Девочка-медведь - Андерсон Софи
Её крыша снова выпускает ползучие лозы, те обвиваются вокруг ствола Липового дерева и бережно опускают его на землю.
— Здесь, — надтреснутым голосом говорит дерево, — хочу расти здесь.
Ползучие лозы размещают дерево на краю нашего сада, между упавшими стволами сосен.
— Ты будешь расти здесь? — не веря своим глазам, спрашиваю я. — А я думала, ты хочешь поглубже в лес.
— Здесь мне самое место.
Едва коснувшись земли, корни удлиняются, утолщаются и широко расползаются, попутно закапываясь глубоко в землю. Ветви устремляются в небо, на них слетаются снегири и превращаются в блестящие зелёные листочки.
Стволы погоревших деревьев вокруг Липового дерева вспыхивают сиянием, с них сами собой спадают копоть и обугленная кора, открывая крепкую здоровую поверхность. Ветви одеваются листвой. Мне в ноздри вплывают волны смолистого духа. Птицы поют, мелкая лесная живность выкапывается из засыпанной пеплом земли. Я поднимаю взгляд и чувствую, как лес бурлит радостью.
Липовое дерево пульсирует и с каждым вдохом вырастает всё выше.
— Мне здесь нравится, — выдыхает оно удовлетворённо.
— Янка! — Мамочка бежит к нам, но при виде избушки на курьих ножках останавливается как вкопанная. Я жду, что она побледнеет, упадёт в обморок или разразится тысячей вопросов. Но Мамочка сгребает меня в объятия, и моё сердце заходится от любви.
Из дверей избушки появляется Валентина и приветственно машет нам. Мамочка машет ей в ответ.
— Ещё раз спасибо, что привезла Сашу домой.
— Завсегда пожалуйста, — Валентина сверкает мне улыбкой, — рада за тебя, Янка, что ты тоже домой вернулась.
Валентина переводит взгляд на крышу избушки и упирает руки в боки.
— А теперь, изба, пора и честь знать, готовиться к очередным проводам будем.
Избушка поникает свесами крыши, выпускает из трубы облачко недовольного чёрного дыма, но всё же кивает.
— Идём, Елена, нам пора, — зовёт Валентина.
Елена по очереди обнимает Сашу и Юрия, потом направляется ко мне, шаря в кармане своего фартука. Протягивает мне руку, и на её ладони блестит наконечник стрелы моей родной матери.
— Вот, Мышеловчик на крыльце оставил. Должно быть, нашёл его после битвы со Змеем и принёс назад.
— Так оставь его себе, — улыбаюсь я.
— Не могу, он же от твоей родной мамы, — качает головой Елена.
— Но я хочу, чтобы он был у тебя, — я легонько вдавливаю наконечник в ладошку Елены, — в память о наших приключениях.
— Можно подумать, без него я бы их забыла, — смеётся Елена.
— Всё равно он твой. — Я отрываю пальцы от льдистой поверхности наконечника. — Он из моего прошлого, а сейчас все мои мысли о будущем.
Елена ещё раз обнимает меня.
— Приходи к нам. Как захочешь, так сразу и приходи. Я сохраню наконечник стрелы, чтобы ты могла забрать его, если передумаешь.
— Спасибо, — говорю я, — спасибо вам за всё. И тебе, избушка, спасибо! — Я улыбаюсь, глядя на крышу избушки, а Елена тем временем поднимается по ступенькам. В этот миг одна из балясин выходит из своего паза и, потянувшись ко мне, осыпает меня искрящимися белоснежными цветками. Один цветок падает мне прямо в ладони. А избушка расправляет длинные курьи ножки и шагает прочь. И через мгновение, унося на борту Валентину и Елену, скрывается за высокими лиственницами.
Я вдруг замечаю алый всполох на блестящей молодыми листочками ветке.
— Янка! — зовёт снегирь. — Вернись в лес!
Мышеловчик взвивается над моим воротником, целясь в снегиря, но тот успевает вспорхнуть, и в тот же миг с неба бесшумно слетает Блакистон и хватает Мышеловчика в свои когти.
Мышеловчик изворачивается, вскакивает на спину филину, и они победно летят между деревьями, вопя что-то насчёт налима. В отдалении над кронами деревьев вприпрыжку поспешает избушка на курьих ножках, держа путь на север, в самую дремучую часть леса.
— Идёмте, — Мамочка берёт нас с Сашей под руки и ведёт к дому, — пора вам подкрепить силы горячим питьём.
