Элинор Фарджон - Седьмая принцесса
Но стоило оно уйму денег! И наследство Джейн понемногу растрачивалось. Отец понимал это, давал себе слово остановиться, клялся, что эта трата — последняя. Разве не обязан человек думать в первую очередь о своём ребёнке? Разве не должен обеспечить его будущее? Но снова и снова не мог Роберт Чердон устоять перед дочкиной просьбой. И сам себя успокаивал: «Не беда, в сундуках ещё много денег». Он уже не волен был остановиться, его влекло неудержимо — дарить, отдавать… Так вот — помните? — и становятся запойными пьяницами… Деревенские теперь кликали его Боб Чердон и здоровались приветливо, по-соседски. Каждому тут он сделал добро.
Однажды Маленькая Джейн заболела, и её отвезли в Детскую больницу. На Чердона и взглянуть было страшно: он совсем обезумел. Джейн, к счастью, быстро вернулась домой — весёлая и здоровая. А вскоре в Детской больнице случился пожар. Детей успели вынести из огня, но здание сгорело дотла. В тот же день Роберт Чердон продал мельницы на Медвяной речке, чтобы отстроить больницу заново. Продавал наспех, а значит — себе в убыток. Покупатель довольно ухмылялся, радуясь Чердоновой дури, деревенские онемели от изумления, больница благословляла доброту Роберта Чердона, а сам он прижимал к своей груди Маленькую Джейн и думал о грозящей им нищете.
Впрочем, в те дни тревожиться было ещё рано. Но Чердон, видно, знал, что его страсть, его болезнь уже неизлечима. Он обречён отдавать. Он готов был подарить своей девочке весь мир, но её добрая душа стремилась к счастью для всех. И отец одаривал всех, причём — чем меньше оставалось у него денег, тем легче расставался он с ними. Он искренне желал избавиться от порока, но не мог и безмерно от этого мучился. Его сбережения таяли не по дням, а по часам, люди славили его доброту, а он ходил понурый, точно знал за собой серьёзную вину. Но и тогда не отложил он для дочери даже малой толики от быстро таявшего состояния. А его хохотушка Джейн по-прежнему радовалась жизни. Она верила в отца, верила в людей, и всё ей было нипочём. Она, разумеется, не знала, что отцовская лавка на Костном рынке пошла с молотка, не знала, что Чердон продал последние акции, что в трактире теперь новый хозяин.
А если б знала? Грустить бы не стала! Однажды отец спросил:
— Маленькая Джейн, не пожить ли нам в маленьком домике вместо этой огромной фермы?
— В хижине в лесу? — воскликнула Джейн. — Ой, папа, я очень хочу!!! Мне там так нравится!
И они перебрались в хижину. Тучные хлеба Роберта Чердона убрал с полей кто-то другой, а Приют получил от неизвестного дарителя чек на громадную сумму.
На самом деле Боб Чердон почуял, что его подкосили тревоги и точит его тяжёлый недуг. Никому он об этом не рассказывал, денег на доктора тратить не хотел. Вот и думал невольно, что в скором времени Маленькая Джейн останется круглой сиротой, и одарил Приют на свои последние деньги.
Около года прожил Роберт Чердон с дочкой в хижине дровосека. Затеям его пришёл конец, поскольку тратить больше было нечего. Однако именно в этот год тревожная морщинка на его лбу разгладилась. Он был гол как сокол. Ничто в этой жизни от него теперь не зависело, и, перестав с замиранием сердца думать о будущем Джейн, отец вверил её Господу. Роберт Чердон нанялся батраком на свою бывшую ферму, зарабатывал на хлеб да кашу для двоих, а по воскресеньям они с Джейн шли гулять и остатки зарплаты раздавали нищим на дороге. Отец шёл следом за дочкой по лесной тропе к дому, и карманы его были пусты. Он глядел на Джейн новым, просветлённым взглядом, а она, пританцовывая, бежала впереди, стучалась в собственную дверь, склонив головку набок, ждала ответа, отвечала себе строгим голосом: «Войдите», а потом усаживалась и нетерпеливо ждала отцовского стука.
— Входи, папа!
— Добрый вечер, мисс Маленькая Джейн.
— Добрый вечер. Ты ходил на прогулку?
— Да. Славно прогулялся.
— Кого ты встретил?
— Пару нищих.
— Что ты им дал?
— Пару монет.
— А что они сказали?
— Спасибо и привет.
— Ты всё забыл, папа! Они сказали: «Спасибо, сэр, вы очень добры!»
Потом отец с дочкой ужинали. Кроме каши и хлеба на столе у них всегда оказывалось ещё что-нибудь: люди то и дело совали девочке еду — то яблок корзинку, то мёд в сотах. Если где свинью заколют — непременно отнесут кусок Бобу Чердону, или просто «Бобу». Матери частенько отправляли ребятню в дровосекову хижину:
— Беги-ка, Томми, снеси Бобу этой требухи.
