Ева Лисина - Лопоухий Илюк
Тут собака совсем сникла: уши опустились, глаза потускнели, хвост повис…
— Горе моё большое… — начала она свой рассказ. — Уже месяц, как я здесь, в неволе… До этого я была… я ЕСТЬ знаменитая пастушеская собака! Хозяин мой — Чабан, он называл меня Сестрой. Я любила Чабана, его семью и детишек, я любила стадо, которое мы с ним пасли. Он часто говорил: «Не я стадо пасу, а Сестра». Но однажды, тёмной ночью, на меня напали, связали и затолкали в мешок. Человек с горящим взглядом и косой бородой привёз меня сюда. Три дня не давал он мне ни капли воды, ни крошки еды, хотел, чтобы я ползала перед ним. Потом бил и приговаривал: «Тайком, Тайком! Вот какая у тебя будет кличка! Учись нападать тайком: подползи и бросайся! Мы с тобой будем самыми удачливыми охотниками!» Но я не хочу такой клички. У меня есть имя, я — В-один-миг.
Илюк повернулся к Острому Зубу, вскинул хобот и топнул ногой:
— Острый Зуб! Для чего созданы твои острые зубы?
— Чтобы грызть дыни! — Острый Зуб кивнул на бахчу, откуда шёл дразнящий запах дынь.
Ещё выше взлетел хобот, ещё сильнее топнула нога:
— Острый Зуб! Что должны делать твои зубы?!
— Должны… кусать, пилить, грызть!
— Что грызть?
— Ды… Мои острые зубы должны разгрызть-раскусить-разорвать цепь, которая заковала-затянула-задушила бедную собаку В-один-миг.
Острый Зуб прыгнул собаке на шею и впился в железный ошейник. И тут словно заработали сразу десять острых пил — такой поднялся звон-скрип-скрежет. Поначалу суслик и сам удивился, что его зубы перегрызают железо, но тут же понял: это алые ягоды дали необычайную крепость и силу его зубам! Ведь он держал ягоды во рту, в защёчном мешке!
Через минуту цепь звякнула о землю. Не успели Илюк с Острым Зубом и глазом моргнуть, как В-один-миг исполнила десять или двенадцать дел: не то семь, не то восемь раз лизнула Илюка и Острого Зуба, покаталась по траве, потёрлась о ногу Илюка, хотела потереться и о ногу Грозного Стража, но тот поджал ногу и важно отошёл в сторону.
— Пожалуйста, остановись! — сказал Илюк. — Остановись, перестань кувыркаться! В-один-миг, ты сказала, что знаешь Чабана?
— Он — мой хозяин!
— А Завитка ты знаешь?
— Ах, Завиток! Он всегда убегал от стада, хотел, чтоб я его искала и приводила обратно!
— Так слушай!..
Оказывается, В-один-миг умеет не только рычать, кидаться на ограду и кататься по траве, она может и замереть, словно камень.
— …Чабан и Завиток ждут тебя каждый день, ищут тебя, — закончил свой рассказ Илюк.
Потом В-один-миг показала, как она бегала, когда пасла стадо. Она стремительно сорвалась с места, её тень на земле шевельнуться не успела, как В-один-миг обежала вокруг неё. И уже после этого она по доброму местному обычаю пригласила их в гости.
И все трое праздничным шагом отправились на бахчу.
Вскоре с бахчи послышалась песня:
Мог погибнуть молодым,
Не отведав этих дынь.
А теперь залез в бахчу,
Съем их сколько захочу.
Даже спорить здесь не нужно,
Слаще дыни — только дружба!
Потом Острый Зуб спел ещё раз, а слова про дружбу спели втроём несколько раз подряд.
— Нет, я теперь до самых Чебоксар не захочу есть, — сказал Илюк, подкатывая к себе тридцать четвёртую дыню.
— Эти дыни называются хандаляк, — сказал Острый Зуб. — Хотя они поспевают рано, много нужно пролить пота, чтобы уже весной вырастить такие сладкие дыни. Илюк сказал собаке:
— Найди какую-нибудь доску и краски! Мы не воры и не беглецы, чтобы уходить тайком. Оставим письмо.
В-один-миг сняла с петель и притащила калитку. Нашлась банка с краской и кисть.
Илюк, потирая в особенно затруднительных случаях концом хобота лоб, написал письмо под диктовку собаки.
Острый Зуб только вздыхал и ёрзал, а потом принялся успокаивать себя: «Ничего, Острый Зуб! Ничего! Мы с тобой не мастера писать, но зато мы умеем читать! Читаем письма на листьях, следы на песке, знаем все буквы травы, все знаки цветов, всю книгу злаков!»
— Готово! — сказал Илюк. — А теперь подпишись!
В-один-миг макнула лапу в краску и приложила к калитке.
Друзья отступили на несколько шагов и полюбовались письмом.
