Хелена Бехлер - Дом под каштанами
— Ах, король, — воскликнул Пётрусь, — разве пристало тебе карабкаться по подсолнуху, как по дереву? Где твоя серьезность, где торжественность?
Но король не пожелал объяснять, почему он таким образом появился в доме.
— Где моя корона, где мантия? — спросил он. — Без этого король — не король. Он может лазать по деревьям.
Тут же на подоконнике состоялась коронация. Но король всё время капризничал.
— Корона жмёт!
— Смотри, как она сверкает! — сказал ему Пётрусь.
— На мантии мало складок…
— Складок мало? Да ты три раза можешь в неё завернуться.
— У коня очень короткий хвост.
Королевский скакун потерял терпение, ударил копытом, рыцари закачали головами, и в головах у них зашелестели позабытые зёрнышки мака.
Ты король, зря сердит,
погляди: конь храпит.
Он тебя не спроси —
он тебя сбросит.
Как махнёт конь хвостом,
ты, король, пойдешь пешком.
— Нет! — рявкнул король. — Я не хочу пешком!
Он нахлобучил на голову корону, вскочил на коня, спрыгнул затем с подоконника в сад, и рыцари попрыгали за ним следом в траву и анютины глазки. А вдогонку за королевской свитой соскочил в сад Тимонек.
Вернулся он только вечером, и к его хвосту прицепился пучок кукурузных волосиков.
— Это один из рыцарских коней потерял хвост, — догадался Пётрусь. Он отцепил от шёрстки золотой пучочек и бросил его за окно в траву.
— Рыцарь прискачет на своём коне и обнаружит пропажу.
ПРОЩАЙ, КОНЬ! ПРОЩАЙ, ЛЕВ!
Было пасмурно, а в пасмурный день легче прощаться. Пётрусь и Кася прощались с садом. Тимонек то шёл за ними следом, то забегал вперёд. К домику колдуньи он подошёл первый. Не потому ли, что именно это приключение запомнилось ему больше всего? Кася считала, что так оно и есть.
— Ему очень нравилось быть котом колдуньи и сидеть у неё на плече.
— Может, он и без нас гостил у колдуньи, только мы об этом не знаем, он нам ничего не сказал.
Домик колдуньи был сейчас развесистой ивой с большим дуплом, а на самом краю дупла сидела пчела и размышляла, в какую сторону ей лететь.
— Это не простая пчела из простого улья, это пчела колдуньи, — заявила Кася. — Она приносит ей мёд для пряников. А вон божья коровка.
— Она приносит колдунье новости из сада и из леса. Раньше это делал кузнечик. Но он высоко скачет. Как подпрыгнет — так самую интересную новость потеряет. Колдунья прогнала его прочь и выбрала себе божью коровку, потому что у той крапинки. Стоит божьей коровке о чём-то забыть, как она посмотрит на крапинку и тут же вспомнит. Эти крапинки для неё, как узлы на платочке — для памяти.
Тимонек направился к шалашу-вигваму, на котором повяли уже листья. Ребята стали думать, разобрать им шалаш или оставить.
— Оставим, — решил в конце концов Пё грусь. — Он стоит в стороне, в самом конце сада. Зимой прискачет сюда зайчик, обогреется, отдохнёт, а может и от ястреба укроется.
— Пошли к маковому королю.
Большая маковка стояла по-прежнему на грядке, ветер раскачивал её из стороны в сторону.
Кася приложила ухо — маковые зёрнышки тихо шелестели.
— Маковый король разговаривает со своим пажом. Не будем им мешать.
Брызнул мелкий дождик, и они отправились на чердак. Там дремал лев и спала лошадка с опущенной головой, но пыли на них не было, и они не скучали. Они знали, что в любую минуту могут помчаться с развевающейся гривой по дорогам и полям.
Пётрусь похлопал по шее лошадку, Кася погладила льва.
— Прощай, черногривая!
— Прощай, лев!
Леопард, распластавшийся во всю ширь дивана, глядел своими широко открытыми глазами и щерил зубы. Он думал:
«Если пожелаете, я могу отправиться на охоту далеко-далеко, в дикие леса, в жаркие страны. Пойдёте со мной?..»
Но сегодня некогда было отправляться в далёкие путешествия. Те дни, когда сбываются чары, прошли. Часы не тикали, не двигались стрелки, но Пётрусь и Кася знали, что с наступлением заветной минуты из часов выпорхнут разноцветные птички, которых высидела кукушка.
Тимонеку надоело слоняться по чердаку — ведь он не прощался ни со львом, ни с лошадкой, он оставался здесь, в доме. И он выскользнул в приоткрытую дверь.
