Мария Конопницкая - О гномах и сиротке Марысе
Не заметив ничего подозрительного, цыган опять развалился у костра и принялся дрессировать обезьянку. Зазвенит варганчиком, подергает за цепочку – и обезьянка прыгает то вправо, то влево. Но двигалась она так тяжело и неуклюже, что цыган то и дело награждал ее тумаками, чтоб шевелилась живее. «Бедная зверюшка!» – подумал сердобольный Хвощ и осторожно высунулся из кустов.
Глянул и остолбенел. Да ведь это Чудило-Мудрило собственной персоной пляшет на цепочке под цыганский варганчик!
Не в силах побороть жалость и удивление, Хвощ шагнул вперед и воскликнул:
– Ты ли это, великий ученый?
Чудило-Мудрило тоже узнал его и закричал:
– Помоги, братец Хвощ, ради бога!
Они бросились друг другу в объятия и расцеловались.
Цыган разинул рот и выронил варганчик. Смотрит – и глазам не верит.
«Что за чертовщина? – думает. – Обезьяны – не обезьяны… Тьфу ты пропасть! Да они лопочут, как настоящие люди!» Струсил цыган, чуть цепочку из рук не выпустил. Но тут его осенила счастливая мысль. Быстро стащив с головы шляпу, он накрыл ею обоих человечков. Потом привязал Хвоща на веревочку и, довольный собой, рассмеялся.
– Ну, теперь зашибу деньжат на ярмарке! – сказал он. – Не медью, а серебром да золотом буду брать за такое представление! Обезьяны, которые плачут, разговаривают и целуются, как люди, – да такое раз в тысячу лет, а то и реже бывает!
Он наскоро поел кулеша, который варился в котелке, засыпал угли золой и, посадив ученого летописца на одно плечо, а Хвоща – на другое, быстрым шагом двинулся в город.
Горько заплакал Чудило-Мудрило: до такого позора дожить – представлять обезьяну на ярмарке! Но Хвощ незаметно подтолкнул его и шепнул:
– Не горюй, ученый! Еще не все потеряно!
– Ах, братец! – простонал Чудило-Мудрило. – Прощай теперь моя слава!
Что я значу без книги!
– А что с ней?
– Пропала!
– А перо?
– Сломалось!
– А чернильница?
– Разбилась!
– Н-да! – печально сказал Хвощ. – Это верно: какой же ты ученый без книги, пера и чернильницы. Но слушай, что я тебе скажу. Позабудь, что ты мудрец, и выпутывайся из беды, как самый обыкновенный простак, вроде меня. Вот увидишь, все еще обернется к лучшему.
Тут он замолчал, потому что сзади послышался гомон догонявшей их толпы.
Это были цыгане – они тоже спешили в город на ярмарку. Шли загорелые, оборванные цыганки, неся в платках за спиной грудных младенцев; ковыляли старухи с трубками в зубах; шагали мужчины с котелками на палках; вприпрыжку бежали цыганята, полуголые, с курчавыми волосами и плутоватыми глазенками.
Цыган с Хвощом и ученым летописцем присоединились к толпе. Дойдя до города, цыгане рассыпались: кто свернул налево, кто направо, и каждый стал своей дорогой добираться до базарной площади. Ярмарка была уже в разгаре.
Денек был погожий, людей – видимо-невидимо; лошади, телеги, скот запрудили просторную, широкую площадь. Мужики толпились в рядах, где продавались сапоги и шапки, крестьянки торговали горшки да миски, девчата покупали ленты и бусы, а ребятишки, держась за материнские юбки, свистели в глиняных петушков или грызли пряники.
С телег, из плетеных коробов вытягивали шеи гуси и утки; толчея, суматоха, кудахтанье, гогот, гомон.
Но настоящее столпотворение было у балагана. Перед ним, подбоченясь, стоял цыган и орал во все горло:
– Эй, честные христиане, подивитесь на чудеса в балагане! Слушайте, смотрите – денежки платите! Две ученые обезьяны – прямо с луны на шарабане! Честное цыганское слово! Прямо с луны! Хлеб едят, как люди говорят, песенки играют, народ потешают! Эй, честные христиане, полюбуйтесь на чудеса в балагане!
Народ бросал медяки и протискивался к балагану, где Чудило-Мудрило бил в бубен, а Хвощ играл на свирели.
Пользуясь тем, что все обступили балаган, цыгане стали шнырять среди телег: где тулуп стянут, где платок, где кадушку масла, где яичек или курочку.
Никто ничего не замечал – все уставились на балаган, поглощенные удивительным зрелищем. Только Хвощ все видел. Когда Чудило-Мудрило, всем на удивление, отбарабанил свой номер, Хвощ поднес к губам свирель, но, вместо того чтобы играть, запел:
Берегись! Ворище по телегам рыщет!
Берегись! Ворище по телегам рыщет!
Зрители переглянулись с недоумением, а Хвощ как ни в чем не бывало опять запел:
Берегись! Ворище по телегам рыщет!
