Александр Костинский - Невидимое дерево
— Я всё понял. Вы смастерили механического робота. Сперва сделали металлический каркас, затем всунули в середину мотор, а потом уже всё облепили ватой. Должен вам сказать, что это очень примитивная работа, ничего в вашем снеговике чудесного нет. Сейчас я вашу подделку раскрою. Вы — обманщик!
Леопольд быстро подбежал к снеговику и с силой толкнул беднягу в белое мягкое плечо.
— Не делайте этого! Остановитесь! — попытался Кузьма Кузьмич задержать Агрегатова. Но было поздно… Снеговик от толчка упал и рассыпался на хрупкие искрящиеся куски снега.
— Что вы натворили?! — ужаснулся Кузьма Кузьмич.
Агрегатов тоже никак не ожидал, что всё так обернётся.
— Я… Я ведь думал, что это железный робот, — растерянно пробормотал Леопольд.
— Сами вы — робот. Сердца у вас нету, — сокрушённо схватился за голову Кузьма Кузьмич. — Тут, без сомнения, крылась какая-то тайна и, быть может, очень важная, а вы… Да за такие дела под суд надо отдавать.
Слово «суд» на Агрегатова подействовало. Закон и милицию Агрегатов уважал. А вдруг снеговик в самом деле какой-то музейный экспонат, тогда ему, Леопольду Агрегатову, может попасть.
— Нечего вам меня судом пугать. А чучело ваше я, так и быть, снова вылеплю, — попытался он успокоить Кузьму Кузьмича, но тут же добавил: — Только учтите, если он не заговорит, вам всё равно придётся моё заявление подписывать. Вы мне о каком-то волшебном, говорящем снеговике рассказывали, а этот — обыкновенное чучело.
Агрегатов нагнулся и стал неловко сгребать снег, лепить снеговика.
Кузьма Кузьмич, не мешкая, присоединился к Агрегатову, стараясь как можно быстрее отыскать в снегу глаза-угольки, пуговицу-рот и нос-морковку. Без них снеговик вряд ли бы ожил и заговорил. Кузьма Кузьмич знал это наверняка.
Неоновая вывеска-реклама магазина была достаточно яркой, поэтому уже через несколько минут Кузьма Кузьмич отыскал и угольки, и морковку, и пуговицу. Агрегатов тоже закончил работу. Кузьма Кузьмич укрепил на положенном месте нос, глаза и рот, и снеговик был готов.
— Уф-ф-ф, — облегчённо вздохнул Кузьма Кузьмич и вытер со лба пот.
— А вы говорили «суд, суд», — обрадовался, что ему теперь ничто не угрожает, Агрегатов и сразу же вытащил из кармана заявление, — ну вот, а теперь подписывайте. Снеговик ваш молчит, молчал и будет молчать. Потому что, во-первых, говорящих снеговиков не бывает и, во-вторых, всё вы выдумали. Я это сразу понял. А то, что он ходил, так это, наверное, был обман зрения. Метель всё-таки. Видите — сейчас он не двигается. Значит, я прав.
Агрегатов ещё долго рассуждал бы и тыкал Кузьме Кузьмичу своё заявление, но вдруг произошло то, чего он никак не ожидал.
Агрегатов удивился настолько, что позабыл даже о холодном ветре, который по-прежнему, свистел и пронизывал насквозь. Наоборот — Леопольда Агрегатова бросило в жар, он даже машинально расстегнул воротник своего чёрного зимнего пальто.
А случилось то, что снеговик моргнул чёрными, угольными глазами, сделал шаг в его, Леопольда, сторону и… заговорил!
Снеговик говорил сердито и гневно, размахивал круглыми белыми руками, обращаясь к Агрегатову на каком-то абсолютно непонятном тарабарском языке:
— Вы — лухиган! Вы чемупо редётесь?
Единственное, что Агрегатов понял из всего сказанного, — это то, что он какой-то «лухиган».
— Я, — пробормотал Леопольд, — оказывается, «лухиган». «Лухиган», — повторил он ещё раз и вдруг почувствовал страшную усталость. От всего пережитого у него, привыкшего к спокойной, размеренной жизни, закружилась голова, ноги подогнулись, и он стал медленно опускаться на сугроб.
Секунду-другую Леопольд сидел в сугробе и молчал, а потом тихо и растерянно спросил:
— Объясните мне кто-нибудь, что со мной случилось? Может быть, это всё сон, а если это правда, то почему этот снеговик говорит на каком-то непонятном иностранном языке?.. А-а-а… Наверное, он — шпион. Я как-то в трамвае от одной гражданки слышал: шпионы кем угодно прикинуться могут. Этот шпион снеговиком прикинулся. Иначе, как это всё объяснить? Как?
При слове «шпион» снеговик рассердился ещё больше, и Кузьма Кузьмич испугался, что от гнева тот снова рассыплется.
— Маси вы пшион! — затопал ногами на Агрегатова снеговик. — Лухиган и пшион!