Мы идём к дому, слышим стук в окно. Я расплываюсь в улыбке, увидев через него Анатолия. Он сейчас в обличье человека, борода в саже, в глазах весёлые искорки.
— Кому сбитня? — Анатолий подмигивает, показывая в окно мою любимую жёлтую кружку.
— Кто это? — тут же интересуется Юрий. — Он из нашего стада?
— Это Анатолий, — с улыбкой уверяю я лося, — и да, он в нашем стаде, хотя ему не всегда достаёт смелости признать это.
Юрий озадаченно смотрит на меня.
— Не все родились такими отважными, как ты, — я ерошу бархатисто-плюшевую шею Юрия, — нужно немало смелости, чтобы признать, что ты нуждаешься в стаде.
Я блаженно расслабляюсь, снова ощутив уютное тепло и ароматы родного дома. Потом мы все сидим у очага, попиваем сбитень и по очереди рассказываем истории — в одних больше правды, в других — вымысла.
Анатолий с Мамочкой сидят рядышком с широкими улыбками и блеском в глазах. И хотя Анатолий, смеясь, всякий раз заливается румянцем, он уже отваживается взглянуть то на Мамочку, то на меня.
Я вижу, как в его сияющих глазах проглядывает медведь, и гадаю, надолго ли он на сей раз останется. Но теперь-то я знаю, что нас связывают крепкие узы и даже если он уйдёт, то потом обязательно вернётся.
День ещё только начинается, а мы дружно зеваем от усталости. Я провожаю Сашу и у порога останавливаюсь попрощаться.
— Ну что, забегу завтра?
Я улыбаюсь и киваю.
— Ага, можем сходить в деревню, поможем завалы разобрать, вдруг что уцелело в пожаре?
— Хорошее дело. — Саша машет мне на прощание, бежит через сад к своему дому, останавливается у навеса погладить собак Анатолия, а потом у Липового дерева, под которым в теньке расположился на отдых Юрий, оглядывается на меня. — А что, Янка, в лесу ты, надеюсь, разобралась, кто ты есть?
— Я — Янка-Медведь, как была ею, так и остаюсь. — Я с улыбкой смотрю на свои ноги.
— Да я б тебе это ещё тогда сказал! — смеётся Саша, машет на прощание и убегает.
Я медлю на пороге, чтобы ещё чуть-чуть побыть вблизи леса. Деревья шелестят листвой, ветер шепчет свои секреты. Я поворачиваюсь на эти звуки и гадаю, какие ещё тайны моего прошлого хранит лес. Он так манит меня, что сердце пускается вскачь, а ступни нетерпеливо зудят. Но я беру себя в руки и захожу в дом. Прошлое прошлым, а мне сейчас куда интереснее истории о моём будущем. А его — не без некоторой помощи моих родных и друзей — я могу выбрать себе сама.

Эпилог
Я не спеша взбираюсь по склону Синь-горы. Летнее солнце стоит высоко в небе, нагретые зноем скалы источают тепло, воздух трепещет жизнью, напоённый жужжанием насекомых и ароматами цветочной пыльцы. Мои медвежьи ступни улавливают вибрации земли — как колышутся под лёгким ветерком травы, как прыгают сверчки, как кролики шустро роют норки в рыхлой земле.
Дорога к горе ведёт через лес, и Мамочка с Анатолием увязались сопровождать меня. Правда, в гору они за мной не пошли, а поджидают внизу, наслаждаясь пикником на берегу речки.
Мамочка разрешила мне в одиночку подняться к медвежьей пещере. Теперь она уже меньше тревожится за меня. Она знает, что если я иду в лес, то непременно вернусь домой.
Бабушку я застаю возле пещеры — она развалилась на плоском скальном уступе, греясь на солнышке и лениво щурясь на яркий свет. Солнечные блики играют в её густой бурой шерсти, внизу бескрайним морем расстилается лес, переливаясь всеми оттенками зелёного. Огнепылкий вулкан в отдалении изумрудно сверкает молодой зеленью, над вершиной неспешно плывут белые пушистые облака.
Бабушка приветствует меня протяжным умиротворённым урчанием. Я опускаюсь рядом, всей спиной приваливаюсь к её согретой солнцем шерсти, и махина её огромного тела изгибается, принимая меня в объятия.
— Как славно, что ты вернулась домой, — воркует бабушка, — я скучала по тебе.