Т Габбе - По дорогам сказки
Вдруг чьи-то руки обвились вокруг его шеи и горячие слезы закапали прямо ему на лысину. Король Мушамиель вскочил в испуге. Перед ним стояла прекрасная Алели.
– Что это значит? – сказал король, удивленный таким преувеличенным выражением любви. – Поцелуи и слезы? Ах, дочь своей матери! Ты, верно, хочешь, чтобы я исполнил какое-нибудь твое желание?
– Нет, дорогой отец. Перед вами покорная дочь, которая только и думает о том, чтобы исполнить ваше желание. Вы хотели выдать меня замуж – я готова доставить вам это удовольствие.
– Ну, слава богу, наконец капризы кончены! За кого же мы выходим, а? За принца Кава?.. Нет? Ну, так за графа Капри?.. Тоже нет? За маркиза Сорренто?.. Как, опять нет? Кто же это такой?
– Я не знаю, дорогой отец.
– Не знаешь? Но ты, по крайней мере, хоть видела его?
– Да, только что. На площади перед дворцом.
– И он с тобою говорил?
– Нет, почти не говорил. Да и к чему слова, когда сердца и так слышат друг друга!
Мушамиель поморщился, почесал за ухом и пристально поглядел на дочь:
– Но, во всяком случае, это принц?
– Ах, я не знаю… Да и какое это имеет значение!
– Очень большое. Ты ничего не смыслишь в политике, дочь моя. Разумеется, ты можешь совершенно свободно, так сказать по своему вкусу, выбрать себе подходящего мужа, а мне – подходящего зятя. Как король и как отец, я совсем не хочу стеснять твою волю… если она совпадает с моей. В противном же случае напоминаю тебе, что я прежде всего обязан заботиться о чести династии и о благе моих подданных, и поэтому я требую, чтобы поступали так, как угодно мне. Ну-с, что же за птица этот твой избранник, которого ты едва видела, с которым почти не разговаривала, но которого ты обожаешь?
– Не знаю, – сказала Алели.
– Вот это замечательно! – воскликнул Мушамиель. – И для того, чтобы болтать весь этот вздор, ты отнимаешь у меня время, принадлежащее моему народу. Эй, камергеры! Позвать сюда фрейлин! Пусть они проводят принцессу в ее покои. Ей нездоровится.
Услышав слова отца, Алели залилась слезами и упала к его ногам. В это время дверь открылась и две придворные дамы вошли в королевские покои, покатываясь со смеху.
– Опомнитесь, сударыни! Перед вами король! – закричал Мушамиель, возмущенный таким грубым нарушением придворных правил.
Но чем громче кричал на них король, тем громче хохотали фрейлины, совершенно не заботясь о придворном этикете.
– Эй, стража, – закричал король вне себя от гнева, – схватить этих грубиянок и отрубить им головы! Будут знать, как смеяться над своим королем!
– Ваше величество! – воскликнула Алели, всплеснув руками. – Вспомните, что вы прославили свое царствование, запретив смертную казнь без суда.
– Ах да, – сказал Мушамиель, – ты совершенно права, дочь моя. Нельзя нарушать законы. Но если нельзя казнить без суда, то пусть их секут без суда до тех пор, пока они не умрут естественной смертью.
– Пощадите их, отец! Умоляю вас!
– Ну хорошо, хорошо! – сказал добрый Мушамиель. – Пусть только они перестанут смеяться и не попадаются мне больше на глаза… Уведите этих дур – я их прощаю. Запереть их в келью. Пусть они там издохнут от тишины и скуки… И довольно об этом.
– Отец!.. – зарыдала Алели.
– Ваше величество! – закричали в один голос фрейлины, падая на колени. – Ваше величество, смилуйтесь! Мы не смеемся больше.
И в самом деле, они больше не смеялись, потому что рты у них от непрерывного смеха уже растянулись до самых ушей, как пожелал Зербино.
– Помилуйте, ваше величество! Это не мы смеялись над вами – это над нами насмеялся злой человек. Он околдовал нас.
– Колдун в моем государстве? – сказал король, покачав головой. – Это невозможно. Их нет, потому что я в них не верю.
– Однако, ваше величество, – заметила одна из дам, – что бы вы сказали, если бы увидели человека, который гарцует верхом на обыкновенной вязанке дров, и эта вязанка скачет рысью и выделывает курбеты, как хорошо объезженная лошадь?
– В самом деле? – удивился король.– Да, это похоже на колдовство. Стража! Я приказываю немедленно отыскать этого человека и его вязанку, посадить человека на вязанку и сжечь вязанку вместе с человеком посреди дворцовой площади. Все!.. Ну, теперь, надеюсь, мне дадут отдохнуть.
– Сжечь моего возлюбленного! – закричала принцесса. – Государь, этот благородный юноша – мой избранник, моя любовь, моя жизнь… Если тронут хоть один волосок на его голове – я умру!