— Мне тоже надо кое о чем сообщить Косой Бороде! — сказал Илюк и снова принялся за письмо.
— Оставь место для меня! — предупредил Острый Зуб.
Потом Илюк писал под диктовку Острого Зуба:
От такого письма не хотелось уходить. Только Острый Зуб был недоволен, всё ворчал:
— Какие у некоторых несуразно большие ноги! Начнут подписываться, раз — и на всю калитку! Из-за них другим приходится писать короче…
Потом они читали-перечитывали письмо, пели-распевали песни, ели-хвалили дыни.
Когда стало прохладней, они вышли в путь. Подумать только, счастливый день всё ещё не кончился!
В-один-миг на прощание облизала двух своих спасителей, выслушала много-много приветов Чабану, Завитку, Старой Овце и всей отаре и понеслась к далёким горам. Илюк, который уже понял, что в долгом путешествии от прыжков и кувыркания пользы мало, зашагал ровным шагом. А Острый Зуб был уверен, что приятная беседа и радостная песня всегда кстати: и днём, и ночью, и в начале пути, и в конце. И, сидя верхом на слоне, он говорил, и пел, и плясал…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
которая доказывает, что в Стране Большого Канала приходится спешить, хотя и говорят:
«Поспешишь — людей насмешишь!»
К Нобаду Илюк и Острый Зуб тут же прониклись уважением. Ведь это он сразу нашёл потерявшуюся страну!
Вот как это случилось.
Путешественники уже целую неделю искали Туркмению. Им сказали: чтобы попасть в Туркмению, надо идти вдоль реки Амударьи. По её левому берегу тянется необозримая пустыня Каракумы, а Каракумы — это уже Туркмения. Илюк и Острый Зуб шли левым берегом Амударьи, вокруг простиралась необозримая пустыня, но Туркмении как нет, так и не было. Путешественники спрашивали встречных:
— Это страна?
— Страна Большого Канала! — отвечали им. А старый гордый верблюд сказал:
— Страна Самого Большого Канала!
Не сговорились же они! Да и сами путешественники видели этот канал! Широкий, голубой, он прорезал океан жёлтого песка. Илюк смотрел на канал и думал: «Может, это и есть та самая живая вода?»
Идёшь-идёшь по пустыне, смотришь-смотришь — и никакого человеческого жилья, один песок. И вдруг — канал! И по обеим его сторонам стоят белокаменные дома, спускаются к воде стада, из прибрежных камышей взлетают утки. Иначе и не назовёшь эту землю, как Страной Большого Канала!
Но где же Туркмения?
Порой Илюк и Острый Зуб останавливались и спрашивали:
— Это Амударья?
И сами же отвечали:
— Амударья.
— Левая сторона — вот эта? — поднимал левую ногу Илюк.
— Эта! — отвечал Острый Зуб и тоже поднимал лапку.
— Слева пустыня лежит?
— Лежит!
— Каракумы называется?
— Называется!
— Так какая это страна? — спрашивали они у кого-нибудь, кто шёл мимо.
— Страна Большого Канала!
Но однажды утром знаменитый Путеводный хлопнул лапкой по лбу и заявил, что хватит, всё ясно: дело — в Амударье. Она очень торопливая река — вон какая бурная, мутная, — и впопыхах она перепутала берега, как маленькие дети путают башмаки. Так что левый берег у неё — вместо правого, а правый — вместо левого. Надо переплыть на другой берег и спросить там.
Илюк уже хотел броситься в воду, но какой-то вкусный запах остановил его. Оказывается, один мальчик ухитрился делать три приятных дела сразу: бежать, свистеть и есть горячий чурек [Чурек — лепёшка].
Увидев слона, мальчик остановился как вкопанный. Потом подбежал, сунул Илюку чурек и обнял за хобот. Так они познакомились с Нобадом. Узнав, для чего Илюк собирается переплыть Амударью, Нобад сказал:
— Всё на месте! Вот она, Туркмения! — и, широко раскинув руки, показал на левую сторону Амударьи, на необозримые Каракумы.
— Это Страна Большого Канала! — не согласились с ним путешественники.
— Туркмения и есть Страна Большого Канала! Вы же видели Каракумский канал — самый-самый большой канал на свете!
Они поделили тёплый чурек на три части, сели рядком и стали есть. Такая большая забота (целая страна!) спала с плеч! Можно поесть в своё удовольствие.
Вечером того же дня Илюк и Острый Зуб стояли в тени сада и ждали уважаемого друга Нобада. Илюк и Нобад решили выяснить, кто из них быстрее переплывёт канал. Острый Зуб согласился быть судьёй.
Кажется, в ауле творилось неладное. Сначала донёсся какой-то шум, потом послышались крики, и мимо двух путешественников прошла шумная, сердитая толпа.
«Куда идут эти люди?» — удивился Илюк.
Толпа свернула к дому Нобада.