— Лy, занеси Бобу яйца, тебе по дороге.
Но вот однажды, рано утром, Маленькая Джейн постучала в дом Уильяма Стоу и сказала:
— Я не могу папу добудиться.
Билл вскочил:
— Маленькая Джейн, ты садись, завтракай с Молли, а я посмотрю, что там с Бобом.
Джейн провела у Стоу целый день, а потом ночь, и ещё день, и ещё ночь. А на третий день Боба Чердона похоронили. Вся деревня провожала его в последний путь. Люди уже знали, что Боб умер в нищете, и у Джейн не осталось ни гроша за душой. Кто-то заикнулся о Приюте, но вы бы видели, как вспыхнул от гнева Уильям Стоу.
— Отправить ребёнка Боба Чердона в приют? Да ни за что на свете! Только с моими вместе, когда я сам ноги протяну! Маленькая Джейн пришла ко мне в дом — тут она и останется. Мое слово твёрдое!
Тут заговорили все наперебой: он меня спас, он мне помог, он то, он сё. Загубил себя Боб ради наших детей! Что же, теперь его ребёнку за доброту пропадать? Да мы все перед ним в долгу! И Джейн теперь наша дочка, мы её в обиду не дадим!
Так и порешили. Стала деревня для Джейн и отцом, и матерью. Домов тут было около полусотни, как раз по числу недель в году. И Джейн жила поочерёдно в каждом. Хотя любой хозяин — от священника до каменотёса — с радостью оставил бы девочку хоть на целый год. Джейн переходила из семьи в семью и в каждом доме слышала об отце доброе слово. Остался он в памяти людской как Добрый Фермер, а молва разнесла эту историю в самые дальние края. Подкостье тем и прославилось, что жил там когда-то Добрый Фермер, который обездолил родную дочку ради чужих детей. Деревня помнила о Чердоне и гордилась им. Джейн не осталась обездоленной — отец оставил ей людскую доброту и благодарность, любой дом в деревне был теперь её домом, у любого очага ей было тепло.
ИЗ СБОРНИКА «КНИГА ЭЛИНОР ФАРДЖОН»
ЦАРИЦА ЭСФИРЬ
Я расскажу вам сказку о царе, у которого было два имени. Под именем Артаксеркс он известен нам из Ветхозаветных книг. А в древнегреческих мифах его называют короче — Ксеркс.
Теперь же — слушайте сказку.
Ксеркс царил в Азии и правил там многими странами — общим счётом было их сто двадцать семь: от смуглокожих индусов до чернокожих негров. Ксеркс был богат и могуч. Он очень гордился своими богатствами и хотел, чтоб все вокруг тоже восхищались и неустанно твердили, как он богат и могуч. Раз он задумал устроить пир для всех знатных людей со всех концов своих обширных владений. Вот съехались принцы, и он принялся хвастать перед ними своими сокровищами. Не только знать, но всех подряд — даже простой люд — пускали поглядеть на несметные богатства. Во внутреннем дворике дворца накрыли столы. Пирующие возлежали на золотых и серебряных ложах среди мраморных колонн; вокруг шелестели белые, зелёные и голубые занавески с серебряными кольцами наверху и лиловыми кистями внизу; пол тоже был выложен мрамором — красным, голубым, белым и чёрным. Так пировали они семь дней, то и дело поднимая золотые бокалы во славу царя.
На седьмой день царь, опьянев от выпитого вина, приказал своим слугам:
— Ступайте за царицей Астинь. Я покажу мою царицу знатным принцам и прочему люду во всей её несказанной красоте. Ибо все мои сокровища блекнут рядом с нею.
Но царица Астинь рассердилась и не пожелала, чтоб на неё глазели люди.
Однако перечить Ксерксу не так-то просто. В гневе царь закричал:
— Отныне Астинь не царица! Я прогоню её прочь и выберу себе другую царицу среди прекраснейших дев моего царства.
И он прогнал Астинь и отправил гонцов во все концы, чтобы созвали прекрасных дев пред царские очи.
Прекраснейшей из прекрасных оказалась Эсфирь, молодая иудейка, которая жила в доме своего дяди, старика Мардохея. Иудейский народ к тому времени разметало по всему свету. Другие люди крепко их не любили и обращались с ними плохо. Поэтому Мардохей посоветовал Эсфири скрыть на царских смотринах, что она иудейка. Эсфирь так и сделала. Она была так прекрасна, что царь полюбил её с первого взгляда и сделал своей царицей. А старый Мардохей смиренно сидел теперь у царских врат и провожал её взглядом, когда она входила и выходила из дворца.
Раз, когда Мардохей сидел у царских врат, он услышал, как двое слуг сговаривались убить царя. И, встретив Эсфирь, Мардохей заступил ей дорогу и всё рассказал. Царица Эсфирь успела предупредить царя о заговоре, и он приказал повесить непокорных.