– У меня в доме сущий ад! – сказал бедный Мушамиель. – Какой смысл быть королем, если в собственном вашем дворце вам не дают спокойно вздремнуть часок? Впрочем, я ведь могу избавиться от всех этих хлопот. Позвать сюда Мистигриса! Для чего я держу министра, если не для того, чтобы он говорил мне, о чем я думаю, и знал, чего я хочу и чего не хочу!
6
Вскоре доложили о приходе господина Мистигриса. Это был маленький человечек, толстый, коротенький, круглый, пузатый. Он не ходил, а катался, как шар. Рысьи глазки, посматривающие разом во все стороны, низкий лоб, утиный нос, толстые щеки и тройной подбородок – вот вам портрет знаменитого министра, который правил Салерно от имени короля Мушамиеля.
Он вошел, кланяясь и охорашиваясь, отдуваясь и улыбаясь, с видом человека, весело несущего бремя власти и забот.
– Наконец-то!.. – сказал король. – У меня в королевстве происходит черт знает что, и я, король, узнаю об этом последний!
– Все в полном порядке, – спокойно отвечал Мистигрис. – У меня в руках донесения королевской полиции. Мир и счастье, как всегда, царят в нашем государстве.
И, развернув длинный свиток, он прочел:
– «Салернская гавань. Все спокойно. В таможне украдено не больше обычного. Три ссоры между матросами. Шесть ударов ножом. Пятеро отправлены в госпиталь. Один скончался. Происшествий нет… Верхний город. Налог удвоен. Благосостояние и нравственность возрастают. Две женщины умерли голодной смертью. Трое мужей избили своих жен. Десять жен избили своих мужей. Тридцать краж. Два убийства. Три отравления. Происшествий нет».
– И это все, что вы знаете? – рассердился Мушамиель. – Стало быть, я, который вовсе и не обязан знать, что происходит в государстве, осведомлен гораздо лучше вашего. Мне, например, известно, что не далее как сегодня какой-то бездельник проехал по дворцовой площади верхом на вязанке дров и одним взглядом так очаровал мою дочь, что она хочет выйти за него замуж.
– Ваше величество, – ответил Мистигрис, не моргнув глазом, – разумеется, я знаю об этом – министр знает все! – но я не смел беспокоить ваше величество такими пустяками. Этого человека повесят – и дело с концом!
– Ах, так вы знаете, где он, этот негодяй?
– Конечно, ваше величество, – ответил Мистигрис. – Министр все видит и все слышит…
– Прекрасно, – сказал король. – Но, если через четверть часа этот плут не будет здесь, вы сдадите дела министерства людям, которые не только все видят и слышат, но и действуют. Ступайте!
Мистигрис, приятно улыбаясь, вышел из покоев короля. Но чуть только дверь за ним закрылась, он весь побагровел, словно от удушья, и, чтобы не упасть, вынужден был опереться на первую дружескую руку, которая ему подвернулась. Это была рука городского префекта, который по счастливой случайности оказался в королевской приемной.
Мистигрис прошел два шага, потом схватил префекта за ворот и сказал, отчеканивая каждое слово:
– Синьор, если через десять минут вы не приведете ко мне человека, разъезжающего по Салерно верхом на вязанке дров, я вас уничтожу. Слышите? У-ни-что-жу! Ступайте!
Ошеломленный этой угрозой, префект побежал к начальнику полиции:
– Где человек, разъезжающий верхом на вязанке дров?
– На вязанке дров? – удивился тот.
– Попрошу не рассуждать! – закричал префект.– Я этого не потерплю. Вы не знаете своих обязанностей. Если через пять минут этот мошенник не будет здесь, я вас выгоню. Слышите? Вы-го-ню! Ступайте!
Начальник полиции побежал к дежурным полицейским, которые охраняли общественное спокойствие, играя в кости.
– Бездельники! – закричал он. – Если через три минуты вы не приведете ко мне человека, который разъезжает по Салерно верхом на вязанке дров, я прикажу избить вас до полусмерти. Слышите? До по-лу-смер-ти! Бегом – и ни слова!
Полицейские, ругаясь на чем свет стоит, выбежали на улицу. А Мистигрис, вполне уверенный в чудодейственной силе своего приказа, сложил губы в приятную улыбку и опять отправился к королю, слегка прихорашиваясь и бодро отдуваясь, как человек, легко и весело несущий бремя государственных забот.
7
Министр шепнул на ухо два слова своему повелителю, и лицо доброго короля просияло. Итак, все устраивается как нельзя лучше! Колдуна сожгут, и это маленькое происшествие, без сомнения, прославит царствование кроткого Мушамиеля Девятого и навсегда останется для благодарного потомства доказательством его милосердия и мудрости.