Берегись! Ворище по телегам рыщет!
Тут один крестьянин оглянулся на свой воз, а тулупа-то нет. У другого только что купленные сапоги исчезли. Не успели мужики взять в толк, что происходит, как женщины крик подняли: у старостихи узорчатый платок пропал. Народ бросился догонять воров, а цыгана поколотили так, что он и про цепочку и про веревочку забыл. Воспользовавшись суматохой, Хвощ и Чудило-Мудрило исчезли, будто в воду канули.
VУже за полдень перевалило, когда гномы, еле переводя дух, добежали до леса и бросились на траву – отдохнуть немного. Особенно устал Чудило-Мудрило. Цепь, к которой приковал его цыган, немилосердно натирала ему ногу и мешала идти. Ученый стонал и охал от боли, пока Хвощ не разбил цепь камнем и не приложил к ноге свежую травку. Но лечить Чудилу-Мудрилу было не так-то просто. Он отчаянно сопротивлялся, утверждая, что все эти простонародные средства годятся разве что для мужиков, но никак не для ученых. Однако, почувствовав облегчение, сразу умолк.
А Хвощ, внимательно оглядевшись, радостно воскликнул:
– Да ведь это та самая полянка, где нас цыган поймал! Ура! Значит, и кулеш тут!
И бросился искать потухший костер. Обнаружив его очень скоро, он разгреб золу, подложил хвороста и стал дуть изо всех сил. Угли разгорелись, повалил дым, по хворосту запрыгали искры, и наконец вспыхнул яркий, веселый огонек. Скоро в котелке забулькал вкусный кулеш. Друзья поели и закурили. Посидев немного, они уже собрались было в путь, как вдруг Хвощ наткнулся ногой на что-то твердое. Нагнувшись, он поднял варганчик, оглядел его со всех сторон и заиграл.
На звуки варганчика, разбудившие лесное эхо, сразу отозвались из кустов дрозды, зяблики, синицы, пеночки и другие птицы, будто там был спрятан целый оркестр, который только и ждал сигнала. Один щегол заливался так сладко, что дерево, где он сидел, все покрылось розовым цветом, а полевые маргаритки, шиповник и лиловые колокольчики зашептали: «Весна… Весна… Весна!…» Опустив варганчик и опершись на палку, Хвощ с упоением слушал. Но вот к пению птиц и шепоту цветов присоединилась другая, печальная мелодия. Сначала она доносилась издалека, потом зазвучала ближе. На опушку вышла изможденная, бедно одетая женщина. Она собирала лебеду, то и дело утирая рукой слезы, и пела, думая, что ее никто не слышит:
Ой, весна, весна в поле,
Ой, ты горькая доля!
В закромах ни крупинки
И в хлеву ни соринки!
Жалобное эхо вторило ей, далеко разнося песню по лесу.
В доме хлеба ни крошки,
Деткам супу ни ложки!
Ой, луга зацветают,
Детки слезы глотают!…
И снова из лесной чащи отозвалось эхо.
Ой, с росой солнце встало —
Мои слезы застало.
Ой, с росой закатилось —
Я слезами умылась!… —
все пела женщина, собирая лебеду.
Слушал Хвощ эту песню, и сердце у него сжималось от жалости. Представилась ему весна в деревне, когда у бедняков кончаются хлеб и мука, скот дохнет от бескормицы, матери кормят детей лебедой, а кто может испечь лепешку из отрубей, считается счастливцем.
Когда песня смолкла, он сказал со вздохом:
– Теперь я знаю, что весна пришла! Птицы поют, цветы расцветают, а голодные плачут.
Тут он вспомнил, что сор из Хрустального Грота на земле превращается в деньги. И, прокравшись тихонько к тому месту, где женщина рвала лебеду, вывернул оба кармана и стал их вытряхивать. На земле сразу что-то заблестело.
– Клад! Клад! – закричала женщина, увидев серебряные монетки. – Слава богу! Теперь не помрем с голоду! Выбьемся из нищеты! Глядя на нее, Хвощ тер кулаком глаза: лицо у него сморщилось – вот-вот сам заплачет.
Смиренно поцеловав землю, женщина поднялась и ушла в лес. – Ну, больше нам тут нечего делать! – сказал Хвощ, когда женщина скрылась в лесу. – Весна на дворе! Надо скорее сообщить королю! Но, едва сказал, на дороге послышались шаги. Глядь – а это цыган, который их на ярмарке показывал, за своим варганчиком и котелком воротился. Не растерявшись, Хвощ поднял с земли суковатую палку – для защиты. Чудило-Мудрило вскочил и хотел уже было дать тягу. Но Хвощ схватил его за рукав и сказал:
– Не бойся! Плясали мы под его дудку, теперь он под нашу попляшет! В твоей книге сказано, что в минуту страшной опасности мы, гномы, можем превратиться в великанов. Говори скорей, что для этого надо сделать? Но Чудило-Мудрило только зубами щелкал от страха и не мог вымолвить ни слова.
– Ну говори же! – торопил его Хвощ.
