Эльдар Ахадов - Сказки. Том 3
— Здравствуйте! Как ваше здоровье?
— Да, ничего! Нормально. А как ваше?
— И моё ничего. Так, помаленьку.
Поздоровались два человека и разошлись по своим делам. А здоровье осталось. Оно всегда остаётся какое–нибудь. Пока совсем не кончится. Стоит здоровье большое такое, здоровое, задумчивое. И мыслит о себе: «А как я на самом–то деле?» Смотрит: и другое здоровье тоже задумалось, отстало от своего хозяина. Молчит. Ногой землю ковыряет. Постояли они и к реке пошли: на себя посмотреть, какими они там, в реке, отражаются? Река ведь не соврёт, всё покажет.
Подошли к реке, а та бежит, всё бежит куда–то, кривляется берегами, ужимки строит, рожицы корчит, мол, некогда ей чепухой заниматься. Надулись на неё оба здоровья, воды напились из вредности, и пошла гулять губерния. Наплясались. Передрались. Оба битые, но довольные: есть что вспомнить потом.
Опять задумались. Оказывается, одному здоровью в драке память отшибло. Не помнит оно: чьим было? Кого искать? Куда возвращаться?
Поглядело на него другое здоровье и растерялось. Так совсем растерялось, что и не видно нигде. И как искать его — непонятно.
Пошло первое здоровье куда глаза глядят. Шло, шло, шло, шло, шло и… Раз! Человек лежит на земле, и здоровья у него — никакого. Жалко здоровью мужика, а поделать ничего нельзя. Не его это мужик, чужой. Того — второго, которое растворилось, как растворимый кофе.
Чует человек свою погибель. А та уже скачет за ним, песенки поёт. Но здоровье жалостливое было. Пожалело чужого мужика. Как ввалилось в него, как задышало: мужик сразу оклемался, встал и побежал от погибели прытью. Спрятался в лесу. Смотрит, а там, под берёзой первый мужик лежит. Здоровье своё проклинает.
Ну, что ж знакомого бросать? Стал второй человек с чужим здоровьем травки разные лечебные собирать, отвары варить, первого мужика на ноги ставить. И ведь поставил! Стоит больной, озирается, чувствует, как к нему здоровье возвращается. Прямо из воздуха лесного, щедрого, запашистого! Стоит, здоровье своё поправляет.
Пришло в себя его здоровье, а тут и первое опомнилось. Вселились они обратно каждый к своему, и живут со своими хозяевами с тех пор — душа в душу!
СКАЗКА О ХОРОШЕМ НАСТРОЕНИИ
Как–то раз пришли дети с улицы с хорошим настроением. Весёлые. В школе пятерки получили. Потом наигрались. Нагулялись. Поужинали. Домашние задания выполнили и спать легли.
Все спят, а хорошему настроению куда деваться? Не сидеть же дома — в четырех стенах? И пошло потихоньку хорошее настроение по ночным улицам прогуляться, звёзды посчитать, песенки попеть.
Проснулись утром дети. Спать охота. В школу пора собираться. Никакого настроения! Как так? Куда девалось? Как теперь без хорошего настроения жить на свете? Надели они свои ранцы, вышли во двор, идут без настроения, по сторонам смотрят: ищут его.
А оно как раз заблудилось в предутреннем тумане. Звёзды считало, считало и заблудилось. Ни звёзд, ни неба, ни земли: туман кругом. Совсем пропало настроение. Чует: под ногами что–то мокрое. Оказывается, река. А где город? Где дети? А час уже какой? Ой–ёй–ёй! Опаздываем!
Пожалел туман пропащее настроение, стал над рекой подниматься и превращаться в облака.
— Эй! Настроение! Садись на меня! Довезу!
А дети уже к школе подходят, озираются. Вдруг один мальчик как закричит: «Ребята! Смотрите!» И пальцем в небо показывает. А там такие красивые утренние облака плывут! Такие необыкновенные, фигурные, пушистые, лёгкие, белоснежно–розово–жёлто–оранжевые, всякие–всякие.
И главное: все сразу одновременно почувствовали, как возвращается хорошее настроение! Вот с кем дружить — одно удовольствие. Правда, же?
ОЧАРОВАННАЯ ДУША
Как–то раз душа заблудилась. С ней это случалось и раньше. Но в тот раз — уж точно: окончательно. Одинокая душа, заблудшая, стоит между трёх сосен и плачет. Жалеет себя. Если бы одна сосна была или хотя бы две, то она, может, и выпуталась как–нибудь. Но три! Это уже — лес, тайга, глухомань…
Чу! Вдалеке послышался топот. Время скачет мимо леса — само не своё. Потерянное какое–то. Проскачет чуток, остановится и озирается, своих ищет.
— Эй! — рванулась душа, — э–ге–гей! Помогите! Спасите!
Перепугалось время. Как шарахнется подальше от леса в чисто поле. Только его и видели.