Кася и Пётрусь медленно спустились по лестнице. На кухне тётя пекла на дорогу печенье. На стуле стоял раскрытый чемодан, разбросанные вещи ждали, когда их упакуют.
— Ну, ещё один ужин, последний, — сказала тётя и накрыла стол скатертью. Кася посмотрела на слонов на шкафу.
— Может, хочешь взять того, маленького, себе на память? — спросила тётя.
Но Кася покачала головой.
— Нельзя большого слона оставлять в одиночестве. Он так долго ждал, когда найдется слонёнок.
Мохнатая ночная бабочка влетела в комнату, стала биться о стены, о лампу и наконец, утомленная, села на занавеску. Пётрусь схватил её и выпустил в окно. На небе сиял серп луны. К луне медленно подплыла серебряная туча, и та погасла. Кася стала ждать, когда луна появится снова, но Пётрусь сказал:
— Пришла Большая Медведица и взяла серебряный пряник для своих медвежат.
ПРОЩАЙ, ТИГРЁНОК!
На следующий день утром ребята успели ещё сходить к ручью за камешками. Кася подбирала те, которые поярче.
— Пусть жёлтые будут, как янтарь нашей тёти, белые, как снег, а розовые, как… как…
— Как кошачий язычок, — подсказал Пётрусь. Как раз неподалёку умывался Тимонек, и виден был его розовый язык.
Камешки были красивые, пока они были мокрые. Стоило им высохнуть, как они поблёкли. Но два камешка так и не потемнели.
— Смотри, какие, Пётрусь! Красный и голубой.
Пётрусь посмотрел на них повнимательней и узнал.
— Да ведь это же драгоценные камни из короны короля. Помнишь, корона упала у него в воду? Два камня куда-то пропали, но король не огорчился.
— Помню. Вот этот, красный, наверно, рубин, а голубой — сапфир. Посмотри, тигрёнок.
Но тигрёнок был занят другим: он следил за рыбками, плавающими у самого дна.
Ручеёк принёс большой лист. Лист был ещё зелёный, но на нём виднелись странные знаки: коричневые чёрточки, золотые змейки и всякие пятнышки, напоминающие неведомые слова и знаки.
Пётрусь сразу догадался, что это такое.
— Это письмо от дождевиков. Осеннее письмо. Сейчас я тебе его прочту.
Письмо мы пишем из страны,
где дождь шумит и пенится.
Вы прочитать его должны —
пускай никто не ленится!
В наш край отныне нет пути:
промчалось время летнее,
теперь нам радуг не плести,
уж осень всё заметнее.
Смотали радуги в клубок
и сдали на хранение.
Фонтаны бьют наискосок,
поют про дни осенние.
Разлука с вами нелегка,
друзья и подопечные.
От каждого дождевика
приветы вам сердечные.
Кася осмотрела письмо со всех сторон.
— Помнят они о нас. Жаль, что мы больше их не увидим. Но мне всё-таки кажется, что в городе в дождливый день мы встретим их в серебряных лодочках.
— Может быть, — ответил Пётрусь. — Но это будут уже другие дождевики — осенние, такие, которые незнакомы с грозой и не умеют плести радугу. А это совсем другое дело.
— Давай спрячем письмо.
Письмо положили в коробочку, где хранилась шпага, найденная на Острове Пиратов, и перо Золотоглазого Змея. Письмо, шпага, перо и два драгоценных камня из королевской короны — вот памятки этого чародейского лета в доме под каштанами.
Тёте предстояло отвезти детей в город. С чемоданами ждали они втроём на станции поезда. Отсюда виден был дом под каштанами, собственно, не сам дом, а только труба и деревья. Был он рядом, но был уже далеко. Ребята думали теперь о поезде, которого пока не видно, но который скоро придёт, о том, что вечером они будут дома, в городе, у мамы и папы, что расскажут им обо всём, что здесь произошло, о Тимонеке, который бьш тигром.
«Жаль, что я больше его не увижу…»
Стоило им это подумать, как тётя в удивлении воскликнула:
— Тимонек! Видели вы что-либо подобное? Пришёл на станцию!
Кася наклонилась и погладила рыжую шёрстку.
— Это потому, что я шепнула ему вчера на ухо, чтоб он пришёл. Он понял.
Сейчас, на солнце, Тигрёнок был ещё больше тигром, чем в доме под каштанами. И выражение у него сейчас было точно такое же, как тогда, когда Пётрусь говорил: «Устрой нам, пожалуйста, что-нибудь».
