О'Санчес - Я Кирпич
— Чую, о Великий. Вон там! — Букач повела хоботком и голенастой лапой, уродливо похожей на человеческую ногу, в сторону Серафимовского кладбища. Как ты добр, о Великий! Напитал меня!
— На доброе здоровье. Теперь далее. Мне сейчас не до охоты на ведьм… и на прочие… нечистые существа, дорогая Букач. Я сейчас попробую вернуть себе невидимость против чужих, но так, чтобы для тебя я был зрим, но чтобы ты могла оценить — видим или невидим я для посторонних. Понятно?
— Да, о Великий!
— Вот… я пожелал. Что скажешь?
— Все, что пожелаешь, о Великий!
— М-да. С Дэви-то попроще общаться на интеллектуальные темы… И намного проще.
— Не гневайся, о Великий!
— Я не гневаюсь. Накинул ли я на себя невидимость для постороннего взгляда?
— Да, о Великий.
— Тебе меня видно?
— Да, о Великий.
— А людям?
— Людишкам — не видно, о Великий!
— А нечисти? Для нечисти я видим, или нет?
Букач, по-прежнему стоя у меня на предплечье, вывернула на балетный манер уродливые лапки-ступни и осторожно, в половину своего скрежещущего голоса, отрапортовала:
— Низкая нечисть не сможет тебя увидеть, никак не сможет, о Великий, доколе ты сам того не повелишь, вслух или думою.
— Хорошо. Если низкая нечисть существует, логично предположить наличие высокой? А для высокой нечисти я видим?
— Не ведаю, о Великий! Не по росту мне знать. Как сам повелишь.
— Ладно. Для мар я невидим? И если да — то для всех, или есть более высокие?
— Мара — дрянь, о Великий! Слабая и невкусная оказалась! Им только людишек жрать, да и то не во всякую пору! Не ровня они высоким.
— А-а, только людишек… Вот ведь мы какие слабые невысоклики… ну-ну…
— Не гнева…
— Молчать. Я не гневаюсь. Полезай в планшет — и ушки топориком! Иначе говоря: будь внимательна, пойдем дальше гулять.
Уверен, что где-нибудь впереди, в непонятном будущем, настанут времена, послушные воле прогресса, когда мою цифровую сожительницу Дэви можно будет запросто уместить в мобильный телефон, или, хотя бы, в планшет, чтобы уж ни на миг нам с нею не разлучаться, и вот тогда я буду полностью духовно укомплектован: в одно ухо мне будет скрежетать малограмотная демоница по имени Букач, а в другое завывать механическим голосом, в основном на сексуальные темы, виртуально-компьютерная маньячка по имени Дэви. То-то будет счастье до конца дней моих! Да-да-да, если бы я был сценарист или кинорежиссер, то я бы специализировался исключительно по чернушным ужастикам — и вырос бы в корифеи, сие очевидно! Впрочем, обе ведь не виноваты, что они обе — скорее вериги, нежели конфеты для меня, девчонки хотят как лучше… а для этого — им хочется быть как можно ближе к предмету своего обожания, то есть — ко мне!
До конца дней? — Потерпим, вполне возможно, что это недолго.
И я пошел дальше, время от времени испытывая соблазн свернуть налево и дойти до синих огоньков на Серафимовском кладбище… Кстати сказать, там я никогда, ни единого разу не бывал за всю свою жизнь, но вдруг… сейчас… этой ночью — сердце мое, память моя — охвачены если не де жа вю, то его дуновением: словно уже все это было со мною: кладбище, ночь, синие огни, состоящие из непонятной и зловещей, но такой притягательной силы… назовем ее маной… И все-таки я не поддаюсь опасному искушению, а шагаю дальше, энергично, решительно… сам не зная куда… Не на Елагин ли остров?
Нет больше белых ночей, закончились до будущего года, а сейчас вокруг меня короткая летняя, но реальная тьма, пусть и не полноценная, прерываемая светом автомобильных фар и уличных фонарей… И никак не заглянуть мне в ночное небо, дабы отвлечься от кладбищенских свечений, в просветы между тучами, на звезды и луну — потому что фонари не в тему надрывают мрак.
«Хоть бы он выключился, который надо мной» — подумал я, и в фонарь послушно погас. И, немного погодя, вновь засветился, стоило мне лишь подумать почётче, выговорить про себя пожелание, как бы произнести его мысленно: «хочу, чтобы выключенный по моему желанию фонарь опять включился». И он включился, и опять выключился, согласно моей самодурной воле, не подкрепленной ничем реальным, кроме пустого любопытства.
Минуты две, не менее того, стоял я, задрав голову перед фонарем, выключая и включая свет прорезавшимся во мне волшебством, но — дзунк! — лампа издала характерный звук… как бы это сказать… звук перегорания, и погасла, и перестала слушаться моих повелений.