Хотя со стороны всё это выглядело забавным и смешным, но Кузьма Кузьмич, как и Агрегатов, не понимал ни единого слова из того, что говорил снеговик, и решил, что пора вручить обещанный подарок.
— Погодите, — обратился Кузьма Кузьмич к снеговику, — я для вас кое-что принёс. А то вы всё говорите и говорите, а что — непонятно.
Кузьма Кузьмич протянул снеговику принесённое им ведро.
— Сиспабо, — всё ещё сердитым голосом сказал снеговик, нахлобучил ведро на голову и обернулся к витрине, за стеклом которой висело зеркало.
Он крутился перед зеркалом, а Агрегатов по-прежнему бубнил под нос:
— Если это не сон и если этот снеговик не шпион, то кто он тогда такой? Кто? Ни-и-ичего не понимаю.
Чувствовалось, что прежняя непоколебимая уверенность Агрегатова в том, что чудес не бывает, дала трещину.
Наконец снеговик отвернулся от зеркала-витрины.
— Очень хорошая шапка, — поблагодарил он профессора Принцесскина, — большое спасибо. А приятелю своему скажите, — показал он на сидящего в сугробе Леопольда, — что я — не шпион и не сон. Я — самый обыкновенный снеговик. Зовут меня Леденец, а вот он — хулиган.
— Надо же?! — удивился Агрегатов. — Этот снеговик, оказывается, не только по-русски говорить может, но и ругается по-нашему: хулиганом меня назвал.
Агрегатов на секунду умолк, а потом, с силой ударив себя по коленке, заявил:
— Всё равно не верю, что это снеговик обыкновенный. Обыкновенные снеговики ходить и говорить не могут.
— Ну, конечно, я вам об этом с самого начала говорил, — постарался объяснить Кузьма Кузьмич. — Снеговик Леденец — сказочный, волшебный. Я же вам объяснил.
«Сказочный, волшебный. Волшебный, сказочный», — несколько раз повторил Леопольд и задумался. Наконец он поднялся с сугроба, отряхнул с пальто снег, выпрямился и спросил:
— Значит, говорите, сказочный?
— Конечно, — кивнул Кузьма Кузьмич.
— Я не у вас спрашиваю, а у снеговика, — резко и грубо огрызнулся Леопольд, и профессор снова услышал в голосе Агрегатова знакомые неприятные металлические нотки. Чувствовалось, что Леопольд обретает прежнюю уверенность и непоколебимость.
— Так значит, этот так называемый снеговик Леденец сказочный?! — снова спросил Леопольд.
— Сказочный, сказочный, — закивал головой снеговик.
— А если сказочный, — продолжал дальше развивать свою мысль Агрегатов, — значит, выдуманный, придуманный. Потому что сказка — это выдумка и ложь. Следовательно, на самом деле всего этого нет. И я наконец понял, кто вы, Принцесскин, такой. Вы — не профессор, а шарлатан-гипнотизёр. Да, гипнотизёр. А всё, что здесь происходит, вы мне внушили под гипнозом. Но гипноз кончился. Я вас разоблачил.
Агрегатов снова протянул профессору несколько раз сложенный лист бумаги.
— Подписывайте! — приказал он.
— Вы — неисправимый! — рассердился Кузьма Кузьмич. — Не стану я ваше заявление подписывать. А если приставать будете вообще порву, — припугнул Кузьма Кузьмич.
Если бы Кузьма Кузьмич знал, к чему приведёт угроза порвать заявление, он бы наверняка от неё воздержался.
Услыхав, что его драгоценное произведение могут уничтожить, Леопольд отскочил в сторону, спрятал бумагу за пазуху и что есть силы закричал:
— Спасите! Помогите! Грабят!
Пронзительный голос Агрегатова разнёсся по улицам и переулкам. Подхваченный холодным ветром, он влетел в подъезды домов, гулким эхом ударил тревогу.
Агрегатов бегал кругами вокруг Кузьмы Кузьмича и снеговика. Длинные руки Агрегатова мелькали, как мельничные крылья. Было видно, что Леопольд скорее умрёт, чем позволит снеговику и Кузьме Кузьмичу сделать хоть шаг.
— Милиция! На помощь! Грабят! — кричал Леопольд.
— Теперь всё пропало. Всё пропало, — расстроился снеговик. — Я не смогу найти брата. Меня отведут в милицию, и я растаю. Всё пропало.
— Ничего не пропало, — перебил его всхлипывания Кузьма Кузьмич. — Лучше объясните толком, кого вы должны найти. Говорите же!
— Говорите, говорите, — не унимался Агрегатов. — Я всю шайку поймаю и всех в милицию отведу. А Принцесскина — гипнотизёра проклятого — сразу в тюрьму. Таким, как он, место только в тюрьме.
— Он всех поймает, — всхлипнул Леденец. — И брата, которого я должен обязательно разыскать, поймает. А брат этот нервный, ему волноваться нельзя. Так мне сказали.
— Никого он не поймает, — строго сказал Кузьма Кузьмич, — говорите фамилию брата.
