыдущего… Но где родник правды, который утолит жажду пытливого, прохладит сердце ищущего, успокоит чувства озабоченного? Где язык, на котором могут говорить друг с другом все живущие в этом мире? Где истинное имя всякого, обозначающее суть его души? Оно у Аллаха Великого и Милосердного, и Он знает его, ибо Он дал его каждому существу из тех, что рождены на земле. И больше слов свет глаз, и ни одна из книг, кроме книги Бытия, не заменит знания, которое дает прикосновение. И где началось стремление, как не в сердце Аллаха, Создателя Миров? И от него произошло желание, а из желания родилась Любовь.
И вот ответ — Любовь есть язык, на котором общается весь мир! Любовь спускается на землю в звездных и солнечных лучах. Любовь поднимается из подводных глубин! Любовь — единственное средство разделить с Аллахом Его мудрость и объяснить все истины, что существуют в мире!
Дошло до меня, о, господин своего часа, жаждущий утолить плодами познания голод души, что в древнем Каире, первом из городов Египта, правил некогда шах Бахтияр. Он не был прославлен воинскими подвигами или сокровищами своей казны, но был известен как искуснейший из игроков в шахматы. Редко кому удавалось обыграть шаха, и тогда победителя оставляли при дворе, и награждали его золотом, и шах делал его своим сотрапезником. И каждый день они играли в шахматы, пока Бахтияр не перенимал весь опыт и искусство противника и не добивался победы над ним. Тогда только тот мог покинуть шаха. Свое искусство владыка доводил до совершенства и часто улаживал споры с врагами не на бранном поле, а на шахматной доске.
И почитал Бахтияр драгоценные камни и, имея их в своей казне предостаточно, поручал ювелирам вытачивать из них шахматные фигуры. И сражались в турнирах рубиновые кони с изумрудными, сапфировые короли с опаловыми, и каждая проигранная шахом партия награждала победителя одной из драгоценных фигур, а место ее занимала ценная копия из простых камней. Но всегда шаху удавалось отыграть своих каменных воинов, и сокровища его не таяли.
Но вот однажды случилось странное. Бахтияр получил от своих ювелиров шахматы из золотистых топазов и жаждал обновить их. Купец из Индии должен был составить партию ему, но заболел. Шах был крайне раздосадован и велел визирю позвать любого, кто в этот момент окажется возле дворцовых ворот. Визирь вскоре вернулся смущенный.
— Да простит меня великий царь, если я что-то напутал, но я встретил странного дервиша. Он стоял на одной ноге, а другую согнул так, что колено его было обращено назад. Голову он втянул в плечи, словно не имел шеи, а длинная борода склеилась подобно мечу и тянула его вниз. Руки он держал позади себя, спрятав их в рубище. Я не был уверен, человек ли передо мной или какое-то иное существо, однако повелел ему явиться перед вами, о мой господин, если он умеет играть в шахматы. В ответ на мои слова нищий, не приветствуя меня и не благодаря счастливую судьбу за возможность лицезреть самого шаха, лишь кивнул и взмыл в воздух.
Бахтияр удивился и взглянул в окно. Там за цветным стеклом вырисовывалась небольшая тонкая фигура на тощих, как палочки, длинных ногах. Окно растворили, и в покои шаха вошла странная сутулая птица.
Это был Марабу, Нищий аист, отец сумы, как его прозывают в народе — Абу-Сейн. Он не летает в стаях и не вьет гнезда на минаретах. Его можно видеть на базарных помойках, где он застывает на одной ноге, словно погруженный в глубокое созерцание. Люди почитают его за то, что он защищает их от ядовитых змей, и мощный клюв его напоминает меч крестоносца. Когда же он степенно расхаживает по улице, его, действительно, можно принять за важного вельможу.
Шах и визирь, увидев Марабу, не могли удержаться от смеха. Только сумерки могли сыграть такую шутку, чтобы признать человека в птице. Но Марабу, словно не замечая веселья, вызванного его появлением, подошел к доске, ухватил клювом берилловую пешку и сделал первый ход. Шах в удивлении взялся за топазовую фигуру. Игра началась и закончилась неожиданно, к полному изумлению людей. Аист обыграл Бахтияра.
Шах не мог прийти в себя и не отрывал глаз от шахматной доски, когда услышал даже не голос, а эхо его. Скрипучие, глухие звуки сложились в слова:
— Я могу взять фигуру?
Шах кивнул, и аист мгновенно проглотил ее, и она ясно обозначилась в его зобу.
Этот вечер положил начало странной дружбе говорящего аиста и шаха. Они играли в шахматы, и ни разу Бахтияру не удавалось выиграть.
Вскоре, вся шахматная рать из топазов исчезла, а маленькие глазки Марабу приобрели благородный блеск золотистых камней.
Впрочем, Бахтияр не жалел о драгоценностях. Игра доставляла ему радость, а в обмен на топазы аист приносил то затейливые кольца с брильянтами, то изысканные ожерелья из гранатов, то браслеты из серебра и яхонтов. Искусность редкой работы свидетельствовала, что Марабу имел доступ к удивительной сокровищнице.
Но ни игра в шахматы, ни причастность к миру камней, ни дар речи не давали ответа на вопрос — что за существо этот Марабу. Странная птица вскоре стала для Бахтияра не только учителем, но и опорой и другом.
Однажды вражье войско вторглось в пределы страны. Бахтияр с тревогой готовился к сражению. Марабу задумчиво бродил по покоям, а затем склонился над мечом шаха. Через несколько минут клинок раскалился, словно под ним развели жаровню. Марабу стал долбить клювом дамасскую сталь, и вскоре на лезвии возникли слова на неизвестном языке, а на рукоятях мечей янычаров появились рубины.
— Теперь ты победишь, — сказал Марабу.
И удивительная битва подтвердила его слова. Ятаганы врагов разлетались на куски, едва соприкоснувшись с клинками воинов шаха. Волна за волной налетала конница противника, двигались с криками пешие, но, лишившись оружия, отступали. Ни один из воинов не был поражен волшебными мечами, но сами янычары словно таяли под дождем стрел и копий. Наконец, последние из гвардии шаха пали на землю. Бахтияр закрыл лицо руками, но Абу-Сейн тронул его за плечо.
— Ты победил, враги отступили!
И действительно, огромная рать, не потеряв ни одного из своих воинов, внезапно повернула обратно.
— О мудрейший Абу-Сейн! — обратился шах к аисту. — Как объяснить это удивительное дело?
— Твои янычары обрели силу и потому победили!
— Но ведь они не нанесли ни одного удара, не убили ни одного воина из войск врага!
— Обретенная сила взрастила их сознание, и они не могли убивать. Тем не менее они победили, даже отдав свою жизнь Аллаху!
Заговоренное оружие янычаров, в память их подвига, развесили в стенах шахского дворца.
И с каждым разом все с большим почтением шах выслушивал слова аиста, и разрешал у него свои сомнения, и не уставал удивляться его мудрости.
— Скажи, Абу-Сейн, каково различие меж камнями? Есть ли среди них совершенные, чьи достоинства могли бы поставить их султанами в царстве минералов?
— Совершенство таится в каждом из камней, однако проявляется в том месте и в то время, которые для него предначертаны Аллахом. И не может изумруд заменить гранитной плиты при строительстве крепости, и в царстве одних рубинов султаном мог бы быть избран сердолик или оникс.
— Так, значит, нет первого среди камней? — спросил Бахтияр.
— В игре жизни, как и в шахматной битве, на место первого приходят лишь те, кому помогала воля Аллаха, Господина и Создателя миров!