— О Великий! — это скрипнула Букач из планшетной сумки. — Сюда мара спешит, да прелютая, сильнее других!
— Во как! Ты же сказала, что я невидим для них? А, Букач?.. Я не гневаюсь! Отвечай по делу.
— Не… — Букач запнулась, чего я никак о нее не ожидал, но сумела на ходу перестроиться, выполнила мое раздраженное желание насчет «не гневайся»… — не ведаю, о Великий, как оно так. Ты невидим.
— Ок, вылезай из сумки, сиди на плече, вместе будем разбираться в противоречиях колдовского быта!
Я огляделся, благо это было нетрудно для новых моих способностей — и р-р-резко удивился: мара выглядела точь в точь, как пьяная женщина! Она шла слева мне навстречу по обочине Торфяной дороги, куда я почему-то решил свернуть… Торфяная дорога — это просто название городской улицы, впервые о существовании которой я узнал, еще будучи дауном-подмастерье в узбекской команде, и запомнил сей факт исключительно потому, что не знал смысла слова «торфяная», и никто из знакомых, даже сам бригадир Тахир, не в силах был объяснить его…
Она шла, пошатываясь, и пыталась издавать какие-то человеческие звуки, типа обиженного мычания… надо же!.. вдобавок, с человеческой матерщиной, если я правильно разобрал эти вскрикивания… Да, но аура!.. Блин, аура где!? Неужто идущая мне навстречу тварь настолько сильна, что сумела скрыть характерное для нечисти свеченьице… Ах, вот оно что! Вон она где, слышишь, Букач! Это просто пьяная старая алкашиха, всего лишь, а мара — вон она где, наперерез плывет!
— Как ты велик, о Великий!..
В другой раз я бы, наверное, не удержался и влепил шелобан моей альтернативно одаренной Букач, не за иронию, разумеется, а за тавтологию при озвучивании титулов моих и свойств моих… Но… Да, подоспевшая мара испускала из себя гораздо более густое свечение в сравнении с предшественницей… тусклое, синюшное, мерзкое… В этот момент я почти поравнялся с пьяною теткой и понял отчетливо: во первых, ни для нее, ни для мары я не видим, и во-вторых, мара охотится не за мною, а за теткой, и сейчас ее… съест, или что она там собирается с нею сделать… короче говоря — вот-вот настигнет. И еще я заметил!.. Мара-то не одна припожаловала: по бокам и сзади за нею тянулся шлейф из каких-то мелких, понятно, что «нечистых» существ, каждое со своим источником голубоватого мерзкого свечения…
Я хотел, было, спросить у Букач насчет этих тварей, но уже некогда было, мара вот-вот…
— Прочь, сволочь! — я заорал что было сил и даже подпрыгнул на месте, как бы швыряя в эту мару комком принадлежащей мне силы. Махнул я левой рукой, потому что побоялся за тетку: если бы с правой — она бы оказалось на траектории «швырка», между марой и мною — хрен его знает, как на нее, на человека, моя магия подействует.
Наверное, следовало колдовать как-то иначе, более умело и конкретно — из левой руки моей вырвалось не то пламя, не то молния, темно-багровая такая, толщиной со змею, и эта молния словно бы взорвалась, столкнувшись с марой! Взорвалась и соответственно исчезла, а мара лопнула, разлетелась на туманные клубки и брызги синеватого такого отлива-отблеска. Несколько этих клубков-ошметков угодили в меня, я даже испугаться и побрезговать не успел: по ощущениям — словно бы бодрящие капельки дождя или душа во время жары.
— Не опасны, Букач?
Против обыкновения, Букач не стала тупить и поняла обе части моего вопроса, озвученную и невысказанную.
— Это мана, о Великий! Мана вку-у-сная!
— Угу. Ты же вот только что уверяла, что у мар — невкусная? Стало быть, жрешь и такую? Хочешь поживиться?
— Да, о Великий!
— Ну, так вперед, а то она растает, а я пока с теткой покоммуницирую… В смысле, попытаюсь с нею пообщаться.
Букач, сидящая у меня на плече, возле правого уха, почтительно дождалась (жадно подергивая хоботком), пока я закончу фразу и — скок! — стремительно ринулась туда, в голубоватое облачко-труху, оставшееся после взорванной мары. Писка от нее почти не слышно, однако он есть… Внешность у нее жуткая, у Букач моей: то ли мутант комариный, то ли зубастая пиявка на лилипутских ногах, но не птица и не комар, это точно… Кошмарик, а не комарик. Хорошо хоть — не крыса, крысу, памятуя о недавнем, я бы уже не потерпел.
А тетка словно бы ждала встречи со мною, типа, отмерила себе каким-то сверхъестественным наитием расстояние до межевого столба, одушевленного и невидимого, дошла до него — и плюх! Единственная лужа в радиусе метров на двести — и тетка уселась точно туда… Прямо таки марсоход Курьёзити.