А душа — как рванулась, так и стоит нараспашку. Холодно на ветру. Мёрзнет. Оглянулась, а лес–то кончился. Все три сосны — позади. В чистом поле хорошо видать: нигде ни единой дороги, всё снегом замело.
Поглядела душа в небо, а там ворон чёрный кружит. «Видать, судьба», — решила она, заблудшая, и закрыла глаза. Подхватило её что–то и понесло через поля чистые, через моря бурные, через горы высокие…
Слышит она: птички поют, цветами нежными пахнет… И так ей стало хорошо, что она нечаянно заснула. Просыпается — в хоромах белокаменных. Вокруг неё бояре в халатах белых хлопочут, в себя её, заблудшую, возвращают.
И вот вернулась душа в себя, лежит в белоснежной постели, как царица, обеда дожидается, гадает: что принесут? Кашу–размазню или овсяную? А компот из сухофруктов — будет ли?
Тут в палату боярин заходит — дородный, при бородке, при очках: красавец писаный. Душа сразу в него влюбилась. Надо же доброй душе любить хоть кого–то? И вот спрашивает она его:
— Не ты ли судьба моя? Не ты ль спасла меня, заблудшую: из беды вызволила, в когтях молодецких сюда доставила? Как же мне тебя не любить теперь? Давай, поженимся!
Задумался боярин, бровки свои чёрные, густые насупил, а потом вдруг просиял лицом и молвит душе спасённой голосом медовым, душеспасительным:
— Не судьба я тебе, душенька. Не судьба.
— А кто?
— Я — ангел–хранитель твой. Я тебя, душу заблудшую, спасаю. В себя тебя возвращаю. И признаюсь открыто: не одна ты у меня. Много вас.
— Так что же мне делать теперь? Кого любить прикажешь, боярин, как не спасителя своего?
— А люби ты людей, и не только добрых, но и потерянных временем, душами заблудшими покинутых. Помогай им. С душами–то которые, тех любить легко. А ты — и тех, и этих люби, не сдавайся. Помоги им и тогда, когда станут кричать на тебя, от помощи отказываться, смеяться над тобой… Не бросай их. Я тебе помог, а ты им помоги.
И ушёл боярин. А душа осталась в палате — очарованная, влюблённая, готовая ради людей — на всё.
ДОБРЫЕ МЫСЛИ
Летели две мысли по широкому синему небу. Крылья могучие, размах богатырский. Своих догоняли. Те — далеко уже на горизонте, еле видно. А эти две задержались больше положенного в буйной головушке доброго молодца. И так он ею мотал, и этак тряс, а они всё воркуют, всё не налюбуются друг дружкой.
Разбежался добрый молодец и — головой об стену. Тогда только вылетели они, заторопились. Лежит добрый молодец на земле, видит, как мысли его по небу летят, ничего не понимает. Улыбается. Счастливый. А у тех одна цель — своих догнать. И вроде догоняют. Почти. А потом опять отстают..
Вдруг видят они: отбилась одна мысль от стаи клином летящей. Отстала, опустилась на землю и стоит нараскоряку, смеётся. Стала парочка кружить над ней, в компанию свою зазывать. А та в ответ ещё пуще хохочет. Глупая какая–то, — решили мысли и переглянулись.
— Нет, не глупая я! — возмутилась мысль нараскоряку, — я просто добрая беспредельно. Вы почто добра молодца одного оставили, совсем без нас? Он же пропадёт! В общем, вы как хотите, а я к нему возвращаюсь. А то оставили его в чистом поле под стеной аки младенца грудного! Он же лежит там и ничегошеньки не понимает, и подсказать некому. Нас–то рядом нет никого.
Застыдились мысли самих себя. Полетели обратно втроём. Смотрит добрый молодец на синее небо, ресницами длинными хлопает, видит: мысли к нему возвращаются, да не две, а целых три уже! С прибытком! Когда успели?
Начали мысли над молодцем кружить, словил он их шапкой–ушанкой, надел её набекрень по–молодецки на буйну голову, поправил и с мыслями набекрень так и отправился восвояси свои искать.
Нашел, наверное, потому что назад уже не возвращался. Видно мысли с головой окончательно сдружились. Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец!
ЛАСКОВЫЙ ЗВЕРЬ
А скажи нам, ласковый зверь, ты — нежный?
И снова кажется, что зверёк так мягко смотрит в ответ, так медленно выгибает мохнатую спинку и трепетно виляет хвостиком, что никаких сомнений быть не может: нежен. Очень нежен.
Мышам он всегда позволял бегать по нему и кувыркаться, играя в догоняшки. Вороны, сойки и прочие крылатые — вили на нем гнёзда без спроса. А удав, изголодавшись, в любой удобный для себя момент мог его спокойно, не торопясь, проглатывать целиком. Конечно, потом отрыгивал, а то где же он второе такое сокровище после сыщет?
