Александр Костинский - Невидимое дерево
— Это подушка, — сказал дядюшка, — грязнуля перевернул её на другую сторону.
— Отгадал, — вздохнул Тыкто, — загадывай ты.
— Где спит Дождь? — спросил дядюшка Свирид.
— Там, где тепло, темно и сыро, — не задумываясь ответил Тыкто.
— Разве есть такое место, чтобы было и темно, и тепло, и сыро? — не поверил дядюшка Свирид.
— Конечно — это чайник.
— Чайник?! — подскочил от неожиданности дядюшка. Как же он сразу не догадался?! Ведь под скамейкой всегда была лужица воды. Да и в бочке тоже было тепло и сыро. Как он раньше не догадался? Темно! Тепло! Сыро!
Дождь
Дядюшка бегом кинулся на кухню. Там на столе стоял большой белый чайник. Дядюшка Свирид снял с чайника крышку и… увидел на дне… Дождь. Дождь спал.
— Дождь, — прошептал дядюшка, — проснись.
Но лентяй не просыпался.
— Дождь! — крикнул изо всех сил дядюшка Свирид.
Но тот и не думал просыпаться.
— Обожди, — сказал Тыкто, — я его сейчас разбужу. Я сейчас ему придумаю сон.
Тыкто опустился на носик чайника и что-то прошептал.
Через две минуты из носика вылетело небольшое белое облачко. Это был Дождь. Он дрожал от страха и заикался:
— К-к-какой ужасный ко-ко-кошмар?! К-к-какой ко-ко-кошмарный ужас. М-м-мне при-при-при…
— Приснилась, — подсказал дядюшка Свирид.
— Д-д-д-да. Им-м-менно. Но что?! Мне приснилась ж-ж-жаркая, — снова начал заикаться от страха Дождь.
— Жаркая плита, — хихикнул Тыкто, выглядывая из-за дядюшкиного плеча.
— А ты кто? — удивился Дождь. — И откуда знаешь, ч-ч-что мне п-п-приснилось?
— Поэтому и знает, — отвечал за Тыкто дядюшка Свирид. — А вот ты мне лучше ответь, не стыдно тебе так долго спать? Ну и бездельник же ты!!! Сколько цветов из-за твоей лени увяло, сколько травы засохло?!
— Не кричите на меня, — обиделся Дождь. — Подумаешь, денёк-другой и поспать нельзя.
— Денёк! — всплеснул дядюшка Свирид руками. — Да ты, лежебока несчастный, больше месяца уже дрыхнешь.
— Сколько?! — удивился Дождь.
— Да-да, больше месяца, — повторил дядюшка.
— Соня, — показал Тыкто язык.
Но Дождь не обращал внимания на проделки Тыкто. Он тихо шептал:
— Ой-о-ой! Что же я наделал? Что же я наделал? Целый месяц. Это ведь, наверное, и фонтаны уже не звенят. Ой-о-ой…
— Ладно, — остановил его жалобные стенания дядюшка, — у тебя ещё есть возможность исправиться. Только смотри не ленись.
— Да что вы! — радостно воскликнул Дождь. — Увидите! Я не подведу!
И Дождь стремглав вылетел через открытое окно на улицу.
Тыкто выполняет обещание
Дождь-облако вылетел через окно, и вскоре первые тяжёлые капли упали на землю. А через несколько минут над ночным городом зашумели, зазвенели, запели дождевые струи.
Из домов на улицу выбежали проснувшиеся горожане. Взрослые мужчины и женщины бегали без зонтиков, босиком по лужам и поздравляли друг друга.
— Дождь! — кричали они и подставляли лицо прохладным свежим каплям.
— Эй, куда же ты?! — крикнул Тыкто.
Но дядюшка уже был на улице.
— Я Дождь разбудил, — надулся Тыкто, — а он убежал. Вот не буду ему больше цветные сны придумывать.
Тыкто начал собирать пух и набивать им подушку. Дело это было долгое. Пушинки разлетались по всей комнате. Он так был занят работой, что даже не сразу услыхал тонкий писклявый голос, который доносился из прихожей:
— Эй, дядюшка Свирид, где вы там?!
— Его нет, — крикнул Тыкто. — А что ты хотел?
— Я не Чтоты, — сказал тонкий голос, и в комнату вошёл Выкто.
— Братец! — крикнул Тыкто и полетел обнимать промокшего до нитки Выкто.
После взаимных приветствий, возгласов, объятий и поцелуев Выкто вытащил из кармана часы и сказал:
— Вот отдашь храпелки дядюшке. Если бы не он, не знаю, что бы я и делал. В трубах воды нет. В подвале духота. Так и передай — это вам, дядюшка, от Выкто.
— Передам, — вздохнул Тыкто. — Только я на него обижен. Дождь дождём, а мог бы со мной во что-нибудь поиграть. Не буду я ему больше цветные сны придумывать.
— Перестань, — сказал сердито Выкто. — Дядюшка меня, можно сказать, от высыхания спас, а у тебя игры в голове. Я бы на твоём месте ему знаешь какой сон придумал.
Выкто наклонился к брату и что-то прошептал ему на ухо.
— Да, — улыбнулся Тыкто, — это было бы здорово. Так и сделаю. Честное слово. Обещаю.
Пока Тыкто и Выкто беседовали, дядюшка вместе со всеми бегал по улицам своего родного города и радовался Дождю. Напоённые влагой листья, цветы, травы на глазах оживали. Потоки воды смывали с тротуаров и мостовых пыль. Дождь шёл и шёл…
Кончалась ночь. Вставала заря. Начинался новый день.
Дядюшку Свирида окружили продавец Корнелий, старый дрессировщик Тихон, почтальон и много-много других горожан.
— Смотрите! — кричал Корнелий. — Он приехал, и сразу появился Дождь.
— Слушай, Свирид, а где твой чемодан с бумсиковыми косточками?! — хлопнул дядюшку по плечу старый дрессировщик.
— Не знаю, — смеялся в ответ дядюшка, — наверное, на Барбарисских островах. Ждёт, когда я за ним приеду.
— Так ты не был на этих островах?!
— Был, но совсем-совсем мало, всего полчасика. Я убирал океан.
— Мы так и знали, что ты найдёшь себе какую-нибудь работу, — рассмеялись Корнелий и Тихон.
— Не какую-нибудь, а очень важную.
— Дядюшка Свирид, когда вы нас прокатите на Чиме?! — прыгали вокруг мокрые, как лягушата, малыши.
— Сегодня, — обещала Чима, — вот только споём с дядюшкой нашу песенку и сразу прокатим.
Никогда ещё Совсемрядышком не был таким радостным и счастливым, как в это утро. Город стал ещё красивее, чем прежде. Снова зазвенели фонтаны. Расцвели розы. Налилась зеленью трава. Деревья зашумели листвой. А чистые тротуары и мостовые блестели и сверкали, словно лакированные.
Весь день и весь вечер жители города плясали и пели. В центре праздника был дядюшка Свирид.
Десятка два мальчишек и девчонок залезли на Чиму и на Слона. Дядюшка Свирид и Тихон возили ребятишек. Они катали их до тех пор, пока на небе не появились первые звёзды.
Так окончился этот прекрасный день и наступила светлая лунная ночь.
Усталые, счастливые горожане сладко спали. Спал и дядюшка Свирид. Он лежал на подушке. Глаза его были закрыты, и губы улыбались. Тыкто сдержал обещание. В эту ночь дядюшке Свириду снились оранжевые мосты, голубые переулки и шумящий листвой городской парк, в центре которого росли эти странные бумсиковые деревья. Деревья с далёких Барбарисских островов.